Демон в нас - оцените плз.

Природа тоже сильно менялась. Обычно спокойные бродячие собаки вели себя очень агрессивно: лаяли и рычали, сбивались в большие стаи. Нет, что-то определённо не так! Сизые облака медленно скользили по вечернему небосклону. Первые звёзды зажигались, сурово, в недоумении глядя на голубой лик земли. Для себя он решил, что, во что бы то ни стало, разберётся в происходящем.
Встав со скамьи, он лениво зашагал по безлюдному парку. Тёмный силуэт, в шляпе с полями, он ничем не привлекал внимание людей, сидящих перед голубыми экранами. Они не могли отвернуться от гипноза этого монстра, методично щёлкая по кнопкам пульта. Ни одно живое существо, кроме этого человека, в этот вечер не пришло в парк, будто остерегаясь чего-то непознанного.
С юга пришла большая чёрная туча, которая сначала немного повисела над ночным городом, а потом пролилась холодными и твёрдыми слезами на его безмятежное лицо. Человек продолжал двигать ногами, не обращая внимания на слой белого налёта, очень быстро образовавшимся на полях его шляпы. Скоро и земля закрылась белым покрывалом, в котором незнакомец оставлял длинные, но не широкие следы. Их быстро закрывало новым слоем, но и в снегу было что-то не так. Словно невидимый элемент, дававший всему вокруг такой неприветливый вид.
Снег пошёл гуще и человек ускорил шаг. Он вышел из заснеженного парка, деревья провожали его мрачными взглядами, кутаясь в тонкой белой перине. Длинный забор вдоль парка ловил тень незнакомца, фонари вдоль улицы освещали его силуэт, открывая случайному взору милиционера узкое лицо с небольшим шрамом на левой скуле. Синий плащ, словно антипод шляпе, не ловил снежинок, они падали на него и в веселом кубаре скатывались с шершавой поверхности.
Ботинки со стоптавшимися каблуками каждым шагом раскидывали в стороны маленькие снопы снежинок. Он видел, как маленький ребёнок сидел за окном перед экраном компьютера и играл в какую-то стрелялку. Ребёнок с оживлённым лицом стрелял из автомата по монстрам, ему это нравилось и он не обращал внимание, что его брат лежал на диване и истекал кровью, настоящей, не компьютерной моделью. Мать и бабушка носились между ним и ванной, вытирая кровь и пережимая порванную артерию. А кровь хлестала фонтаном. Вот к окнам подъехала машина скорой помощи. Два санитара не спеша двинулись к подъезду. «Они его спасут, подумал человек, но он останется без ноги».
Он продолжал идти. Снегопад усилился, и белые хлопья размером с большую монету неустанно покрывали тротуар. Ветра не было, и поэтому снег падал ровно, словно играючи. Мимо проехала машина, раскидывая скользкий реагент. Потом ещё несколько, сгребая снег в сугробы на обочине.
Наконец человек завернул в переулок. На стене дома, прямо перед поворотом было написано: “Мыслю, значит, существую” и нарисовано суровое лицо Ленина, смотрящего на витрину магазина компьютерных товаров. Он прошёл мимо, подмигнув бывшему вождю и одобряюще вскинув большой палец. Замёрзшие голуби смотрели с высоких крыш на заснеженную улицу. Белые клубы дурно пахнущего пара вырывались из канализационного люка, на котором приютилось несколько кошек. Кошки недобро зашипели, едва человек в шляпе завернул в переулок. Они шипели, но не смели подняться и покинуть своё место, потому что тогда нашлись бы другие любители тепла, которые тут же заняли бы вакантные места.
Он обратил внимание, что раньше благосклонные к нему кошки, теперь скалились и угрожающе шипели. Опять недоброе. Запах, настигший его из канализации, спрятавшийся в клубах пара тоже был не очень добрым, хотя чего может быть доброго в канализации?
