Играем (Тени Странбурга)

Он зажмурил глаза и вдохнул полной грудью запахи леса, пробуждающегося к жизни после зимней спячки. Пахло мокрой корой, свежей смолкой и прелью слежавшихся листьев. Откуда-то справа чуть тянуло болотом. Благодать, да и только!

Вдруг навалилась усталость. Захотелось прямо здесь и сейчас усесться под дерево, прислониться спиной к темному стволу и хоть ненадолго расслабиться. Ощутить течение соков под корой, вслушаться в звон далекого ручья, почувствовать упрямую силу пробивающего себе путь сквозь землю и слой прошлогодней листвы зеленого ростка. Потянуться к этому неукротимому биению жизни, впитать его в себя, насытиться им и обновиться…

И все же, сперва неплохо бы понять куда его привела кривая дорожка Междумирья. Опасности он не ощущал, но весь его прошлый опыт подсказывал: осторожность не помешает. Отдых может и подождать, сперва – разведка.

Туман потек ему навстречу, бессильно хватаясь призрачными пальцами за полы длинного темно-серого плаща. Направление он выбрал произвольное, уверенный в том, что интуиция его не подведет. И не ошибся… всего через пару сотен шагов ноги вынесли прямо к дороге. Основательно утоптанная и разбитая колея вела через просеку, уходя в туманные стены слева и справа.

Однако. Руководствуясь все тем же опытом, он готов был встретить признаки жизни, самое раннее, к полудню. А тут на тебе, дорога. И по всему видать – дорога оживленная. Обычно интуиция не подводила и в очередной мир он входил в стороне от очагов разумной жизни. До сих пор исключение было лишь единственный раз, когда Междумирье выпустило его прямо на глазах влюбленной парочки пушистых и лупоглазых созданий, милующихся под местной луной. Пришлось сразу уходить обратно. Сил тогда едва хватило, он чуть не надорвался, но кодекс Странника не терпел пренебрежения к себе и в подобных случаях попросту не давал возможности выбирать…

Внимание привлек странный звук, донесшийся из туманной стены слева. Птица? Нет, чуткие уши быстро подсказали: скрипит дерево, вернее – несколько кусков дерева, ритмично трущихся друг о друга. Причем, звук приближался и уже можно было различить вплетающийся в скрип размеренный топот. Если верить собственным ощущениям, то не иначе – повозка едет…

Телега. Именно это пришло на ум, когда неизвестный экипаж наконец-то оказался в поле зрения. Обычная деревянная телега, сквозь решетчатые борта которой торчали во все стороны клочья грязно-желтого сена. Скрипучее сооружение о четырех колесах влекла самая что ни на есть заурядная лошадь. Определенно, не самая упитанная из когда-либо виденных им лошадей. Одинокий возница явно подремывал, ссутулившись на облучке. Повод на руку намотал и ушел в мир грез. Человек…

Люди – это еще не самый худший вариант. Возможно, ему все-таки удастся задержаться здесь на некоторое время, отдохнуть и перевести дух. И с обличием проще, и даже одежду, возможно, менять не придется, если судить по вознице. Ну, может, слегка странноватыми покажутся местным жителям его плащ и высокие кожаные сапоги – не беда. Авось, чужестранцы и здесь встречаются. Впрочем, проверить недолго.

Он неторопливо вышел к дороге и остановился на обочине, поджидая телегу и прикидывая, как бы окликнуть сидящего в ней, чтобы не слишком напугать. Помогла лошадь, при виде незнакомца сбившаяся с хода и громко всхрапнувшая. Возница вздрогнул, разом пробудившись, тревожно вскинул голову.

- Тпр-р-ру-у-у!..

Приподнявшись, человек всмотрелся в замершую на обочине фигуру. Немолодой уже, за полста перевалил. Лицо суховатое, все в мелких морщинках, торчащие из-под широкополой соломенной шляпы черные волосы тронуты сединой. На плечах какая-то потрепанная хламида неопределенного цвета и возраста. Ноги, так и вовсе босые. И не холодно ему?

- Эгей, - окликнул, между тем, возница, опасливо сверкая глазами из-под шляпы, - Кто таков будешь, добрый господин? И куда путь держишь?

Чужой язык – не проблема для истинного Странника. Если ты сумел объясниться в паре сотен миров, сумеешь объясниться везде. Звуки услышанной речи вошли в голову, что-то сдвинули там внутри и, пройдя через рассудок и то, что у каждого разумного властвует над рассудком, преобразовалось в слова ответа:

- Я простой путник. Иду куда глаза смотрят. А смотрят они на эту дорогу.

- Сталбыть, в Странбург, - возница, видя спокойствие незнакомца, похоже, и сам немного успокоился… и даже руку с топора убрал, что сбоку в телеге лежал. – Ну, коли так… садись уж, чего ноги зря топтать.

- Благодарю… да только надо ли мне туда – еще не знаю. Что за город?

- Видать, ты издалека будешь, господин. Странбург – большой город, там народу пять тыщ душ живет. То мне мельник Воган сказал, а уж он-то языком зря трепать не станет, мельник-то. В Странбурге даже дома каменные имеются о двух этажей, и даже ратуша своя. И церковь там тоже каменная. А уж торгового люду съезжается на ярмарку – не протолкнуться. Странбург… это Странбург! Во!..

Возница многозначительно поднял вверх правую руку и проткнул указующим перстом туманные пряди.

- Так едешь, добрый господин?

Что ж… пусть будет Странбург. Он обошел телегу сбоку и уселся на борт. Возница хрипло крикнул, дернул вожжи и воз, отчаянно скрипя, затрясся по неровной колее навстречу туману и ждущему где-то там, впереди, городу Странбургу.

Далее. Поскольку все основные расходы миссии Святого Престола оплачиваются государственной казной, в обязанность упомянутого бургомистра Михеля фон Глассбаха вменяется только полное содержание Главного Инквизитора преподобного отца Ричарда Кентерберийского, соответствующее его сану и положению, и всех сопровождающих его лиц, а также оплата возможных расходов по сожжению еретиков.

По поводу последнего пункта имею сказать следующее. Основываясь на стандартной процедуре, и из расчета 4,5 тысяч человек населения города, средние расходы по сожжению ожидаются таковыми:

Дрова – 55 грошей 6 пфеннингов
Хворост – 21 грошей 3 пфеннингов
Солома – 2 грошей 6 пфеннингов
4 столба – 10 грошей 9 пфеннингов
Веревки – 4 грошей 7 пфеннингов
Палачу по 20 грошей с головы – 80 грошей
____________________________________________

Итого: 7 даллеров 6 грошей 7 пфеннингов.

Далее. На следующий день после прибытия миссии Святого Престола всем жителям города старше семи лет собраться в час третий (около девяти утра по каноническим часам бенедиктинцев) на Ратушной и Рыночной площадях. У разделителя обеих площадей должен быть возведен помост, а также на Рыночной площади должны быть закрыты все купеческие лавки. Те из граждан, кто не явятся, будут отлучены от Церкви (ipso facto) как соумышленники ереси.

Далее. Всем старостам сельских округов вменяется в обязанность предоставить полные списки жителей своих округов упомянутому бургомистру Михелю фон Глассбаху, особо указав людей, годных для ведения облав на оборотней. Упомянутому бургомистру Михелю фон Глассбаху помимо вышеуказанных списков надлежит представить список всех жителей города: женского пола – старше семи лет, мужского пола – старше десяти лет, а также указать особо людей, постоянно и (или) в случае необходимости вовлекаемых в охрану и (или) оборону города.

И последнее. Ежегодная региональная ярмарка отменяется вплоть до особых указаний Главного Инквизитора преподобного отца Ричарда Кентерберийского.

ДОПОЛНЕНИЕ: Назначить конвой для препровождения арестованных и оплатить расходы по его содержанию (конвой - 4 человека) и писцов (2 человека). Освободить, при необходимости, десять одиночных камер и темниц.

15 апреля.

Преподобный отец Ричард Кентерберийский,
Главный Инквизитор Святого Престола.

М-м-м… думаю, что не сильно ошибусь, приняв среднюю цифру в четыре человека. Пользуясь многолетним опытом и на основе средних статистических данных, могу с большой уверенностью заключить, что в среднем будет выявлен один злостный еретик (или ведьма, или колдун, или некромант) на тысячу добропорядочных граждан. Таковые выявленные будут сожжены на прилюдном аутодафе, что знаменует собой начало региональной ярмарки… В этом городе, разумеется, и речи не идет о массовых рассадниках ереси. Иначе тон письма бургомистра был бы совсем иным. Впрочем, вся светская верхушка Странбурга будет допрошена незамедлительно и в первую очередь сам бургомистр, который, видимо, чувствует себя полновластным хозяином своего вполне процветающего города.

Дело здесь, скорее всего, обычное и рутинное… но некоторые детали письма бургомистра не дают мне покоя. Надо посмотреть, какого сорта тут образованные вольнодумцы. Пусть бургомистр организует светский прием, а брат Ив попытается оценить местных аристократов с точки зрения принадлежности к мистикам и уличить их в прочих невинных интеллектуальных шалостях. Таковых, видимо, в этом промышленном городе благо не слишком много. Но шалости образованных людей часто перерастают в народные волнения, а такие вещи надо пресекать в корне…

- Брат Микаэль, немедленно отвезешь мое письмо бургомистру Странбурга Михелю фон Глассбаху, лично в руки. Выбери спутников на свое усмотрение, я тебе полностью доверяю. Николас пусть остается при мне.
До ближайшей деревни часа четыре пути. Темнеет быстро, сегодня придется заночевать здесь. В Странбург прибудем, дай Бог, на третий день, к вечерне… Эх, мне бы с тобой верхом - по такой дороге меньше дня пути будет! Нечего, нечего смотреть на меня так укоризненно, брат Микаэль, чай не первый год меня знаешь. С удовольствием проскакал бы я сейчас верхом по ночному лесу! Надоели рассуждения брата Бланже, не люблю агностиков… Брат Микаэль, с Богом… Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen. Ступай! И позови ко мне Кристиана.

…Что-то последний год засиделся я в Столице, скоро отращу себе задницу, как у брата Годфрида. Верхом я давно был бы уже в Странбурге, а брат Ив со свитой вполне мог бы и позже приехать. Покамест я бы и без него управился. Да и вообще я без него бы управился. Мне этот Ив… Гордится безмерно оправданием ведьмы. Чем же здесь гордиться-то, Боже мой? Ведьма не может быть безвинной, она добровольно заключает договор с отцом лжи! Случай одержимой ведьмы, конечно, дело особое. Но брат Ив экзорцизма не проводил, отметя его за ненадобностью. «Безвинная душа, которую попутал диавол»! Если «диавол попутал», то душа уже не может быть безвинной, пора бы ему наконец это понять, уж не неопытный мальчик. И кто решил отправить его со мной? Неужели брат Годфрид? Все интриги плетет… задумался бы о спасении собственной души, погрязшей в грехе чревоугодия, а то как бы поздно не стало.

