Метро (пьеса)

Гарольд. У меня что-то в ботинке.
Том. Что?
Гарольд. Не знаю.
Том. Что ты сказал?
Гарольд (громче). У меня что-то в ботинке.
Том. Что?
Гарольд. Да говорю тебе, - не знаю!
Том. На что похоже?
Гарольд. На таракана.
Том. Таракана?
Гарольд. Да.
Том. И откуда же он мог там взяться?
Гарольд. Думаешь, не мог?
Том. Мог, раз говоришь.

Гарольд неуютно переминается с ноги на ногу, насколько это позволяют окружающие.

Гарольд. Наверняка заполз ночью, пока я спал. А утром я слишком спешил и не стал, как обычно, вытряхивать ботинки. Только почистил.
Том. А ты их чистил перед тем как надеть или после?
Гарольд. Конечно, после. Сам подумай, если бы я их чистил до, мне бы пришлось засунуть туда руку и наклонить ботинок. Таракан наверняка бы струсил и сбежал.
Том. А почему ты думаешь, что это таракан?
Гарольд. Да они все трусы.
Том. Нет, почему тебе кажется, что у тебя в ботинке именно таракан? Может, это маленькая жемчужная бусинка или хлебная крошка на худой конец.
Гарольд. Так он же шевелится!
Том. Что, правда?
Гарольд. Да.
Том. А как шевелится?
Гарольд. Да, между большим и этим… как его… указательным пальцем. Залез и усами шевелит.
Том. Звучит забавно.
Гарольд. Что забавно?
Том. Ну, звучит.
Гарольд. Не знаю, как это должно звучать, только мне вот ни черта не весело!

Молчание.
Том отпихивает чей-то назойливый локоть, упирающийся ему в бок.

Том. Ну, как он там?
Гарольд. Кто?
Том. Твой пес.
Гарольд. Отвез вчера в лечебницу. Пока новостей никаких.
Том. Понятно.

Молчание.
Том достает платок и вытирает пот со лба.

Том. А сейчас-то куда?
Гарольд. Да некуда ему деться. Задыхается в утренних испарениях моих носков. Там и для моей ноги места еле хватает.
Том. А ты раздави его.

Гарольд поднимает правую ногу, затем с силой топает по сцене.
Сцена повторяется еще два раза.

Гарольд (раздраженно прислушиваясь к своим ощущениям). Бессмыслица какая-то.
Том. Слава Богу, с Джеком хоть все будет хорошо. (С грустью смотрит на правый ботинок Гарольда.) Сколько он уже у тебя? Лет десять?
Гарольд (по-прежнему раздраженно). Двенадцать.
Том. Не верится что-то. Как будто, ты его только вчера нашел.
Гарольд (немного успокоившись). Не вчера. Давно уже.
Том (вспоминая). Точно, жара была. А где это было?
Гарольд. В мусорном баке. В углу. Прижало его там какими-то банками. Не скулил бы – я б так и мимо прошел.
Том. Точно. А на руках у тебя радостно растекся…
Гарольд. Потаскался я с ним по врачам.
Том. Да. Но ведь он тебе и отплатил. Верой и службой.
Гарольд. Правдой.
Том. Что?
Гарольд. Верой и правдой.
Том. Да брось. Сколько тебя помню – все время меня поправляешь! Может собака, в конце концов, отплатить тебе верой и службой?
Гарольд. Собаки вообще не платят. Они так живут. Если бы я ничего не сделал для него, а только кормил и водил в парк, он бы все равно служил и верил.
Том (упрямо). А Джек отплатил.
Гарольд (кричит). Отплатить может вот он. (Слегка толкает стоящего рядом полного пассажира в неопрятного вида пиджаке. Пассажир не замечает.) Стоит мне сейчас огреть его по потной, жирной шее, вот будет тебе оплата, расплата и на зарплату немного хватит! А Джек просто сделан так! Это природа, понимаешь? Такая же природа сейчас растекается в моем ботинке. (С силой топает правой ногой.) Только вот сдачу этот недомерок мне уже не даст.
Том (отрешенно). Несколько маленьких монеток…
Гарольд. Да очнись ты! Или совсем уже мозги закипели?
Том (прежним голосом). Хватит орать. Здесь тебе не… Здесь все одинаковые…
Гарольд. Отлично, очнулся с новой теорией.
Том (язвительно). Ах, прости, забыл. Ты у нас, конечно, уникальный. Еще бы. (Делает вид, что обращается к окружающим.) Граждане, у кого тут таракан раздавленный?
Гарольд (взяв себя в руки, с ледяным спокойствием). Два.
Том. Что?
Гарольд. Два.
Том. Чего два?
Гарольд. Таракана.
Том. Так был же вроде один?
Гарольд. Он умер.
Том. Отлично, а откуда там второму взяться?
Гарольд. Заполз, наверное, когда я обувь чистил.
Том. Смельчак попался. И как он?
Гарольд. Тесно.
Том. Не понимаю я их. Ведь даже усы не расправишь. Сидишь как идиот, есть нечего, вонь одна, да и только.
Гарольд. Нет там вони никакой, носки новые, стелькам и месяца нет. Жарко только до одури, и пошевелиться нельзя.
Том. Может, они за хлебными крошками все ползут?
Гарольд. Кто они-то? Два всего, да и тех в глаза не видел. Тебя так послушать, почудится, что их с десяток приползло. Давай еще, роман сочини: «Тараканий исход» называется.
Том (не слушая, задумчиво). Или за драгоценными бусинками…
Гарольд. Оставь свои фантазии и брось придуриваться! Тоже мне, поэт нашелся! Только увидишь красивый цветок или покореженное дерево – сразу начинаешь его обсасывать. И так зайдешь, и по-другому посмотришь. Лишь бы смыслов разных накрутить. А природа – она одна. Есть дерево, и все, кончено. Покореженное дольше проживет: пожалеют, может, и рубить не будут. А цветок – точно: либо сорвут, либо растопчут.
Том (тихо). Тоже давить будешь?
Гарольд (кричит). Давить вот их всех надо. (Со злостью показывает головой на всех окружающих.) За то, что дышать не дают. Все!