Позади остался старый букинистический магазинчик, с витрины которого на человека смотрели старые, потёртые тома древних времён. Их старинные переплёты сверкали позолотой, на кожных обложках красовались изысканные звери, толстые листы пожелтевшей бумаги плотно прилегали друг к другу, боясь открываться, быть поломанными. И даже взгляды бездушных книг были суровы и неприветливы. Всех, кроме одной, самой толстой, с самым чётко прорисованным зверем – золотым козлом. Он проводил человека любящим взглядом, в котором таилась надежда и ожидание.
Человек ещё раз повернул и спустился по лестнице к двери, ведущей в подвал. Пробегавшая мимо собака услышала лязг ключей и попыталась побыстрее убраться от этого места, где что-то очень дурно и ужасающе пахло, заставляя её взрываться яростью. Но, отбежав подальше, она снова почувствовала себя нормально и продолжила путь уже чуть быстрым шагом.
Крыса, сидевшая на трубе в подвале, увела силуэт, возившейся с замком. Её дурманил сладковатый запах, исходивший от этого типа. Поэтому она сползла с трубы и попыталась найти источник этого аромата. Ей тут же захотелось чего-нибудь погрызть. Настолько, что она забыла о предосторожности и кинулась на кусок заплесневелого хлеба, лежавшего в противоположном углу. Но, пробежав половину пути, она получила увесистый удар носком истоптанного ботинка и отлетела далеко в сторону. Изо рта брызнула её крысиная кровь, окропляя грязный, пыльный пол. В предсмертной агонии она услышала, как человек, сидевший в комнате, громко сказал её обидчику:
-Привет Ник, хорошо, что забил эту тварь, она меня достала уже. Пищит, тут, понимаешь, думать мешает. – На этом не глубокое крысиное сознание потухло, зациклившись на дурманящем запахе злого человека. И она не услышала, как люди с громким хлопком пожали руки и сели на скрипящий диван. Эта крыса никогда больше не будет бегать или пищать. Но она на всю свою загробную жизнь запомнила запах. Сладкий запах тления, исходивший от человек в шляпе и с очень острыми каблуками.
А два человека обменялись парой слов и сидевший в комнате положил Нику на тарелку две сосиски и немного холодных, склизких макарон. Ник съел макароны, но не обратил внимания на сосиски.
Когда он закончил есть, над головой раздалось жужжание и лампочка со звоном лопнула, попав осколком в глаз его товарищу. Ник даже был немного рад, когда его друг с дикими воплями, разбрызгивая густую тёмную кровь и на ходу надевая плащ, выскочил на улицу. Тогда он расслабился на стуле. Но потом вспомнил, как сегодня на него смотрело небо, как зло шелестела последняя листва … ему снова стало плохо.
Уходя от злых мыслей, он схватил палитру и, рывком поставив поваленный на землю мольберт, размашистыми мазками стал рисовать картину. Широкая кисть на удивление чётки выводила мелкие детали. Он яростно макал пух кисти в шлепки краски, потом ставил точки, проводил длинные изогнутые линии. Он не смотрел ни на краски, ни на мольберт, хотя его глаза были упёрты в зачаток картины. Он ушёл в себя. Странные мысли посещали его. Он думал о бедном ребёнке, потерявшем ногу из-за несчастного случая с ржавым забором. О множестве несчастных людей, которые ежесекундно испытывали боль и страх. Но, видя эти картины, он не ощущал тревоги. Как будто какое-то ликование или скорее облегчение.
Он пришёл в себя и отшатнулся от картины. Невероятно чётко получилась картина, напоминавшая Варфоломеевскую ночь. Куча истекающих кровью трупов, много людей всё ещё стоят с мечами и длинными пиками. Они сражались, они защищали себя от чего-то непонятного. Словно духи, невидимые бестелесны, они рвали людей и сваливали их в кучи, а потом над кучами поднимались такие же чуть заметные воздушные искажения. Они летели и присоединялись к своим братьям.