Не внушает мне особого доверия и наемник Девенпорт со своими людьми. Человек он мужественный и решительный, но скрытный… да и не вижу я в нем должного рвения во имя Божье, каковое должно присутствовать у истинного христианина. Предчувствую я, что он больше о своих интересах печется, да и звон золота для него не пустой звук... Была бы моя воля… но я, покамест, не всесилен. Да и на все воля Божья!

…Никогда не бывал в этих краях. Красиво здесь, хоть леса сумрачны как-то не по-весеннему. Недобрые предчувствия терзают меня. В таких лесах часто встречаются оборотни, да и твари похуже попадаются. Оборотни вызывают у меня особое омерзение, видимо, потому что их знаю лучше всех остальных тварей. Если бы не брат Микаэль и верный Николас, они уже не единожды разорвали бы меня на куски.

Письмо бургомистра какое-то смутное... Жалуется на непорядки, вроде бы мелочи, мелочи перечисляет, каждая сама по себе незначительная, а создается общий тревожный и раздражающий фон. Беспокоит отсутствие ясности - нет явных еретиков, нет явного колдуна, нет явных оборотней, которых бы видели многие.… Или народ чем-то запуган? Что-то темнит бургомистр, все крутит, все ловчит. Да видно, приперло его шибко, если решился известить Святой Престол с ходатайством о миссии инквизиторов. Не может не понимать, что, коли чего не так или ложная тревога, с него первого три шкуры сдерут. Я самолично и сдеру. Но что-то там все-таки случилось – нюх у меня на это дело.

«Нижайше кланяюсь и спешу выразить…» - так, это пропустим. «На третий день Святой Пасхи был замечен дым, идущий из трубы заколоченного дома на окраине города. Квартальный сторож взломал дверь и осмотрел дом, после чего признал его нежилым и давно заброшенным. Дом был снова заколочен. А четырьмя днями позже сапожник Питер утверждал, что войдя в дверь винного подвала своего дома, оказался в внутри вышеупомянутого заколоченного дома, который признал, ибо ранее там проживал его двоюродный брат, померший от черной оспы вот уж десять лет как…» Хм-м… смахивает на бред… И как только бургомистр поверил сапожнику-пропоице? В винный подвал он входил, да, небось набрался уже по самые брови. Но только вот двери-то были снаружи заколочены… ну, так приятели подшутили. Всегда необходимо прежде всего искать рациональное объяснение происходящему. Надо будет сказать об этом Кристиану, он так и рвется всюду находить демонов и оборотней и крестится при виде черных котов.

Да, было в письме и про черного кота, который стащил у крестьянки на рынке какие-то коренья. Сообразительная тварь, видимо, стащила из корзины пучок валерианы. Потом камень, брошенный крестьянкой в наглую тварь и прошедший сквозь кота… еще бы бабе доверили ножи метать, ей бы и не такое почудилось. Хотя, вон у Девенпорта баба-воин, прости Господи! Не женское это дело, не по силе, да и не по уму. Настораживает меня это словечко «сквозь». Безграмотная баба могла бы и попроще придумать, а то как фантазия-то разыгралась.

Далее в письме об очередном трагическом проишествии – да мало ли их случается в провинциальном городе? Ризничего и звонаря мог скинуть с лестницы какой-нибудь воришка, сам перепуганный до смерти. И черный кот у воришки мог бы быть… Что же меня так настораживает? Ведь обычный рутинный разъезд и не более того!

Нда-а-а, все-таки мрачновато здесь. Даже весна не добавляет жизни.

Эх, коня бы мне! Промчаться с ветерком! Как там было, у этих японских безбожников? «Эх, коня бы сейчас, что домчит до прекрасного города Нара средь фиалок душистых»…

- Входи, Кристиан, входи, сын мой... Вспоминаю тут языческих поэтов. Поговорим и мы сегодня о литературе, причем, не только христианской. Литературу и обычаи темных язычников надо хорошо знать, Кристиан. Ибо сказал Алан Лилльский: «всей вселенной нам творенье – будто бы изображенье, книга или зеркало…» и судил о неисчерпаемом обилии символов, коими Господь чрез посредство творений своих глаголет к нам о вечной жизни. Читай больше, Кристиан, сын мой, думай о прочитанном и чаще обсуждай со мной, своим наставником.

Осведомленность и хитрость диавола должна быть, по мнению целого ряда богословов, крайне обширной. Ибо все языческие культуры со всей их древней премудростью, по сути своей ложной, но крайне разнообразной и поражающей своей пестротой, являются детищами ныне превзойденных и ставших демонами древних богов. И не только в древней науке эти демоны сильны и опытны - они создали и всю материальную культуру древности и, следовательно, являются удивительно ловкими мастерами и художниками… Надо знать все уловки и приемы диавола, накопившего мудрость веков, чтобы умело противостоять ему. Надо знать историю и культуру древних народов.

Непоколебимая вера в Слово Божье, умело подкрепленная различного рода знаниями, начиная от точных наук и заканчивая историей язычников – это воистину непобедимое оружие в борьбе с отцом лжи и всех пороков. Не все только должны получать столь глубокое образование, а то как бы неокрепшие умы не избрали одну из мириады дорог соблазнов и искушений. Во многих знаниях много печали, но не меньше и опасности пойти по неверному пути, возжелав того, что необратимо изменит твою душу, обратив ее ко Злу.

Ну, Кристиан, ты конечно забыл захватить с собой Цицерона, для наших занятий латынью. Юный бездельник! Ну, ладно, не смотри так убито, просто впредь будь внимательнее. Придется тебе сегодня повторять за мной: «Si quid est in me ingenii, iudices, quod sentio quam sit exiguum, aut si qua exercitatio dicendi, in qua me non infitior mediocriter esse versatum, aut si huiusce rei ratio aliqua ab optimarum artium studiis ac disciplina profecta, a qua ego nullum confiteor aetatis meae tempus abhorruisse, earum rerum omnium vel in primis hic A. Licinius fructum a me repetere prope suo iure debet…» Переводи, юный бездельник!

__________________
С нами Бог!

Я? В Ратушу. Если что, я там до обеда буду. Приглашаю отобедать в "Кабанчика", с рейнским... И вам почтеннейшие доброго утра... Надо будет сказать торговому смотрителю, чтоб площадь водой побрызгали когда мести будут, а то пыль поднимут… Ну-с… что у нас сегодня? Что? Сержант напоминал об обещании заказать у медников новый барабан? Не… только после ярмарки, сейчас в казне почитай ничего и не осталось… Чу! Кто это там такой быстрый? Письмо? Мне? Ага… от Инквизиции… Ну, наконец-то Святые отцы почесались. Как на собор, на монастыри, кардиналу на поставление - так денежки сразу давай, а как нужны - пишешь им, пишешь… Ладно, прочтем… Так "…Разместить людей, сопровождающих Главного Инквизитора преподобного отца Ричарда Кентерберийского, в церкви или муниципальном здании (в количестве 23 душ). Упомянутому бургомистру Михелю фон Глассбаху также вменяется в обязанность выделить квартиру Главному Инквизитору преподобному отцу Ричарду Кентерберийскому и четверым его сопровождающим (личная охрана – два человека, послушник и личный писарь)…" Зачем их столько? Поймать одну ведьму или колдуна? Странно… Эй! Писарь! Сходи за герром Йоганом, в их здании гильдии как раз поместится свита… А вот куда самого этого отца Ричарда девать? К черноголовым? Обидится… он вроде из благородных… К себе? А я как же? Это же каждый день встречаться с этим… Бррр! Ну его, к черту, перееду пока с семьей к тестю, а дом свой ему предоставлю, пусть подавится, не спалит же он домик. А так, вроде и особое почтение оказал… Может потом зачтется.
Смотрим дальше "…Поскольку все основные расходы миссии Святого Престола оплачиваются государственной казной, в обязанность упомянутого бургомистра Михеля фон Глассбаха вменяется только полное содержание Главного Инквизитора преподобного отца Ричарда Кентерберийского, соответствующее его сану и положению, и всех сопровождающих его лиц, а также оплата возможных расходов по сожжению еретиков. Итого по последнему пункту: 7 даллеров 6 грошей 7 пфеннингов." Ой! Грабёж… Нет, ну вы посмотрите, люди добрые! Это же грабеж среди бела дня! Ладно, раз этот святой отец будет квартировать у меня, выпишу-ка я себе гульденов восемьдесят из городской казны на содержание этого лица… А пока казна пуста - дам городу в долг эти восемьдесят гульденов под процент, осенью и будет все сто…
Далее "… На следующий день после прибытия миссии Святого Престола всем жителям города старше семи лет собраться в час третий (около девяти утра по каноническим часам бенедиктинцев) на Ратушной и Рыночной площадях. У разделителя обеих площадей должен быть возведен помост, а также на Рыночной площади должны быть закрыты все купеческие лавки. Те из граждан, кто не явятся, будут отлучены от Церкви (ipso facto) как соумышленники ереси." Ну не могут святые отцы без угроз… Чуть что - отлучим! Им то хорошо, они сутки напролет молятся, а тут люди работают… да и как скажите мне собрать этих вахлаков-плотогонов из предместья? Пусть у сержанта голова болит…
"…Всем старостам сельских округов вменяется в обязанность предоставить полные списки жителей своих округов … годных для ведения облав на оборотней. Упомянутому бургомистру …представить список всех жителей города: женского пола – старше семи лет, мужского пола – старше десяти лет, а также указать особо людей, постоянно и (или) в случае необходимости вовлекаемых в охрану и (или) оборону города." Они что, в войну решили поиграться?! Какое ополчение? Все в полях и на огородах! Ну, да… этот же как его там… Кентерберийский… из благородных… до сих пор видать уверен, что булки на кустах растут. Дам я ему эти списки… а людей.. накося- выкуси! Вывернусь как-нибудь…
"…И последнее. Ежегодная региональная ярмарка отменяется вплоть до особых указаний Главного Инквизитора преподобного отца Ричарда Кентерберийского." Чтоооо!!! Он очумел?!! Казна пуста, его людей корми… да еще и ярмарку отменять? Может он и летний межень отменит? Помолится, а Бог глядишь летом воды в реку-то и добавит… пока ледники в Альпах таять не начнут… У нас же в горах лес заготовлен, только купцов на ярмарку и ждем, чтоб гнать его вниз, до Рейна, или в саму Голландию… А всё отец-настоятель собора: "напиши, да напиши… там люди сведущие - помогут" Да, уж, помогут… Так, короче, если за три оставшиеся недели до ярмарки они свои дела тут не закончат - шлю гонца епископу с жалобой. Церковь - церковью, а ярмарка - это дело святое. На нее покушаться нельзя! Кстати, эй, сторож, а кто пиво мне нести будет?!...

Другой причиной было то, что меня разбудили. Днем, как всякий уважающий себя вампир, я крепко сплю. А если все-таки просыпаюсь… Видели медведей-шатунов? Вот и я такая же – усталая, сонная и злая. Никаких мыслей в момент пробуждения не было, так как присутствовало только желание вцепиться в того, кто посмел нарушить мой покой. Хорошо, что я так не сделала, а то бы потеряла моего дорогого и любимого Мишеля по своей же вине. С желанием справилась (сказываются долгие годы тренировки), но с трудом (сказывается многодневный голод).