Гарольд выходит, почти вываливается вперед из тесного ряда пассажиров, спотыкается, еле стоит на ногах. Тяжело дышит, рукавом вытирает пот, смотрит на пассажиров.
Остальные пассажиры первого ряда, включая Тома, продолжают держаться за поручень и покачиваться в такт движению вагона.

Так… Гораздо…
Том (немного комфортнее устраиваясь в освободившемся пространстве). Ты что это придумал?
Гарольд (все еще не может отдышаться). Не буду я… среди твоих… одинаковых. Мне мои тараканы...
Том. Так что в них дорогого-то, коли ты их давишь?
Гарольд (выпрямляется). Так в этом-то и весь фокус! Мои они! Было два, одного раздавил. Второй пока еще нюхает мои грязные носки. Но никуда он не денется. Прижму я его эдак большим пальцем. (Делает непонятное движение правой ногой.) И будет сидеть отдуваться. По усам - капельки пота: мои или его – не важно. Главное, что он мой. Никто из этих (презрительно кивает в сторону оставшихся пассажиров) даже знать о нем ничего не будет.

Пауза.

А надоест – убью.

Пауза.

Том. Но в ботинке-то он останется. Вместе с тем.
Гарольд (подходит к Тому вплотную). Ты мои ботинки не трогай. Слышишь?

Молчание.
Гарольд отходит, начинает разминать плечи.
Вытаскивает заправленную рубашку, ходит перед пассажирами.

Том. Слушай, а там душно?
Гарольд. Не больше, чем вчера.
Том. Вчера где?
Гарольд. В ветеринарной лечебнице. (Смотрит себе на ноги.) И гораздо лучше, чем с этими тушами.
Том. Что, много было?
Гарольд. Не меньше, чем здесь.
Том. Как я и говорил. Отдают должное своим питомцам, заботятся о них.
Гарольд (прохаживаясь). Должное отдают после смерти. Должное, то есть долг можно отдать загнанной лошади, пристрелив ее. Можно облегчить страдания задыхающемуся, если надежды на глоток воздуха больше не осталось. Ты вот отдашь должное мне, когда я сдохну?
Том. Почему я? Для этого найдутся другие.
Гарольд (застывает на месте). И кто же, интересно знать?

Том выходит из ряда пассажиров, быстрыми движениями расправляет плечи и шею.

Том. Да ты посмотри, сколько людей.

Идет вдоль ряда пассажиров, подходит к нескольким, иногда кого-нибудь слегка хлопает по плечу

Как тебе вот этот? Держу пари, этот дохляк отлично умеет плакать. А вот эта будет сморкаться в свой ажурный платочек и шептать: «Ох, Гэри, мой Гэри».
Гарольд. Все сказал?
Том. Нет, почему. В этом вагоне можно найти неплохой похоронный оркестр, священника, который тебя отпоет, нескольких сильных ребят, которые будут нести гроб, а потом закопают тебя за несколько монеток.

Пауза.

Ты что-то приуныл. Не волнуйся, краснеть не придется. Может и старина Джек еще поправится и придет отдать тебе долг.
Гарольд. Не придет.
Том. Почему?
Гарольд. Он умер.
Том. Что?
Гарольд. Он умер.
Том. Когда?
Гарольд. Неделю назад.

Пауза.

Том. Ты правда считаешь?..
Гарольд. Ничего я не считаю. На твоем месте я бы тоже не стал этого делать. Нет ничего глупее, чем считать монетки, которые ты заплатишь этим ребятам. А если совсем нечем заняться, попробуй сосчитать капельки пота на своем лбу.

Том торопливо вытирает лоб рукавом рубашки.