Картина ожила в его воображении, и он услышал крик, почувствовал зловонный запах разложения. Но звук стал превращаться в прелестную музыку, а запах щекотал нос, превращаясь в интересную симфонию. Люди тыкали пиками, не нанося бестелесным повреждений. А те всё яростнее разрывали людей, принося кровавую жертву древнему и жестокому богу. Он тоже упивался кровью и людскими страданиями. Они придавали ему силу. Всё больше и больше духов, всё меньше народу. Наконец последний из сопротивлявшихся был разорван и отправлен в кучу.

Ник проснулся. Он взглянул на часы и понял, что так и проспал всю ночь, сидя перед своим кровавым шедевром. Картина казалась, излучала тепло, когда остальная его комната была холодной, словно отталкивала от себя хозяина.
Он без аппетита съел оставшиеся с ужина сосиски и, ещё немного полюбовавшись картиной, завернул её в ткань и оделся сам. За ночь навалило очень много снега. Дверь открылась с трудом, словно не хотела выпускать несчастного человека из подвала. Она скрипела старыми петлями и упиралась в белый снег, но человек оказался сильнее, и она сдалась, распахнувшись и ударившись о стену.
Ник вышел, рассчитывая в течение часа добраться до ближайшего картинного базара. Серое небо грозно нависало и давило своей близостью. Сегодня разница ощущалась ещё более существенно. По пути к метро, он обнаружил несколько кошачьих трупов. У всех были головы повёрнуты в обратную сторону, словно какой-то большой ребёнок решил расширить кошечкам кругозор. Рядом же валялось тело голубя, у которого и вовсе головы не было. Снег вокруг был забрызган уже замёрзшей кровью этих животных. Он посмотрел на них, и ему стало приятно. Непонятно почему, обычно такая картина заставила бы его поморщиться, но теперь он испытывал тёплое чувство, удовольствие.
Прохожие не обращали внимания на человека с большим полотном в руках. Только некоторые воротили нос, как от стухшего молока. Причём многие не могли объяснить, что же всё-таки так пахло, то ли ближайший мусорный бак, то ли прошедший мимо бомж. Но запах возбуждал в них страсть к действию, к совершению невероятных и немыслимых поступков. Один мужчина, вечером этого же дня до полусмерти избил милиционера. Как и одна женщина, пославшая к чертям карьеру и вышедшая в окно двадцатого этажа.
Люди в вагоне сторонились человека в шляпе, не понимая почему. Он словно бы излучал странные неприятные волны. А свёрток в его руке добавлял неприятные ощущения. В глазах некоторых, белая ткань медленно покрывалась кровью. Его даже остановили милиционеры. Они немного постояли, поговорили и его отпустили. Вечером, их обоих нашли в каморке. Она застрелили друг друга из табельного оружия.
Поднимаясь по эскалатору, он обратил внимание на газету. На первой странице красовалась фотография. На ней были изображены два трупа. Они были изогнуты в очень причудливых позах, создавая впечатление, что костей в них не было вовсе. С голов и рук была содрана кожа, а глаза вынуты. Зияющие глазницы выражали ужас, а рты остались открыты в немом крике. Они лежали на деревянном помосте, который был полностью залит кровью. А под фотографией красовалась надпись: “Ночной маньяк буйствует. Жители Большого Города, берегитесь”. Он не смог прочитать дальше, потому что эскалатор кончился и человек ушёл.
На развале было очень много народу. Там же он нашёл и своего друга, которому в глаз попал осколок лампочки. Его голова была перебинтована, а на глазе красовалась белая марля с кровавым пятном посередине. Он дружелюбно поговорили, после чего картина была извлечена из покрывала. Друг Ника долгое время молча смотрел на неё. Настал момент кульминации и друг, с окаменевшим лицом изогнулся в сильном приступе рвоты.