Третья причина была самой неприятной. Поэтому я сейчас спускалась в подземелье, любуясь бесподобной фигурой Мишеля, идущего впереди. Пыталась отвлечься, оттянуть тот момент, когда мне придется стать серьезной.

Простонала литая дверь, когда мой Мишель ее открыл. И в ту же секунду ударила волна холодного воздуха с тяжелым запахом крови. Ноздри затрепетали, по телу прошла дрожь. Я нервно облизнулась. Еще пара дней без еды и я стану опасной для окружающих. Мой эксперимент каждый раз проваливается, так как кровь ничто не может заменить. Прошло почти четыре недели с того момента, когда я последний раз вонзала зубы в шею человека. И меня эта ситуация раздражает. Почему я, практически совершенное существо, должна зависеть от каких-то людишек? Почему я, имея аристократическое происхождение, занимающая высокое положение в иерархии вампиров, должна каждый раз прибегать к услугам простолюдинов? Да, сейчас ситуация у меня намного лучше – мне не приходится каждую ночь выходить на охоту и в случае неудачи довольствоваться каким-нибудь кроликом или крысой, как это было в самом начале моей «карьеры». Теперь у меня есть люди, которые отдают свою кровь за то, что я им дарю здоровье или иллюзию бессмертия. Некоторые даже за деньги готовы сделать все, что угодно. Сейчас я пользуюсь услугами Мишеля. Безумно красивый экземпляр голубых кровей. Нашла я его случайно, уговаривать долго не пришлось. Так бывает с избалованными детишками, которым кажется, что они уже пресытились жизнью и попробовали все, что только можно. Я же пообещала ему новое приключение...

-И кто же попал в наши сети, - сказала я, шагнув в камеру. Мишель зашел следом и воткнул факел в держатель на стене, осветив небольшое помещение. –«Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Не помнишь, как там дальше?

В ответ послышалось утробное рычание.

-Ну что же ты. Я с тобой по-человечески общаюсь.

Прикованное цепями к стене существо приняло более привычную людям форму – теперь это был мужчина, на вид чуть старше тридцати. Но я знала, сколько ему на самом деле лет.

-Рад тебя видеть, Никки, - улыбнулся он, обнажив клыки – единственное, что в нем было белым и чистым.

Я поморщилась от воспоминаний, которые накатались на меня с этим прозвищем.

-Ты же знаешь, как я не люблю, когда меня так называют, Ориг.

-Ты была Никки и ею останешься. Маленькая Никки, обычная клыкастая зверюшка… Я все никак не могу понять, как ты стала самостоятельной? Твоего Мастера обуяла жалость и он решил дать тебе свободу?

Сдержанность и миролюбие – не самые сильные мои качества.

-Как же может измениться информация за пару сотен лет. Даже не верится. Я-то думала, ты знаешь, как все было на самом деле.

--Может быть расскажешь? Посидим, поговорим, как раньше. Разопьем по стаканчику свежей крови… Вижу, ты и рабом обзавелась. На вид он очень сладкий…

Ориг облизал клыки неестественно длинным языком. Я почувствовала, как Мишель вздрогнул. Подойдя вплотную к вампиру я скользнула губами по его щеке и, шепнула на ухо:

-Не самая хорошая идея, Ориг. Ты вторгся на мою территорию, и по Закону я могу сделать с тобой все, что угодно.

-И что ты со мной сделаешь, покусаешь?

Несмотря на бодрый и язвительный тон, его голос дрогнул. Мало того, что моя шея была практически у него в зубах, так еще и сила, которая бушевала во мне, постепенно просачивалась, входила в его тело и разрушала его. Я знала, что он испытывает в данный момент: смесь из голода, сексуального желания и страха. Последний нарастал, словно снежный ком, а когда достиг своего апогея, я шепнула:

-А как ты догадался?

Клыки пронзили кожу и в рот мне хлынула горячая густая солоноватая жидкость. Я жадно ее пила, вытягивая жизнь из Орига, Он пытался отбиться, извивался всем телом, но я крепко держала его, чувствуя, как в меня вливаются новые силы.

Когда я наконец-то оторвалась от его шеи, он уже походил на тряпку, висевшую на стене. Но даже сейчас у него оставался шанс на то, чтобы выжить. Недолго думая, я вырвала когтями его сердце и вампир, захрипев напоследок, рассыпался пеплом.

Не помню, как Мишель дотащил меня до спальни. Меня мутило, а потом я долго обнималась с ведром, содержимое которого сгинуло в уборной.

Вечером мы сидели с Мишелем у камина. Моя голова лежала у него на коленях, а он перебирал своими красивыми и тонкими пальцами рыжие пряди моих волос.

-Зачем ты это сделала? – спросил он наконец.

-Не знаю. Наверное, потому что если бы я его не убила, он бы убил меня, а потом тебя… Или наоборот. Кроме того, это моя территория и он не имел права на ней охотиться. Он пришел и ушел, а мне здесь жить. Очень хочется покоя. Хочется иметь свое уютное гнездышко. Странно слышать подобное от меня? Я устала. Прости.

Я уже практически провалилась в сон, когда услышала шепот Мишеля:

-В Странбург со дня на день прибудет Святая Инквизиция. Как всегда, устроят досмотр среди знати…

Я решила, что подумаю об этом, когда проснусь. А еще я позавидовала Оригу – ведь теперь его никакие проблемы не волнуют.

Деревья отступают в синеватую дымку, и кажется, что они уходят в бесконечность. Это завораживает и притягивает. Такое же чувство я испытываю глядя на ночное небо, полное звезд. В последнее время меня все чаще посещает странная тревожная бессонница. Я выхожу из душных комнат, и взгляд мой сам собой поднимается к звездам. Я не могу отделаться от мысли, что вижу не искры света разбросанные на хрустальной небесной сфере, а манящие болотные огоньки. Они притягивают мой взор, и он устремляется к ним. Но они расступаются, открывая другие неизмерим более далекие огни, и разум мой мчится в бездну к мириадам недостижимых и непостижимых светил. От осознания этой бесконечности меня охватывает чувство близкое к прозрению. Я все более убеждаюсь, что видимый и привычный наш мир лишь ничтожная доля грандиозного Творения, что Создатель специально ограничил нас этой ничтожной крупицей мироздания, дабы наш разум не смущала его бесконечность. Однако кто посмеет утверждать, что Создатель не может расширить эти рамки волею своей? Любое новой и диковинное явление мы должны принимать как возможный дар от Господа, как возможность глубже проникнуть в тайну творения узнав еще одну ничтожную его крупицу. А что делаем мы? Мы не хотим открыть разум свой для Господа и прячемся от предложенных нам откровений! Все, что не привычно мы объявляем происками нечистого (не к ночи будет сказано, прости меня Господи). Происки диавола коварны, но ведь и мы вооружены верой и можем отличить их от истинных даров Господа. Но для этого нужно время, нужна трезвая голова и твердое желание не пропустить дарованное нам. Но поди ж ты разберись основательно, когда за дело берется брат Ричард! Ему бы сделать костер побольше! Собирается толпа простолюдинов и глазеет на агонию осужденных. Многие ли из них задумываются о том, что это пламя очищает мир от скверны? Да практически никто! Это для них зрелище, подобное гладиаторским игрищам древних безбожников. Жуткое развлечение, вносящее разнообразие в их суетную жизнь. Почему брат Ричард не может этого понять? Право, не знаю. Он, не боясь греха гордыни, никогда не сомневается в своих решениях. Ни разу он не усомнился, ни разу не подумал о том, что посылая странного человека или диковинное существо на костер, он, возможно, отвергает послание Господне, способное открыть нам его волю и указать на наши ошибки и заблуждения на пути к спасению.
Вот и теперь старик рвется поскорее свершить казнь. Вон, вчера послание с гонцом отправил – чтобы дрова заготавливали. Лучше бы молитву вознес и мудрости в решениях своих попросил… Что ж, видимо таков крест мой – пытаться смирять излишнюю пылкость отцов-инквизиторов. Буду нести его как предначертано мне, а за одно буду стараться народ просвещать…
- Эй, кучер, разрази тебя гром! Аль глаза твои на затылке?!
… ни одной колдобины не пропускает, мерзавец! А стекло все же протереть заставлю – не гоже нам в город въезжать в грязи по самые фонари!
Сбили с мысли, сбили. Ну ничего. Чувствую я, что опять к вечеру придет моя беспокойная бессонница и позовет в бескрайние просторы мироздания, и опять буду силиться я проникнуть своим разумом в тайны Творения поражаясь его непостижимостью и величием. Что ж – приму это со смирением. Неисповедимы пути Господни и не дано мне знать откроется ли мне еще одна ничтожная часть истины, но если этому суждено случиться в том городке, куда мы направляемся, то постараюсь не дать поспешно уничтожить ниспосланное нам не разобравшись в его природе.
…Никак на ночлег уже становимся? Что-то рано сегодня.
- Эй, Жак, поди-ка сюда! – сейчас ты у меня получишь за стекла, вздорный мальчишка…

Два года он шел, как раненый пес, по следам Красного Инквизитора. Он охотился за ним, выслеживал его... Он давно бы свершил месть, если бы за ним самим не охотились. Человек 30 преследовали его, то наседая, то отставая. Но на коком бы расстоянии они ни были, он чувствовал их, они камнем весели на его шее.
Последний месяц он почти не чувствовал их - они сильно отстали у заброшенной деревни, в которой он оставил им пару сюрпризов. Теперь можно сосредоточиться на главной цели - Ричарде Кентерберийским - Красном Инквизиторе. Его он тоже чувствовал... страх, ужас, смерть, которые его сопровождали...
Он вышел на дорогу из леса. Моросил дождик - жалкие остатки того ливня, что прошёл по округе пару часов назад. Выйдя на размокшую, изобилующую глубокими грязными лужами дорогу, он осмотрел свой плащ и стряхнул пару прилипших листиков. Оглядевшись по сторонам, он заметил невдалеке дымок и пошёл в ту сторону.
У ворот под навесом стоял скучающий стражник. Человек в плаще встал перед ним, тяжело опираясь на посох.
- Куда идешь?
- Куда глаза глядят...
- Вот и иди отсюда, нам бродяги не нужны, особенно когда отец-инквизитор со свитой прибыть изволили. Пшшшел вон отсюда!
Он сдесь! Наверняка это он!
- Скажите уж не Ричард ли Кентерберийский это?
- А ты почём знаешь?
- Уже два года я хожу по стопам его, собираю мудрость его, слушаю проповеди и запоминаю деяния его, - когда надо было он мог стать неплохим актером.
- Так бы и сказал сразу, что блаженный. Проходи быстро, пока начальник караула тебя не увидел - он-то таким добрым не будет.
Утратив всякий интерес к путнику, страж опять провалился в полусонное состояние.
Я попал куда хотел, теперь осталось только свершить то, что я хотел! И клянусь Жизнью и Смертью, его смерть не будет лёгкой!
Влекомый такими мыслями путник пошел искать место для ночлега.