Жаль. Цифра получилась бы занятная. С другой стороны, зачем лишать работы тех, кто каждый день считает их по сотне раз, когда ты едешь?.. Куда ты там ездишь каждое утро?
Том. Ездить-то особенно незачем стало. Работы нынче мало.
Гарольд. А что так?
Том. Да пес их разберет. Была б у меня какая тема – может, и удалось бы пропихнуть. А так…
Гарольд (задумчиво). А знаешь, почему мы с тобой тут стоим?
Том. Где?
Гарольд. Ну, здесь вот. (Показывает куда-то вниз).
Том. В вагоне?
Гарольд (возмущенно кричит). Да в каком вагоне? (Резко поворачивается, идет в другой конец сцены. Пауза. Поворачивается, кричит оттуда.) Да, в вагоне.
Том. В таком случае мы не стоим, а едем.
Гарольд (не обращает внимания, походит ближе, говорит тише). Потому что темы есть у них.

Пауза.

Том (сначала глухо, затем повышая голос). Не может быть. Они все одинаковые. Ты понимаешь? Они! Все в этом слове. Как по твоему можно разделить эту силу? Как ты будешь раздавать сюжеты, если единственное, что в твоей власти – кидать в толпу пригоршни идей, планов, мыслей с тем, чтобы все это так и осталось… Глупо.
Гарольд. А ты представь себе, что тема эта изложена на бумаге. Скажем, ты, проснувшись однажды утром, решил изложить историю одного таракана, сидящего у меня в ботинке. Приехал посоветоваться со мной, потом запихнул в ботинок едва заметную бусинку, доехал в метро до дома, испытав полную гамму ощущений и сел писать.
Том. На черта мне про твоих тараканов писать?
Гарольд. Ладно, ты не про моих пиши. Пиши про жаркое засаленное солнце, про узкие улочки портового городка, сплевывающие мусорные баки в самых неудачных местах, в глухих тупиках. Про помойные кучи, в которых жизнь не прекращается ни на секунду даже в самые раскаленные летние дни. Пиши про… про войну за место, еду и право не быть раздавленным.
Том (съеживаясь, медленно). Про желто-красный кирпич нависающих над тобой домов, дрянь, которую льют на тебя сверху, и от запаха перехватывает дыхание. А бежать тебе некуда, улицы делаются тоньше, стены смыкаются…
Гарольд. А потом раздай. Бесплатно этим людям. И ты поймешь, что слово «они», которое ты тут воспевал прекрасно делится на два: «он», «и». (Играет.) И он, и он, и даже она… Он, и он, и он, а он, и она.
Том (приглушенно). Они, они… Они хотят от меня… Монетки и драгоценности. А у меня только крошки. Маленькие такие, колючие. Весь карман искололи, паршивцы…
Гарольд (не замечает, говорит громче). Каждый прочитает ее по-своему. Книга и твоя идея о раздавленном таракане, твой подтекст, твой смысл – все будет перекорежено, срублено и убито. Если напишешь хорошо – из твоего таракана сделают неплохой комический персонаж, если плохо – наплевать и забыть.
Том (опускается на колени, шарит руками по сцене, задом пятится к своему прежнему месту в толпе). Черт, ведь были же… Где мои ботинки? Гэр, не видел мой левый ботинок? Правый-то я найду, а вот левый… не звучал…
Гарольд (издевательски). Тебе, кажется, не ботинки нужны были, а тема? Иди и вытряси ее у любого! Скажи ему несколько ключевых фраз, он ответит тебе своей темой! Какое богатство! Не проходи мимо.
Том (почти дополз до толпы, останавливается перед ней, смотрит на Гарольда). Но все это написал я. Не зря я мотался к тебе, не зря ты считал капельки пота на лбу и пожимал влажную руку. Все это написал я! И ты не испортишь всего этого своим идиотским Джеком, которого у тебя никогда не было. Ты только и можешь, что рассуждать про свои деревья, цветы и смыслы, а я написал все это с тем, чтобы раздать… бесплатно… чтобы они прочитали… Но написал я!
Гарольд (кричит). Оглянись! Они – те, кто пишут, и те, кто являются написанными.

Том встает с коленей и вливается в толпу, смешивается с ней. После возни раздается его голос.

Том. Гэр! Почему так душно?
Гарольд. Наша остановка.

Гарольд с разбега прыгает в толпу. Все начинают двигаться, затемнение.
Пауза, звуки останавливающегося вагона, шум от выходящих людей.
Сквозь них в темноте пробивается голос Тома.

Том. Оставьте меня! Пошли прочь! Гэр! Где ты?

Раздается нечленораздельный крик Гарольда. Возня, потом крик более приглушенный.

Пауза.

Очень медленно зажигается свет. Гарольд и Том стоят посреди сцены. Постепенно даже в самых отдаленных уголках сцены можно различить большие белые сугробы, сзади на фоне какие-то едва различимые дома. Густо валит снег. Гарольд стоит и смотрит перед собой, не обращая внимание ни на что. Том стоит на месте, удивленно подняв голову вверх, протягивает руки и ловит снежинки, улыбается.

Том (шепотом). Тараканы…

Занавес.