Но Ник, не обращая внимания, поставил картину на подставку и с довольным лицом стал наблюдать на однообразную реакцию публики. Все либо зажав рот, отворачивались, либо не сдерживались и отдавали наружу весь свой завтрак. Но ему было всё равно интересно. Голуби, стараясь махать крыльями как можно быстрее, чтобы не замёрзнуть, смотрели на всё это безобразие. Они не видели в этом ничего странного. Только вдруг захотелось со всего размаха протаранить соседа.
Несколько голубей, столкнувшись, упали в толпу. Недоброе начинало проявлять себя всё сильнее.
И всё же нашёлся один паренёк, который беспрестанно подошёл к картине и, долго всматриваясь в неё, засверкал улыбкой. Он спросил, сколько стоит, и купил за приличную сумму. Ник обрадовался, но обратил внимание на метающуюся походку. Парень, словно опьянённый, шёл к выходу. На снегу было много рвоты, да и развал почти опустел. Ещё только два-три человека ходило между рядами.
Продавец соседнего киоска подошёл к Нику, засучивая рукава. Но ему не повезло. Едва Ник обернулся, как продавец поскользнулся и упал на асфальт, сломав себе позвоночник. Скоро приехала скорая, и медики погрузили бедолагу в кузов машины. Только она до больницы не доехала, врезавшись в столб, прямо рядом с развалом.
Когда опять пошёл снег, Ник попрощался со своим товарищем и побрёл домой. Он решил пойти пешком по вечерним улицам Москвы. В свете фонарей кружились расписные снежинки. Они падали, оставляя без внимания, избегая шляпу и плащ человека. Из окон на него вновь смотрели голубые экраны.
Он ничего не видел, да ему и не надо было. Он прекрасно знал дорогу. Он шёл с закрытыми глазами, пытаясь поймать снежинку высунутым языком. Но от горячего дыхания, они быстро таяли, падая на землю. Он почувствовал странный запах. Открыв глаза, он увидел девушку. Она шла, запрокинув свою голову и смотря в небо. Когда же он уставил в неё свой взгляд, она опустила голову и поймала его. Он всколыхнулся изнутри. Приятное чувство поразило его сердце. Он улыбнулся, а девушка схватилась за нос и полезла в сумочку. На белый снег закапали большие красные капли.
Девушка опустила голову и побежала прочь. Ник постоял несколько минут, тупо глядя перед собой на кружащие в весёлом хороводе снежинки. Потом шаги на свежем снегу привели нас к той же самой подвальной комнате, где Ник уже лежал и мирно посапывал. Ему очень хотелось есть, но при мысли о еде его голова взрывалась отвращением, словно еда – его главный враг.
Ему снился странный сон. Он видел самого себя со стороны, его тело бежало по длинному коридору. На встречу попадались разные люди. Сначала он не обратил внимания на них, но чем дальше он бежал, тем чётче понимал, что у кого-то из них не было лица, только череп, обтянутый вязью кровавых мышц. У других не хватало частей тела, либо ног, либо рук, либо наоборот лежали только недвижимые конечности.
Потом погас свет и в этом свете он видел множество маленьких красных глаз, хищно смотревших на него сквозь пелену ненависти и зависти. Ему стало страшно, а когда зажёгся свет, перед ним стоял громадный трон, на нём сидел паренек, который купил кровавую картину. Он громко хохотал и разбрызгивал вокруг себя вонючую слюну. Его тело остановилось, но потом в бешеном прыжке рванулось к парню.
В воздухе тело преобразилось. Летел уже не человек, а что-то среднее между собакой и козлом. Длинные витые рога вонзаются в живот паренька, и он захлёбывается кровью в последнем приступе смеха. А тело Ника уже вновь человеческое, стоит над трупом и довольно хмыкает. Из-под трона выползает громадный червь, который начинает обвиваться вокруг его ног. Он пытается, но не может вылезти из этих смертельных объятий. Кольца накрывают глаза и перекрывают воздух. Потом начинается давление со всех сторон. Голова хрустит, глаза выдавливаются из орбит. Он не может пошевелиться, и последний крик вырывается у него из груди, но уже в реальном мире.