За спиной кто-то вежливо откашлялся. Бургомистр повернулся. В дверях стоял кузнец Дитрих. Кузнец поклонился и дал знак стоящим позади подмастерьям. Те внесли в комнату тяжелые свертки. Глухо лязгнув, свертки легли на стол перед бургомистром. Мастер Дитрих молча откинул мешковину. На столе лежали новые петли и засовы. Бургомистр провел рукой по слегка шероховатой поверхности, металл приятно холодил пальцы. Тяжелые железные засовы, в два пальца толщиной и в пядь шириной походили на свежевынутых из реки сизых судаков. Пальцы бургомистра нащупали на ровной поверхности засова вмятину. Личное клеймо мастера. Лучшая гарантия качества.
- Добрая работа… - проронил бургомистр. Он еще раз бросил взгляд на металлические части, - Можете отнести в Толстую башню, отдадите герру Францу, он наблюдает там за работами. Кузнецы так-же молча удалились.
Бургомистр прошелся по комнате, снова подошел к окну. Через площадь прогромыхала телега с досками. Бургомистр поморщился, как от зубной боли, и вышел из комнаты. Большая зала Ратуши была необычно пуста. Писарь и секретарь не вылезали из собора, где старательно сверяли приходские книги. "Списки жителей будут готовы к завтрашнему дню, скольких из них, его преподобие, привлечет к разбирательству?... А сколько отправит на костер?... Ладно, если из пригорода кого возьмут, а то ведь мастеров хороших могут… Ляпнет какая сволочь, не подумав, и нет человека. Вот, взять к примеру, того же Дитриха, мастер наипервейший, а взялся Святую Библию читать. Сидит ночами со словарем латинским и читает. А мало ли чего в ней написано! Надо будет предупредить его, чтоб убрал пока книги от греха подальше." Бургомистр спустился по лестнице, сунувшемуся было на встречу сторожу коротко кинул: "В Толстую загляну".

Солнце палило. Чувствовалось, что после полудня будет гроза. Распустив шнурок на вороте, бургомистр еще раз окинул растущий каркас из брусьев.
- Герр Глассбах, будем помост тканью обивать, или просто досками обошьем? - от группки плотников отошел ратсман Иоахим Бок. Бургомистр задумался, с одной стороны тканью обить дороже, но с другой стороны…
- Ладно, крашеным холстом покроем, красным… Без шнуров и кистей… Перила только прострогайте получше, чтоб ненароком не занозилось его преподобие. Городу только скандала не хватает сейчас.

Помедлив пару минут, бургомистр повернулся и зашел в аптеку. За прилавком склонился невысокий человек, он усердно растирал что-то в чашке. На совершенно лысой голове блестели капельки пота.
- Пауль, - обратился бургомистр к шурину, тот поднял голову и близоруко прищурился, - налей-ка стаканчик гипокраса. С корицей.
На черной резной лестнице ведущей на второй этаж послышались шаркающие шаги.
- Аааа! Зятек… - завернутый в меховую мантию по лестнице спускался тесть Михеля Карл фон Виттен. Михель поклонился, вчера вечером он уже договорился, что его семья поживет у тестя. И сегодня Марта должна уже была распорядиться перенести вещи.
- Говорил я тебе, сами должны справляться со своими бедами… В первый раз что-ли? Нет, в наше время мы сами все делали, не приглашали со стороны… Вот помню, я с твоим покойным отцом…
Михель быстро допил свой стакан и заметил тень улыбки, мелькнувшей на лице шурина.
- А можно историю до вечера оставить … Но старик его уже не слушал, он сунулся тонким своим носом в чашку с растертым порошком и теперь за что-то распекал своего тридцатилетнего сына.

Бургомистр снова вышел на улицу. Быстро пересек площадь и по Садовой и Толстой улицам вышел к башне. Ее массивной тело возвышалось над городом и верхушка была видна за несколько миль вниз по реке. Около дверей, ведущих на наземный этаж, белела горка свежих щепок и стружек. Бургомистр приоткрыл дверь и заглянул в полумрак чрева башни. Изнутри повеяло сухой прохладой. Бургомистр вошел внутрь, и постоял пока глаза привыкли к полумраку - пара фонарей на стене давали слишком мало света. Люк посреди залы был откинут и снизу доносились приглушенные массой камня голоса. Из люка вынырнула голова одного из подмастерьев, но увидев бургомистра, подмастерье снова юркнул вниз. Голоса смолкли. Бургомистр подошел к люку и стал медленно спускаться в подвал башни по лестнице.

В подвале лежали толстые футовые брусья и пахло свежей известью. Мастера стояли у свежей перегородки и вытирали вымазанные чем-то белым руки о фартуки. Круглое помещение было перегорожено надвое новой стеной, сложенной из скрепленных скобами сосновых брусьев. Поверх брусьев был набит войлок и пара подмастерьев в это время густо мазали его свежей известью. Еще ряд подобных стен выгораживали у стены ряд отдельных камер, часть из них уже была закончена, а часть стен желтела незакрытым войлоком деревом. Ратсман Франц Краних вышел из одной из камер. Заметив бургомистра, он похлопал ладонью по стене.
- Как раз к вечеру управимся, хорошо это мастер Вальтер насчет брусьев придумал. С камнем бы возились несколько дней, а тут в пакгаузе взяли, а как святые отцы закончат свои дела - разберем и продадим брусья то. Хороший товар, - хлопнул он еще раз по стене, - из комлевой части пиленый. Голландцы его охотно возьмут на корабельное дело. А войлоком покрыли, чтоб между камерами не переговаривались, я проверил, если камеру закрыть, то хоть ори - никто тебя не услышит. Вон, тот пацан орал, - кивнул Франц на давешнего подмастерья, - аж посинел с натуги.
- А известь зачем?
- Огня пасемся, святые отцы с огнем работать ведь будут… Вот кабы пожар и не случился…
- Наверху пыточная, что ли?
- Как раз там, печники глину уже привезли, новый очаг класть будут позже, чтоб кузнецам не мешать, те сейчас двери засовами оснащают.

Сверху раздался шум, пара человек кряхтя и отдуваясь втащили дверь, обитую листовым железом. Они поклонились бургомистру и начали деловито навешивать дверь общей камеры.

Бургомистр вышел из башни и отряхнул руки от мелких опилок. Печник с подмастерьем сгружали с телеги мятую глину и не заметили его. Бургомистр с минуту посмотрел, как они работают, и быстрым шагом направился на Соборную площадь.

У гильдии Св. Олава высокий тощий человек что-то тихо говорил низенькому, в богато расшитом дублете. Высокий - ратсман Бернард фон Швиц - первым заметил подходящего бургомистра.
- Всё, здание готово. Как завтра приедут - можно селить. Мы, все ценные вещи с гильдмейстером Йоганом Шварцем приказали вынести. В зале сколочены лежанки и тюфяки уже с сеном готовы. Я тут, проследил заодно, чтоб писарям нашим, что в соборе в приалтарном помещении сейчас заперты, все книги приходские принесли из всех церквей города.
Бургомистр покосился на громаду собора.
- Они, - продолжал ратсман, - божатся, что к утру списки горожан составят. Вечером им сторож еду отнесет, я строго приказал, чтоб им только легкое пиво подавали. Светлое, светлое,.. чтобы если на лист капнут - следов не было. Бургомистр поморщился.
- Капнут - пусть весь лист переписывают. И у купцов возьмите еще пару писарей с хорошими почерками, чтоб помогли им.

В небе громыхнуло, сухой жаркий ветер пронесся через площадь гоня пыль. На город надвигалась гроза.