Он сидел на кровати. По шее и лицу стекали крупные капли пота. Нет, не пота. В тусклом свете лампы он стёр с лица большую чёрную каплю. Он не понял что это. Из темноты стали всплывать странные образы. Они изображали лица, маски и странную картину, нарисованную им в художественном трансе.
Было странно то, что ему не хотелось есть. Ложась спать, он помнил, как завывал его желудок. Теперь же он чувствовал спокойное тепло, исходившее из живота. Он не хотел пить, хотя кто-то утверждает, что человек без воды проживает очень мало. Однако он не пил второй день подряд. Из угла комнаты его взгляд выловил клубок, который оказался тремя крысами, изгрызшими друг друга.
На столе стояла тарелка. На ней лежало несколько макаронин и верхняя часть сосиски. Его чуть не вырвало от вида этого дела.
Он быстро оделся и вышел на улицу. Белые от снега тротуары не были загрязнены человеческими следами. Машин на улицах было очень мало, словно было не утро буднего дня, а ночь выходного. Он быстро шёл вдоль одной из улиц, надеясь побыстрее убежать от видений и всего прочего. Со всех сторон чувствовалось недоброе. Будто белый снег смёл всех людей, и теперь пытался прогнать его со своей территории.
Он зашёл в магазин и был встречен испуганным кассиром. Он сидел и смотрел телевизор.
-Эй, парень, ты чего так пугаешь, не знаешь что ли, что случилось? – спросил он дрожащим голосом.
Разумеется, он ничего не знал и сообщил об этом кассиру. Тогда тот повернул в его сторону небольшой телевизорчик. Там шёл экстренный выпуск новостей. Картинка показала комнату, стены которой были вымазаны кровью, на полу лежала куча трупов. На большинстве явно виднелись следы зубов, больших и острых, словно дикого зверя. Но на стенах остались отпечатки громадных рук – лап. Эти люди оказались студентами одного из вузов, ночью на них кто-то напал, сообщил диктор. Ещё он добавил, что никто не может сказать, что же там приключилось. Существо, совершившее это, было очень большого размера, оно вошло через окно, сразу на восьмой этаж общежития. У всех подростков были отъедены части тел. Словно изголодавшееся существо выбирало от каждого из них самое вкусное. Ужасная картинка на экране сменилась. Теперь она показывала коридор рядом с комнатой. Обои были опалены, линолеум расплавлен, а потолок был украшен чёрно-фиолетовыми пятнами. Так же в коридоре сидел, прислонившись к стенке, обгоревший скелет. Кости почернели, а кое-где и вовсе насквозь прогорели.
Диктор сообщил, что по этому поводу идёт разбирательство, вещание всех каналов прекращается до выяснения обстоятельств. В городе введён комендантский час и людей просят не выходить из домов и запереть двери.
Ник, шатаясь, вышел из магазина. Голова кружилась, отзываясь металлическим вкусом во рту. Он яростно сплюнул на белый снег чёрную кровь, но, не обратив на это внимания, пошёл дальше. А продавец внезапно почувствовал себя очень уверенным и сильным. Достал из-под прилавка пистолет и пошёл в офис шефа. Прозвучало несколько выстрелов. А потом милиция нашла два трупа. Продавец застрелил шефа, всадив в его голову пять пуль, а потом пустил шестую уже себе в висок.