Невдалеке, по Дункельскому тракту пылили пару крестьянских телег, но эта часть берега, была скрыта с дороги небольшим пригорком, что позволяло всадникам оставаться невидимыми. Люди были серьезные, и все, как на подбор, хорошо вооруженные. Оружие, что характерно, выглядело так, как будто им пользовались часто и с удовольствием. В общем, не самая приятная компания для встречи где-нибудь в темном месте. Равно как, впрочем, и в светлом. Четверо из них - два кряжистых здоровяка, стервозного вида девица и невысокий жилистый мужик, явно выглядевший вожаком, уставились на пятого, невысокого мужичонку с неприметным лицом. Тому это внимание явно не нравилось.
"Все осознал?" - наконец спросил вожак.
"Ага", как-то невесело ответил мужичонка.
"Вопросы"?
По лицу мужичонки было видно, что вопросов-то у него много, вот только задавать их боязно ... он немного помолчал и вдруг неожиданно сказал: "А вдруг репа не поспеет"?
"Не понял" удивился вожак. "Ты что, повар?" И спросил, не поворачивая головы, обращаясь к светловолосому здоровяку, стоящему чуть сзади: "Хрящ, Проныра похож на повара?"
В ответ раздался негромкий хриплый голос, больше похожий на волчье рычание, нежели на голос человека "Не похож"!
"Вот и я думаю, что не похож. И запомни - мы не повара. Нас там вообще нет. Так что, просто сделай все что нужно. И все сладится." совершенно непонятно обьяснил вожак.
Однако, Проныра похоже понимал, о чем идет речь, и это обяснение его успокоило
"Да" ответил он, поняв, что дальнейший разговор бесполезен.
"Вперед, время тебе до вечера."
"Сделаем" - ответил Проныра, и резким движением послал лошадь вскачь.
Так же, не поворачивая головы, вожак спросил "Хрящ, у тебя, надеюсь, вопросов нет?"
"Никаких, Брюс" - рыкнул тот в ответ. "Ну вот и славненько", протянул Брюс. "Поехали господа, если не будем особенно торопиться, как раз к вечеру будем в Бекенборне. Там и заночуем."
***
Если кто хотел выпить хорошего пива в Странбурге, выбор у него был небольшой. Таверна "Летучая Рыба" и кабачок "Кабанчик". "Летучую рыбу" облюбовали для себя те, кто
в основном занимался работами, связанными с рекой - рыбаки, плотогоны , и прочие речные люди. Захаживали в нее и кузнецы, привлеченные хорошим пивом и относительно недорогой закуской. В тот день бургомистр города неожиданно подкинул срочный заказ кузнецам на новые петли и засовы. Похоже, кого-то хотели посадить так, чтобы не выбраться. Но кого и куда сажать - это была проблема бургомистра, а уж никак не кузнецов. Поэтому одни ковали, другие сажали, третьи сидели - в общем, каждый занимался своим делом. Сдав заказ герру Францу из Толстой башни и получив обещанную плату, кузнец Дитрих, как водится, завалился вместе с двумя ближними подмастерьями в "Летучую рыбу" и принялся гулять. Жена его, фрау Марта, отправилась навестить свою мамашу в Фёхренвальден, так что дома у кузнеца было пусто, делать ему там было особо нечего, и он гулял в "Летучей рыбе" по полной программе. Естественно, не обращая никакого внимания на неприметного мужичонку, сидевшего рядом с одним из окон, выходившим на Речную улицу. А зря.
*****
Как и у всякого центра дистрикта, у села Бёкенборн имелся собственный постоялый двор. Звался он "Свинья и часовщик", вывеску имел соответствующую и ни одна собака в селе не знала, что скрывалось за этим названием. Не знал этого и толстый Йоганн, хозяин постоялого двора, и это его ничуть не беспокоило. Зато сильно обеспокоила его подъехавшая компания, из троих мужиков и одной девки. От таких явно можно было ожидать всего: от пригоршни серебра, до ножа под ребро. Странбург вроде и близко, да пока ихняя стража доберется до супостатов, пройдет столько времени, что даже ленивый успеет взгромоздиться на коня и исчезнуть. "Ну да не в первый раз, спаси и помилуй" подумал Йоганн и вышел к гостям, не забыв подать соотвествующий знак двум здоровенным вышибалам, отиравшимся возле кухни.
"Что желают Господа"? - почтительно осведомился он.
Комнаты есть? спросил один из прибывших, невысокий жилистый мужик и поднял голову на хозяина. Глаза у мужика были добрые-добрые, что для понимающего человека означало серьезную профессиональную подготовку, а именно, что обладатель таких глаз зарежет тебя так быстро, что ты не успеешь даже "мама" сказать. Йоганн не зря прослужил десяток лет в наемниках и выводы сделал правильные.
"Есть" слегка осипшим голосом произнес он. "Пять даллеров за ночь, две кровати, чисто, уютно и никаких клопов"
"Ого" удивился приезжий ... "Цены у Вас тут, так и по миру пойдешь"
"Для хороших людей - все напитки бесплатно", мгновенно сориентировался Йоганн.
"Это другой разговор, держи, любезный", в руке гостя, как будто из воздуха появились два золотых гульдена. "Достаточно за комнаты и харчи?"
"Более чем!!!" обрадовался Йоганн , проходите, сейчас распорядимся обо всем ... что желают господа?
"Пару бутылок Бенидиктинского, пива, мяса, овощей ... даме - рыбки, какая помясистей. И в темпе. Мы проголодались"
"Травки не желаете?" нагнувшись к его уху прошептал трактирщик. "Свеженькая".
"Святая инквизиция не беспокоит?" точно таким же шепотом ответил приезжий.
"Так вот, говорю ... зелень к мясу? Травки там, лучок, петрушка?" не изменяясь в лице, но уже чуть громче спросил Йоганн.
"Мясо давай тащи. А травку свою оставь для баранов!" и гости, заняв один из угловых столиков, принялись ждать заказа.
Долго ждать не пришлось и вскоре весь стол был уставлен ароматно пахнущей снедью. Гости набросились на еду так, что за ушами трещало ... но немного погодя один из них обратился к тому, кто вел переговоры с трактирщиком. "Слышь Брюс .. че-то устал я. Жратва не лезет.
Пойду-ка я лучше спать."
"Не вопрос. Трактирщик, комнаты готовы?"
"Готовы, господа"
"Давай Хрящ ... иди спи. Завтра дел много" и компания продолжила прерванный ужин .. а вышеупомянутый Хрящ пошел спать.
*****
Уже стемнело, и кузнец Дитрих, несмотря на свои немаленькие размеры, здорово набрался.
К тому же дома его ждала Святая Библия, книга, которую он читал последние несколько недель. Прощаясь с собутыльниками, Дитрих опять не обратил никакого внимания на мужичка, сидевшего возле окна. Тот явно о чем-то напряженно думал и при этом барабанил пальцами по стеклу. Дитрих вышел из таверны и, слегка покачиваясь, пошел по Речной улице вниз по направлению к порту. На улице не было ни души, накрапывал мелкий дождик, окна, выходящие на Речную, по случаю дождя были закрыты наглухо, и поэтому никто не услышал тихое волчье рычание. Зато его хорошо услышал Дитрих. "Это еще что?" удивленно подумал он. "Волк в горо..." - додумать он не успел, так как услышал за спиной какой-то шорох и быстро обернулся. Но слишком много было выпито пива, а поэтому быстрота поворота оказалась явно недостаточной. И фонари погасли ддя Дитриха навсегда. Время было позднее, темное, накрапывал дождь и никто не видел, что на самом деле произошло. Дитрих лежал на спине, раскинув большие сильные руки, из горла его был вырван здоровенный кусок и ярко-алая кровь пузырясь стекала на мостовую. А рядом с трупом, под мелким моросящим дождем, тихо тлели страницы Святой Библии.
***************
Закончив ужин в "Свинье и часовщике" компания поднялась наверх и отправилась в отведенные ей комнаты. Так пока и не названные здоровенный мужик и стервозная девица отправились вместе в одну комнату, а Брюс пошел в комнату к Хрящу. Ничуть не удивившись тому, что обе постели пустые, Брюс подпер дверь стулом и чуть приоткрыв окно, завалился спать.
Проснулся он через несколько часов. Вроде все было на своих местах, но что-то явно было не так, как раньше. В руке у Брюса обозначился игольчатый кинжал.
"Ну"? - тихо спросил он.
"Порядок" - не менее тихо ответили ему.
"Упокой господи душу раба твоего грешного" перекрестился Брюс и, откинувшись на подушку, продолжил прерванный сон.
Заскрипела соседняя кровать.
"Брюс?" раздалось в тишине.
"Ну?" ответил Брюс, как будто и не засыпал.
"На хрена это все?"
Брюс немного помолчал. "Подкинем отцу Ричарду хороший козырь в борьбе против здешней нечисти."
"Думаешь, в этом городишке есть нечисть?"
"Есть, как не быть. Нечисть везде есть." скзал Брюс и нехорошая усмешка пробежала по его губам. "Может она толком и не знает, что она нечисть .. вот ей отец Ричард и разъяснит. Профессионально. И теперь-то, она у него точно не отвертится".
"А что, Ричарду мы ...?" обозначил вопрос Хрящ.
"Нет" - ответил Брюс, "Не стоит посвящать его в наши трудности. Мы ему козыря сдали, теперь партия - его, при любых раскладах. Он этот городок раскатает как блин. Никто и пискнуть не успеет. И, что меня особенно радует, среди всех этих светлых и темных только мы, незаметные серые мышки, будем знать, что на самом деле происходит".
"Во как" протянул Хрящ
"Вот так" подвел итог Брюс. "Да спи ты, нах! Завтра дел по горло".
И они уснули спокойным сном людей, постоянно платящих все налоги.

А в Италии сейчас уже тепло. Эх, Италия Италия страна ставшая ему второй родиной давно он там не бывал. Почти так же давно, как и на родине первой. Вот там сейчас небо такое высокое что, кажется, напряжешь немного зрение и увидишь в вышине престол Творца. Там сейчас на склонах холмов зреет виноград, готовясь превратиться в кровь земли. Там расплавленное золото солнечного света щедро льется на улицы прекрасных городов. Милая Флоренция кто поспорит с тем, что ты самый прекрасный город Божьего мира. Страна, где живут девушки с такой чудесной смуглой кожей.
Эх, Италия Италия с этих печальных берегов ты кажешься сном.
А впрочем, во всем надо видеть хорошие – может и здесь найдется девушка, которая поможет усталому войну спастись от простуды.

Николас сурово одернул себя за игривые мысли не время сейчас для этого. Прежде всего, работа.

Николас помнил карту города, где предстояло работать. По сравнению со Столицей или другими великими городами, в которых ему доводилось бывать, город выглядел игрушечным ненастоящим. Словно театральная декорация кем-то построенная посреди здешних зеленых полей. Вот про кого не скажешь – Горе, горе тебе город Вавилон, город крепкий.
Но Николас знал, что по меркам этих относительно малонаселенных краев это крупный город. В этом городе угнездилось нечто такое, что потребовало вмешательства инквизиции.

Если подумать ничего странного. В здешних краях издревле укрывались разбитые в битвах со Святым Престолом еретики. Здесь они чувствовали себя в относительной безопасности.

Такое положение вещей объяснялось, прежде всего, огромными размерами Гаврской епархии.
Гавр порт это порт в сотнях милях от сюда на побережье. Там живет епископ, который считается духовным пастырем всех окрестных земель. Но именно что считается. Ни один человек будь он даже наделен талантами святого Петра не в силах вести свою паству, защищать ее от козней многоликого зла и выкорчевывать ростки ереси, если его владения с трудом можно объехать за несколько месяцев.
В Святом Престоле давно возникла благая мысль о том, что неплохо бы разделить Гаврскую епархию на три, а лучше на четыре части. К сожалению это благое начинание не вылилось не в какие практические действия. Причиной тому были грязные интриги развернувшиеся у подножия Святого Престола, а главными интригами были, как не прискорбно признать были высшие иерархи церкви. Ну а если конкретней Клиффорд де Леш, епископ Гаврский. похоже, сэр Клиффорд скорее согласился бы терпеть богомерзких еретиков, чем уступить хотя бы пядь земли свей епархии другому прелату.
Обычное дело, Николосу знал, что под многими скромными сутанами бьются преисполненные гордыни сердца. Хорошо, что отец Ричард не из таких.
Впрочем, кажется здешние проблемы несколько иного свойства, чем злокозненные еретики.

Нечисть.
Ну что ж это тоже понятно. Люди относительно недавно обосновались в этих краях. Когда-то давно они здесь уже жили, оставили после себя менгиры на холмах. Но эти люди сгинули в бездне времен и никто из ныне живущих не знает, как назывался этот народ. Опустевшая земля заполнилась другими созданиями, а люди страшились забредать в эти края. Казалось так будет вечно, но ничто не вечно под луной, однажды люди вернулись.
Жалкая рыбацкая деревушка на скалистых берегах превратилась в порт Гавр, а людям все теснее и теснее становилось на побережье. Они с жадностью смотрели на свободные ничейные земли, не хватало только последнего толчка.

Случилось это героическое событие лет двести назад. Зачинателем выступил совсем не героический человек герцог Гаврский – Эдмунд Красноносый.
Надобно отметись, что красноносым Эдмунда прозвали вовсе не за пагубное пристрастие к зеленому змею, а за другое не менее пагубное пристрастие добавлять медь в золотую монету. Отчего на монетах нос его светлости после частого соприкосновения с руками верноподданных приобретал явственный красноватый оттенок.
Так вот Эдмунд то ли от жгучего желания облагодетельствовать подданных то ли от не менее жгучего желания подзаработать решил начать колонизацию. Для нас его мотивы не важны, тем более что он умер в тот же год. Важны последствия его решения, за которые потомки должны сказать ему спасибо, а Господь, будем, надеется, простит ему хотя бы часть его многочисленных грехов.
А последствия эти были таковы, что тысячи людей с семьями устремились на неосвоенный Север.

Вместе с поселенцами в эти дикие края двинулись воины герцогства Гаврского. Выступили в поход и воины Святого Престола. Это были славные времена!
В упорных боях люди вернули свои древние земли. На некогда диком Севере выросли деревни и города, нечисть отступила в глушь.
Отступила, но не признала своего поражения.
Николас хорошо помнил свой первый визит на Север.