Он шёл. Пустынные улицы отталкивали его, были неприветливыми. Он часто понимал, что на него смотрят тысячи пар изумлённых глаз из-за толстых стёкол своих домов. Патрульная машина остановилась рядом с ним и молодой милиционер попросил его быстрее идти домой, напомнил про комендантский час. Но он не договорил фразу, потому что нос его заполнился кровью, и она хлынула бурным красным потоком. Второй милиционер очень быстро выбрался из-за руля, по пути прося прислать скорую. Подойдя к стоящему на одном колене партнёру, он внезапно встал как в копаный, остолбенело, смотря на лицо Ника. Тот не понял в чём дело и, прося прощения, быстро побрёл к себе.
Он очень волновался, что так испугало милиционера? Почему такие странные сны? И что в конце то концов за зуд, раздирающий его грудь, нос и глаза?!
Он вошёл в свою каморку и плюхнулся в кровать. Лёжа он раздумывал. В голове всплывали картинки интервью из общежития. Мимо проплывали окровавленные стены, обожженный скелет, запузырившийся линолеум. Чего-то не хватало в этих картинах. Что-то особо важное было скрыто от глаз зрителей. Но он догадался что это. Картина медленно переползла на пол, и он видел, как на полу, в кровавом кругу была вычерчена перевёрнутая гектограмма. Тоже кровью, свежей, не свёртывающейся, словно она продолжала пульсировать, словно продолжала жить, отдельно от тела. Его прошиб пот, и голова закружилась. В таком состоянии он пролежал до вечера.
Зуд в глазах стал невыносимым. Бред усилился, но тем не менее, он встал и побрёл к выходу из комнаты. Темнота скрывала его лицо и фигуру, но всё равно, когда его друг с повязкой на глазу, вошёл в дверь, остановился. Неприятный, всепоглощающий запах пропитал комнату. Он дурманил, заставлял нервы вытягиваться в струнки, реакции ускорялись, желудок сжимался, стремясь вытолкнуть обед.
Но страшеннее всего было то, что в глазах Ника, обычно синих, он видел разгорающееся чёрное пламя. Было и ещё что-то, сначала не бросавшееся в глаза. В Нике разгорался голод, не обычный голод, он хотел есть, сейчас ему особо сильно захотелось попробовать глаза. Два круглых желеобразных шарика, что так изумлённо смотрят на него.
Парень закричал, зовя Ника. Он понимал, что это уже не Ник, а что-то страшное, похожее на дьявола. Что-то из тех ужасных детских кошмаров, когда из шкафа ночью выбиралось подобное чудище и, забираясь под одеяло, щекотало незащищённые ноги. Или то, что жило под диваном и просыпалось вечером, и стоило опустить ноги на пол, как две толстые волосатые руки со скоростью ветра хватали тонкие детские ноги.
Только сейчас перед ним стоял не плод детской фантазии, а демон из мира Земли.
Дверь резко захлопнулась. Ник увидел своего товарища, бывшего товарища внутри зелёной светящейся ауре. Он стал похож на вкусный лакомый кусок, который маячил перед глазами. Быстрый удар прыжок и кровь, кровь, резко прыснувшая в лицо, тёплая и чрезвычайно приятная. Он аккуратно протягивает пальцы и вынимает сладкие глаза. Они с хрустом лопаются на зубах, словно виноград, внутреннее вещество тёплой пеленой обволакивает рот и плавно затекает в горло. Приятно и вкусно, он смотрит на друга и растущее пятно крови. Ник упал на пол и стал энергично вылизывать его, сладко поглощая каждую каплю.
Его резко вырвало из сонной хмари. Он лежал на кровати. Вспоминая сновидение, он невольно поёжился. Жар спал, трезвость ума вернулась. Он пошёл в ванную и умылся. Всё это время он держал глаза закрытыми, словно не хотя уходить из сладких объятий богов сна. Но теперь, бросив в лицо пригоршню воды, он открыл их. Зеркало выудило из темноты часть лица. Рот был перекошен в непонятной гримасе, весь в запёкшейся крови, но самое страшное – глаза. Они заставили его содрогнуться.
Два его обычных глаза, будто пережили митоз, он не окончили его. Верхняя часть его глаз переходила в ещё одну, но только наполовину. То есть у него получилось полторы пары глаз. Обе они были тёмно красного цвета. Да и видел он всё через красную пелену, словно контактная линза со светофильтром была одета на него. Но он даже не сильно переживал. Словно бы так всё и должно было быть.
За несколько дней, ещё несколько сотен человек были жестоко убиты, части тел стали пропадать всё чаще. Выжженная территория ширилась, и в ней начал преобладать синий оттенок. Комендантский час так и не был снят. По улицам стали разъезжать бронетранспортёры, развозя по квартирам еду и питьевую воду. Потом журналисты опубликовали первые снимки странной твари. Ростом примерно два сорок, толстыё чёрный панцирь, шесть глаз, две большие мускулистые руки, с конца которых срывались язычки пламени. А армия так ни разу и не увидела существо и не смогла его атаковать.
Он никогда не забудет того печального дня, примерно через неделю, после появления второй пары глаз. Он лёг спать, почёсывая грубый костный панцирь, наросший на груди, за неделю.
Однако, очнулся он не у себя в комнате. Он стоял над грудой искалеченных трупов. Его шесть глаз в упор смотрели на подростков, лежавших на полу в здании школьной дискотеки. Длинные ноги, не такие как днём, мускулистые руки, ноющий голод. Он погрузил, вдруг ставшие невероятно большими, челюсти в сладкое тело маленького мальчика. Он выел только кусочек, самый лакомый. Потом взял следующего.
Потом в комнату ворвался отряд ОМОНа, они окружили Ника. Но тот лишь почувствовал невероятную ярость и удовольствие. На кончиках пальцев заплясало тёплое голубое пламя. Первая пуля отскочила от твёрдого черепа, вторая и третья погрузились в мускулы рук, но он их не чувствовал, набирая в руки силу. Наступил момент и во все стороны полетел поток испепеляющего синего пламени. Оно исторгало плоть, оставляя только остов. Металл оружия плавился, порох мгновенно вспыхивал, разрывая обойму. Только когда в комнате остались только трупы, пламя прекратилось.
Ник смотрел на свою работу и не верил глазам, не одному из шести. Он окунул палец с длинным когтем в тело одного из подростков. Кровь стекала с фаланг и со стуком ударялась об пол. Он обвёл почти идеально ровный круг. Потом, окунув палец в ещё одно тело, нарисовал перевёрнутую семигранную звезду. Что-то вспыхнуло в сознании, и он почувствовал, что мир выталкивает его, исторгает из своих тканей. И вот он уже стоит посреди своей комнаты. Теперь здесь пахло, очень отвратительно. По крайней мере, для простого человека. Для него же комната была полна забвенных ароматов, гниения трупов, разложения фекалий. Полный спектр тошнотворных ароматов.
Он делал это не впервые, но первый раз осмысленно. Мгновенная телепортация. Поэтому его не могли догнать, не могли найти.

Так несчастный человек, всего лишь подержавший в руках седьмое издание книги Козла, и прочитавший всего лишь несколько строчек древнего проклятья, был обречён на вечные скитания. Он был обязан истреблять людей, пытаясь добыть себе немного пищи. А когда он был очень голоден, он опять засыпал, но, просыпавшись, понимал, что на самом деле спал его рассудок, а тело искало пищу.
Его убили, но это было очень много лет спустя. В толще веков, нашёлся один человек, который нечаянно, спасаясь от монстра, прикрылся книгой Козла и удар, пришедшийся в книгу, сломал её, а монстр сжался и стал стремительно таять, пока не превратился в самого обычного человека. Черты его быстро менялись, вязь морщин покрыла голое тело, лицо почернело. Он стремительно старел, пока не рассыпался мириадами песчинок.
Вот так бесславно закончилась история Московского Дьявола.