***
В округе Канегер появилась стая оборотней. Вначале они нападали на одиноких путников, затем на небольшие группы людей, иногда погибали целые семьи. Округу охватила паника, люди более не дерзали путешествовать ночью, и даже днем редкий смельчак отваживался в путь менее чем с пятьюдесятью спутниками. Но и это не помогало. Ночью незримые оборотни проникали к бивуакам путников и, несмотря на чуткую стражу, похищали людей прямо от ночных костров. Деревни и хутора, до которых невозможно добраться за световой день оказались отрезаны от мира. Оборотни обнаглели до того, что стали входить в деревни. Ситуация сложилась чрезвычайная.
Мощный голос смолк под гулкими сводами главного зала старого епископского дворца. Зал сей был мрачен и неуютен, как и весь дворец, он был построен в те времена, когда строителей более беспокоила прочность стен, чем красота. Но не мене мрачны были собравшиеся в зале люди.
Епископ Гаврский обвел тяжелым взглядом собравшихся. На мгновение его взгляд задержался на чужаках – отце Ричарде и единственном здесь мирянине Николасе Орлентоне.
- Так как же нам следует поступить братья? – вопросил епископ Клиффорд де Леш, отложив в сторону пергамент.
Братья молчали.
- Может, что то желают сказать наши гости из Столицы?
После недолгой паузы отец Ричард нарушил молчание
- Возникает вопрос, почему здесь не представлены светские власти, их это то же весьма касается. Где герцог Филипп, на севере гибнут его подданные?
- Герцог болен, недуг помешал ему присутствовать.
Отец Ричард невесело усмехнулся
- Понятно Филипп решил, самоустранится, надеется, что все разрешиться само собой. Знаете, в здешнем порту я встретил моряка, который рассказал мне о странной птице живущей далеко на Юге. Эта птица, будучи окруженной врагами причет голову в песок и мнит себя незримой для врагов. Забавно но, слушая об этой глупой птице, я почему-то вспомнил о герцоге.
- Мы здесь собрались не для того чтобы обсуждать достоинства или недостатки преходящих мирских владык. Кроме того, я думаю, мы сами можем решить проблему без помощи герцога.
Полагаю, что пятьсот наших братьев из ордена святого Мартина легко решат проблему оборотней. Если других предложений нет, предлагаю назначить дату их выступления.
Взгляд епископа вновь задержался на чужаках. Николас хорошо понимал проблему, не будь здесь отца Ричарда этот вопрос был бы риторическим. Епископ все решил бы своей волей. Но присутствие здесь высоко иерарха столичной инквизиции могло вызвать споры о руководстве тем более в вопросе традиционно относящимся к сфере задач инквизиции, борьбе с нечистью.
Отец Ричард подтвердил опасения епископа-
- Честно говоря, есть другие предложения. Мы с моим спутником заранее обсудили вопрос, по которому собралось наше собрание и у нас появились некоторые идеи. Поскольку эти идеи высказал сэр, Николас Орлинтон, я предлагаю ему их озвучить.
Взгляд епископа остановился на Николсе. Губы его слегка скривились. Епископ был высоким грузным мужчиной с крупной головой и лицом римского патриция обрамленным белоснежно седыми волосами. В молодости сэр Клиффорд был красавцем и сейчас старился красиво.
Николасу он не понравился с первого взгляда. Отец Ричард как то сказал, что если бы люди могли видеть тайную сущность друг друга, то на месте Клиффорда де Леша они увидели бы покрытую скользкой чешуей холодную рептилию. Епископ был очень опасен.
- Вот как у знаменитого сэра Николаса, появились идеи – с расстановкой произнес епископ.
-Кардинал Роджери упоминал о вас в своих письмах. Насколько мне известно последний год вы провели в Столице. Наверное, именно там вы обогатились бесценным опытом по части борьбы с оборотнями. Что ж мы будем счастливы напитаться вашей мудростью.
Николас решил не реагировать на насмешку.
- Прежде всего, я хочу сказать, почему мне не нравится ваш план. Ловить оборотней с помощью пятисот копейщиков то же самое что ловить комаров рыболовной сетью. Оборотни не позволят устроить на себя облаву. Они хуже нашего понимают, что солдаты не смогут пробыть в их краях вечно. Они залягут надо, а как только войска уйдут начнутся прежние бесчинства. Даже если вы оставите там гарнизон оборотни просто сменят места охоты и вам придется начинать все сначала. Мое предложение заключается в том, что небольшая группа отборных воинов сможет выследить и уничтожить чудовищ скорее, чем большой отряд.
Блестящее предложение – ехидно произнес епископ.
- Пожалуй, оно достойно героев древности, подвижников веры - Удовлетворите мое любопытство сэр Николас, где вы найдете этих героев и кто поведет отряд?
- Охотно отвечу. В таком городе как Гавр я берусь в течение недели собрать воинов, которые не разбегутся при виде оборотня. А что до руководства, то если никто не возражает я возьму его на себя.
Несколько секунд епископ молчал что то, обдумывая потом кивнул, будто принимая какое-то решение и вкрадчиво произнес
- Ну что ж сэр Николас у меня нет возражений.

Двумя часами позже Николас и Святой Отец стояли на открытой террасе епископского дворца.
Похоже, все прошло неплохо - сказал отец Ричард.
- Вот видишь напрасно ты, Николас, не хотел сам выступать со своей идеей. Если бы это сделал я, епископ увидел бы в этом покушение на свои полномочия и сделал бы все чтобы помешать. Он и сейчас согласился только потому, что не верит в успех похода.
- Да вы были правы в оценке сэра Клиффорда. Но я докажу что он ошибается в оценке моих способностей. Святой Отец, вы благословите меня на бой с Тьмой?
- Я сделаю больше, сын мой, я отправлюсь в поход с тобой. Это будет полностью твоя операция. Кардиналов в столицехватит удар когда они узнают об этом, но я не могу сидеть и покрываться здесь пылью когда другие рискуют своими жизнями.
- Святой Отец я буду счастлив видеть вас своим спутником.

***

Выступить удалось только через неделю, но Николас считал, что время было потрачено не зря. За это время удалось навербовать десяток отличных солдат. Теперь в их отряд входили шестеро матерых наемников и четверо из ордена меченосцев.

И вот уже больше месяца отряд подобно стае гончих рыскал по северным лесам. Сначала поиски были безуспешны, оборотни словно почувствовали охоту, но теперь удача улыбнулась отряду, Николас был уверен, что враг где-то рядом.

Воины остановился на небольшой поляне, ожидая возвращения лучшего следопыта отряда, Зигфрида. Николас закрыл глаза и прислушался к лесу. Он ясно ощущал круговорот окружающей его жизни, вечно умирающей и возрождающей природы, но в этом круговороте ощущалось, что то чужеродное. Некие черные ямы в которых безвозвратно исчезала чужая жизненная энергия и которые ничего не давали в замен. Стая. Не менее пяти голов, что ж на меньшее он и не рассчитывал. Оставалась последняя проверка.
Из ельника неслышно, словно призрак вышел Зигфрид-
- Мы нашли их – сказал он.
Когда улеглось вызванное долгожданной новостью возбуждение отец Ричард сказал-
- Теперь, когда мы нашли врага надо решить, как нам лучше его уничтожить. Полагаю у тебя уже есть на этот счет идеи, Николас?
- Мы могли бы найти лежбище тварей и напасть на них пользуясь внезапностью, но я не думаю, что это принесет нам успех. Оборотень намного сильней и быстрей обычного человека. Я знаю ваши способности, и опыт, но такое нападение будет стоить жизни многим из нас, к тому же многие твари могут скрыться.
Нам необходимо добиться, чтобы оборотни сами пришли к нам, когда нам это будет нужно в заранее выбранное место. Единственный способ добиться этого ловля на живца.
-Сын мой, подобный план грозит огромным риском тому, кто будет исполнять роль приманки в капкане.
- Не волнуйтесь, Святой Отец, никакого риска не будет. Поверьте мне на слово.

Деревушка, к которой они вышли, называлась Гнерлин. Она была затеряна в лесах и окружена наспех сооруженным частоколом. Появление отряда вызвало в ней настоящею панику. Лишь грамоты снабженные печатями Святого престола смогли несколько успокоить крестьян.
После знакомства с жителями Николас сделал свое предложение братьям Лири. Они был бортниками, жили за счет сбора дикого меда и пострадали от нашествия оборотней больше всех. Переговоры были трудными, братья испытывали понятные сомнения. Но некая толика золото щедро сдобренная проповедью отца Ричарда убедили помочь в богоугодном деле.

На следующее утро Николас сидел перед огромным кипящим котлом.
Неоценимой заслугой отца Ричарда было то, что он заставил епископа открыть свои арсеналы, теперь пришло время использовать полученные средства.
Перед Николасом лежал пятьдесят стрел с посеребренными наконечниками из сверх прочной стали, благословленные лично епископом. За сталь конечно спасибо, а вот в действие серебра на оборотней Николас был неуверен (даже опытные люди судили об этом двояко), и совершенно неверий в силу молитв сэра Клиффорда. Поэтому сейчас он смазывал наконечники густым похожим на кисель отваром из жемчужницы, чертова глаза и желтой заманихи. Секрет отвара он узнал от старого охотника. Отвар, конечно, не убивал оборотня, но сильно ослаблял и замедлял его достаточно одной удачной стрелы, чтобы уровнять шансы. В большом котле вываривалась вся походная одежда воинов. В воду были добавлены сильнейшие из сваренных учеными монахами эликсиры, отбивающие человеческий запах. Так же Николас раздал спутникам маленькие флаконы с эликсиром Феликса. Шкуры оборотней по прочности не уступают броне, но клинок, смазанный этим эликсиром, разрежет их так же легко как обычную кожу. Эликсир быстро выветривался, поэтому применять его следовало незадолго перед схваткой.
Братья Лири тронулись в путь. За ними неслышно тронулись воины отряда. Им заранее был известен их маршрут, что позволяло следовать за ними на значительном расстоянии. По прошествии четырех часов Николас был уверен, оборотни клюнули. Он кожей ощущал их злобное присутствие. По условному сигналу братья свернули к мокрому лесу. На пути им предстояло пересечь большую пустошь между лесами именуемую заячьим следом. Оборотни, как и предполагалось, побоялись следовать за людьми по открытому пространству и были вынуждены отстать, на короткое время, выпуская их из вида. Этой заминкой следовало воспользоваться по полной. Операция вступала в решающую фазу.

В небольшой лощинке окруженной высокими деревьями на ночлег остановились люди. Горел костер, слышался тихий разговор, чей-то негромкий храп, поразительная беспечность!
Внезапно из темноты, словно воплощенный мрак в круг освещенный костром ворвалось семь теней. Движения их были невероятно быстры и почти не различимы взглядом.
Внезапно злобное рычанье сменилось недоуменной тишиной. Добычи не было!
Это работал один из самых ценных артефактов полученных отрядом. Так называемая «музыкальная шкатулка». События увиденные оборотнями произошли сутки назад и были заботливо записаны, а затем воспроизведены «шкатулкой».
Оборотни были в недоумении, четыре из пяти их чувств говорили, что рядом добыча, но теплой плоти, которую так приятно рвать клыками не было. В зверином облике оборотни вообще соображают не очень, этой заминкой следовало воспользоваться насколько это только возможно.

С крон деревьев на тварей рухнула сеть. Конечно, даже будь она сплетена из стальных канатов, ей не удалось бы надолго удержать обротей, но ей требовалось лишь ненадолго сковать движения невероятно быстрых тварей. Вслед за сетью с деревьев полетел дождь стрел. Эти стрелы нашли свою цель. Через несколько секунд оборотни все же разорвали сеть, но почти все из них были поражены ядовитыми жалами. Теперь главное не дать им скрыться, навязать бой!

С небес на канатах стремительно, словно ангелы смерти спустились воины. Клинки их были обнажены и готовы встретить врага. Едва оказавшись на земле Николас вплотную столкнулся с оборотнем. Опытные воины заранее распределили сектора обстрела, но видимо эта тварь оказалась особенно везучей ее не задела не одна стрела. Николас поднял клинок, наступило характерное трудно описуемое словами замедление времени. Стремительный прыжок оборотня виделся Николасу как неторопливый полет осеннего листа. Трудное это дело соревноваться в реакции с оборотнем, в последний момент Николас повернул корпус и сдвинулся, быть может, всего на пару дюймов, большего никто бы не успел, но этого хватило. Николас ощутил пролетающие рядом с собой мощное тело, шерсть касающиеся нагрудника, зубы оборотня, извернувшегося в отчаянном усилии клацнули у его лица. Медленно как то даже величественно оборотень врезался в склон лощины. Словно лопнувшая тетива время восстановило обычный ход. В воздух взлетели сломанные ветки и оборванные листья. Тварь промахнулась! Одним прыжком Николас оказался рядом с оглушенным, но уже пытающимся встать зверем. Короткий беспощадный удар меча и косматая голова покатилась по траве.
Краем глаза Николас увидел, как отец Ричард отбивается двуручным мечем от одного, по счастью уже раненного стрелой, зверя. Николас хотел броситься на помощь, но этого не потребовалось. Улучив момент, отец Ричард страшным ударом своего двуручника раскроил череп зверя. Николас оглядел поле боя и осознал, что врагов больше не было. Все они изрубленные на куски валялись на земле. Победа! Но чтобы закрепить ее надлежит сделать еще одно дело.

Трупы были собранны в центре лощины и завалены хворостом. Только пережгя их до второго пепла воины могли быть твердо уверенны в смерти чудовищ.
Ярко вспыхнуло пламя, отец Ричард начал молитву благодаря за победу и, прося Господа помочь в изгнании зла. Над освобожденной от страха землей в предрассветное небо поднимался дым посмертного аутодафе.

Николас очнулся от воспоминаний. Кто знает, может в этот раз им предстоит не менее трудное дело. Но с чем бы их не свела судьба, какие бы угрозы не таились впереди, первыми их встретит его меч.

Густав Фейрах, кожевник в четвертом поколении, выдохнул облачко пара, сплюнул на обочину и знобко повел плечами. И что за оказия понесла его на ночь глядя в дорогу? Переночевал бы в «Свинье и часовщике», не оскудела бы мошна из-за пары грошей, зато ехал бы поутру со спокойной душой… Но уж шибко не понравилась ему компания, пировавшая в почти пустой трапезной трактира. И, вроде, не буйствовал никто, не горланил пьяных песен, за ножи не хватался. Но стоило только один взгляд бросить – и ноги сами понесли за порог, в вечернюю сырость. Уж лучше протрястись полночи, да после отогреться у домашнего камелька, чем ночевать рядом с эдакими ухорезами! И что за демоны принесли их в тихий деревенский трактир, прости Господи!

Снова сплюнув, Густав плотнее закутался в потертый, видавший виды дорожный плащ, подбитый изнутри волчьим мехом. Справедливая досада жадно глодала его изнутри, как мышь, пробравшаяся в сердцевину сырной головы. Досаду хотелось утолить.
Обернувшись, он бросил смурной взгляд на мирно дремлющего Петера. Вот уж кому ни сырость, ни холод не помеха. Хоть сутки напролет готов дрыхнуть, орясина! И что, спрашивается, толку с этого верзилы, окромя поистине медвежьих лапищ? Да, кожи мять парень горазд и в шуточном единоборстве на ярмарке заломать супротивника – тут ему тоже равных нет. А в остальном – дубина дубинушкой. Хоть вместо крепостного тарана при осаде пользуй, а вот от заезжих лиходеев навряд ли защитить сумеет. Против ловкого ножа под ребра медвежья силушка не спасение. Хорошо, что его, Густава Фейраха, здравомыслие еще не покинуло и он увез Петера от греха подальше. Парень – он души простой, чуть что – сразу в драку лезет. А с той ватагой в «Свинье и часовщике» уж верно дело бы без крови не обошлось, прости Господи!
Чувствовать себя благодетелем и здравомыслящим мужем было куда приятнее, чем мокрым индюком, сбежавшим от одного лишь намека на неприятности. Густав слегка расслабился, оживился и начал оглядываться по сторонам…

Вокруг быстро смеркалось. Лес уже утратил свою глубину и краски, превратившись из греческой колоннады в темные стены, обступившие дорогу, сжавшие ее с двух сторон. Настроение, едва приподнявшись, вновь безнадежно рухнуло. И угораздило же выдаться такому вечерочку. А уж про подступающую ночь и думать не хотелось. Дурная погода, дурной лес… и голова тоже дурная. Мог ведь еще задержаться у кузена, да поспешил с барышом домой. А теперь, вот, трясись – то ли от холода, то ли от липкого, пробирающего до костей страха… Да что же это с ним, в самом деле?! Ведь и прежде приходилось ночь в дороге коротать, но никогда еще так не боялся! Что же это, Силы Небесные, творится сегодня с тобой, Густав? Что же тебя так пугает, что пальцы на вожжах судорогой сводит?

И тут он внезапно понял ЧТО его пугало с того самого момента как стена деревьев скрыла собой деревеньку и угас вдали прощальный собачий лай. Осознал и чуть не поперхнулся проклятьем…
Тишина… угрюмая, гнетущая. Она царила в лесу, обволакивала, пеленала как паук – муху в тугой паутинный кокон. Хоть бы пичуга какая ночная голос подала, хоть бы даже зловестник-филин ухнул – и то лучше, чем такая тишина. Мертвая. И в этой мертвой тишине лишь размеренный топот копыт, да поскрипывание деревянных осей воза. Мало не раскатами громовыми – ведь на мили вокруг, небось, слышно…
Руки сами собой натянули вожжи. Лошадь встала, храпя. Попятилась… В ее храпе Густав почувствовал страх. Впереди в низине поднимался туман – бледный, густой, тяжелый. А на границе этого расползающегося на глазах туманного облака, прямо посреди дороги…

Рубашка прилипла к мгновенно взмокшему телу. «Вот оно! Приехал ты, Густав Фейрах!»
- Отче наш, Господь всемогущий! Да святится имя твое! Да придет царствие твое!.. Пе-е-е… Пе-е-етер…
За спиной послышалось глухое ворчание. Кожевник почувствовал как ощутимо тряхнуло воз, когда Петер спрыгнул на дорогу. Парень, каким бы он ни был увальнем, видать тоже ощутил эту жуткую иррациональную угрозу, исходящую от неподвижной черной фигуры, преградившей путь повозке. Но в отличие от хозяина, страх его не парализовал, а подтолкнул к действию. Подобравшись по-борцовски и перехватив поудобнее прихваченный с воза дрын, кожемяка направился к противнику.

А тот мягко и бесшумно «потек» ему навстречу – щуплый, угловатый, но при этом удивительно уверенный в движениях.
- Ух! – при всей своей кажущейся неуклюжести, Петер взмахнул дрыном чрезвычайно легко и быстро. Ударил наверняка… И Густаву даже показалось – попал!.. Но остановить не смог. Черная фигура слилась на миг с телом кожемяки, кожевник услышал странный и страшный звук, будто кто-то пытался всосать через соломинку воду…
Потом черная фигура двинулась дальше, оставив позади оседающее тело здоровяка. Ужас придал Густаву сил. Спрыгнув с воза, он опрометью бросился обратно по дороге.

- Господь наш!.. Господь милостивый!.. Господь!..
- Он не слышит! – Черная фигура оказалась прямо перед ним. Неестественно длинная рука протянулась вперед, каменно-твердые пальцы вцепились кожевнику в горло.
- Он спит. И ему снишься ты… Густав.
Фейрах страшно захрипел, в его глазах плеснуло смертное отчаяние. «Конец!» - вспыхнула в голове паническая мысль. К несчастью для него, это было лишь началом…

**************

Густав Фейрах взгромоздился на облучок воза и небрежно сплюнул на то, что осталось… от Густава Фейраха. Ужас человечка, его боль и отчаяние все еще плескались внутри, кипели и вызывали восхитительное пьянящее чувство НАСЫЩЕНИЯ. Жаль, не было времени повозиться с первым путником, зато второй рассчитался за обоих сполна. И теперь будет удостоен чести стать ненадолго ОБРАЗОМ для того, кому отдал себя… всего отдал, вез остатка. Конечно, изысканности в кожевнике было мало, такой способен неплохо насыщать, но для полного, истинного удовольствия столь грубая пища подходит мало. Слишком уж примитивны чувства, слишком уж недалеки мысли. То ли дело – личности незаурядные, вдохновенные, одержимые… Вполне вероятно, такие найдутся в ближайшем отсюда городке. Как там его? Странбург?
Тот, кто выглядел теперь как Густав Фейрах, подержал в руках вожжи, потом негромко фыркнул и отдал мысленный приказ. Лошадь болезненно вздрогнула, вздохнула совсем по-человечески и потянула воз в расползающийся по тракту туман.

«Эх, жаль кисти не повесили. Или бахрому. Можно было бы поиграть» - думал Кот, ходя вокруг помоста, - «Только зачем это построили? Не для меня же». Кот грустно усмехнулся. «Для меня они только гадости делать и могут. То на рынке камнем кинут, за то, что я мышь поймал за корзиной. Как друг друга не поубивали? То свидание сорвут. И какого черта их на колокольню понесло ночью? Эх, киска, киска. Умотала в свой загородный дом, ищи тебя теперь. Только и разговоров теперь: «Ночью Чёрт на колокольне звонаря и ризничего убить пытался, да Божьей милостью живы остались!». Да нужны они кому! Шарахаются от собственной тени, а на крутой лестнице, с пьяну, много ли им надо? А виноват опять Кот. Мяуканье они слышали, видите ли. И чего эта дурочка пушистая хихикать начала? А мне отдувайся».

Кот подошел к углу помоста и принюхался. Пахло свежеспиленным деревом и крашенной тканью. Не самый приятный запах. Кот пометил угол и снова принюхался: ткань и дерево отлично впитывали запах. «Да, так гораздо лучше», решил Кот и пошел к следующему углу.

«От любых новшеств только неприятностей и ждать. Вон, в переулке кузнеца прирезали. Но тут уж я ни при чем: у меня и рост не тот, и ножей отродясь в лапах… нет, в руках не держал. А ещё чужак какой-то в город пришел».

Пометив все углы помоста, Кот довольно запрыгнул на перила и стал умываться.

«Странный чужак, близко к нему не подойду. Видел издалека, и хватит. Вонь от него аж на пол улицы: то ли собакой, то ли волком, но уж точно не человеком. Люди так не пахнут. Ну его, к черту».

Скорее почуяв, чем заметив, какое-то движение Кот, вздыбив шерсть, шарахнулся в сторону. В то же мгновение, в перила угодил камень, брошенный чьей-то умелой рукой. Чьей именно Кот разглядеть не успел, поскольку не удержав равновесия свалился с перил. От позорного падения на землю спасла только врожденная кошачья ловкость: извернувшись в падении Кот повис на холсте, которым был обит помост.

К сожалению, Кот был довольно крупным, с маленькую рысь, и ткань не выдержала его веса. Оставляя рваные дыры на ткани и борозды от когтей на брусьях, Кот сполз на твердую землю.

Второй камень врезался в помост над самым загривком, взъерошив шерсть. Отскочив от помоста, он всё-таки ударил Кота. По счастью не сильно.

Решив не искушать судьбу Кот, издал басовитое «МЯ-А-АУ!!» и со всех лап бросился прочь, прижав уши и петляя. Возле аптеки на его пути оказалась молочница. Она попыталась с визгом отскочить с его пути, но, запутавшись в юбке, грохнулась в появившуюся после вчерашней грозы лужу. Сопровождаемый бранью и уже редкими камнями, Кот мчался городу, стараясь оставить между собой и преследователями как можно больше поворотов.

Мелькали улицы: Аптечная, Кривая, Речная, снова площадь, Тележная улица… Только на Длинной улице Кот позволил себе замедлить бег и перевести, наконец, дыхание.

«Черт, вот звери! Чуть не убили. И за что? За то, что сел на перила? А зачем их тогда строили? Еле ноги унес…» - на нетвердых лапах Кот пошел вдоль улицы, - «Опять разговоров не оберешься… Что теперь придумают? Нет, надо спрятаться».

Кот внимательно огляделся по сторонам. «О, часовня Девы Марии. И двери приоткрыты. Конечно, я не самый лучший прихожанин, но… Господи, спаси меня и сохрани», - подумал Кот и проскользнул в полумрак часовни. В слабо освещенной часовне увидеть Черного Кота было трудно. Никем не замеченный он благополучно забрался на хоры, умылся, свернулся в уголке в клубок и провалился в тревожный сон.

- Кота изловим, - бургомистр глянул на Андреаса Шварца - смотрителя рынка, - Возьмите сколько надо подмастерьев и учеников, пусть ловят. И стрелков заодно - если вдруг кот окажется оборотнем и начнет трансмутировать - пусть всадят в него с полдесятка болтов. Награда за поимку кота - три гроша, сам заплачу, остальным по три геллера.
- Я думаю, - подал голос Мартин Локк - настоятель собора, - что кота, если он останется в кошачьем обличии, следует сперва окропить святой водой, а потом, до приезда Святой Инквизиции, поместить в нашем соборе, в ларе для хранения свечей и пергаментов…
- Ларь кошаком провоняет - буркнул кто-то из присутствующих.
- И это хорошо! - всплеснул руками настоятель собора - мыши перестанут грызть пергамент и свечи!
- Ну, вроде всё… Теперь надо зайти в "Кабанчика", проверить окорока, вино и сыры к торжественному ужину… После этих слов бургомистра все дружно поднялись и негромко переговариваясь вышли из зала.

- Свинина суховата, - проговорил Иоахим Бок запивая кусок пивом, - Эй, кабатчик, давай другой окорок…
За дверью раздался громкий шум. В кабачек вошел Андреас Шварц.
- Поймали кота… - он уселся на скамью и пододвинул к себе кувшин, - Два пекарёнка поймали, он на кладбище шлялся, а они его палками и камнями в проулок загнали и сетью рыболовной накрыли…
Двое учеников пекаря внесли в зал шипящий и гнусно орущий моток сети. В сети, плотно спеленутый сверкал зелеными глазищами огромный, размером с откормленного поросенка черный кот. Оба ученика были сплошь исцарапаны и вымазаны в грязи.
- Оборачивался? - спросил бургомистр.
- Не… - протянул старший из пацанов, - только царапался как сам дьявол и кусался…
Бургомистр, держа в руке ломоть свинины подошел к свертку, посмотрел, пару раз ткнул кота в бок пальцем, кот шипел и плевался.
- Вот, каждому по три гроша. Несите кота в собор, - бургомистр повернулся к преподобному отцу Мартину, - Пусть его не то, что окропят, а сунут в саму святую воду по самые уши. И пусть пока так в сети и полежит в ларь - сохраннее будет. А там и инквизиции кота…
Истошное мяуканье, послышавшееся за окном, оборвало Михеля на полуслове. В кабачке на миг наступила абсолютная тишина, и даже опутанный сетью кошак перестал дергаться, прислушиваясь.
- Ну, что там еще? – бросив грозный взгляд на съежившихся в предчувствии бури поварят, бургомистр выглянул в окно… Перед «Кабанчиком» еще трое мальчишек, еще одна рыбацкая сеть и еще один черный кот, плотно упакованный в означенную сеть. Малость помельче первого, но тоже довольно-таки крупный.
- Рыжая подпалина на ухе, - заметил выглянувший из-за плеча Иоахим, - похоже, кот вдовы Монс. А у того, первого, осмелюсь заметить, пузо светлое. Сдается мне, у плотогонов я его видел.
- Никогда не доверял плотогонам, - буркнул Михель, - среди них всякие типы темные ошиваются. Да и к вдове этой присмотреться бы следовало. Что-то мне рассказывали про нее… Да, какие-то слухи доходили. А слухи, дорогой Иоахим, на пустом месте не множатся.
- Так разве ж ведьмачий кот может светлое пузо иметь? Ведь он же того, как уголь должен быть, черным че…
- С каких это пор вы, почтенный Иоахим Бок, стали знатоком ведьмачьих котов? – холодно вопросил бургомистр, не поворачивая головы. Не получив от поперхнувшегося собеседника пояснений, подвел черту спору: – Чем больше котов, тем лучше. Пусть приходуют всех, сколько ни будет. Среди них наверняка окажется и тот, который нам нужен. А уж господа инквизиторы сами отделят нечисть от безвинных божьих тварей, на то у них глаз наметанный.
- Справедливо замечено, - поспешил согласиться Андреас Шварц. – А как быть с вознаграждением? Ужели ж каждому выдавать?
- Каждому, - Михель фон Глассбах был непреклонен. – Не станем жалеть на богоугодное дело, господа, ни грошей, ни святой воды.
В руках приободрившихся поварят истошно взвыл, будто предчувствуя близкую водную экзекуцию, пушистый пленник. С улицы ему ответил отчаянный мяв собрата по несчастью.

**************

С крыши «Кабанчика» за происходящим наблюдал Черный Кот. Действительно большой и абсолютно черный. Наблюдал, надо сказать, не без злорадства – унижение светлобрюхого Мартина, его самого давнего и самого наглого соперника, было ему, черт возьми, приятно. С другой стороны, один черный кот в сети – это, как говорится, частный случай, а вот два – уже неприятная закономерность. Похоже, в этом городе люди по некой необъяснимой причине прониклись исключительной нелюбовью к черным котам. Было о чем подумать и чем озаботиться.
Черный Кот плотнее прижался к черепице, стараясь слиться с тенью, отбрасываемой трубой… так, на всякий случай. Возмущение и ужас Мартина все еще ласкали ему слух, но настроение уже было безнадежно испорчено. От предчувствия грядущих неприятностей мучительно зачесался нос.
Время близилось к полудню.

Это тебе не ревизии устраивать по отдаленным приходам – вроде этой деревушки, как ее – ну, в которую Дастина-то отправили. В деревушке той на одного преклонных лет настоятеля три прихожанина – ветхих старика, которые, поди, еще Ноя в живых застали… Всех забот там – разве что свечки да утварь церковную пересчитать. Не исповеди же стариковские слушать, в самом деле. Они, может, и рады были бы в чем исповедоваться, так ведь не в чем – на хмельное в избытке денег не хватит, а на молодух им заглядываться уж и незачем… Ох, святые угодники, воистину не туда у меня куда-то мысли пошли…
Смешно – больше всего отец Себастьян суетился: словно это он лично меня в свиту к Ричарду пристроил. Причитал все – «какая честь, какая честь!». Мол, выпади ему в мои-то годы такой шанс, уж он-то бы его не упустил. Ха, как представлю нашего толстяка Себастьяна в инквизиторской свите – смех разбирает. Он ведь всю жизнь на монастырских складах проторчал, а если и бился с кем-то – так разве что с крысами в тех самых складах. Какие уж там еретики да адские твари… Не души паствы неразумной оберегал, а мешки с ячменем. Да и то пока пузо до колен не отросло…
А сам-то, сам-то Ричард каков! Вот на кого каждый послушник мечтает быть похожим! Идет – мнится, что земля трясется. Посмотрит – мороз продирает. От такого, поди, нечисть сама разбегаться должна, а еретики наперегонки к столбам спешить, хворост подтаскивая, да маслом его поливая, чтобы горел веселей да жарче. С таким рядом бояться нечего – разве что того головореза, что с ним неотлучно, Микаэля. Ходит так, словно за каждым углом убивец с кинжалом поджидает. Конечно, он вроде как боевой брат, и, насколько я понимаю, бьется плечом к плечу с инквизитором уже не первый год, однако… Однако все одно головорез. Да еще ругается как-то чудно. Хоть и шепотом, а недавно в повозке у Инквизитора все-таки не сдержался – еще бы сдержаться, когда со всего маху головой в деревянный брус въехал. А урок будет – не вскакивай, если потолок низкий! Шишка сейчас, поди, вот такенная – капюшоном не враз укроешь. Как он там сказал-то? «Tvoju mat’», кажется. Интересно, на каком это языке? И что бы это значило?
Но так ли я представлял себе службу инквизитора Святого Престола? Который день пошел, как в путь двинулись, а словно на месте топчемся. Горки да овраги, овраги да горки – словно бесы нас по кругу водят. Пока мы так до этого всеми забытого городка доберемся, еретики кто куда поразбегутся. Урок Инквизиции должен быть скор и страшен, чтобы ересь расцвесть пышным цветом не успела, а паства несмышленая убоялась паскудному греху предаться – разве не тому нас учили? Хотя… Может быть, есть резон в словах Ива Бланже – не лучше ли сначала разобраться, что же случается такое во человецех, что они от Господа лица свои отворачивают? А уж потом в железа да на костер?
Да ну, дурь все это. Ха, попробовал бы я с этими словами к отцу Ричарду подойти. Чтобы мне сказал на это Инквизитор? Наверное, рявкнул бы что-нибудь коротко и резко… Вроде «поднеси факел».
Вот только чего он привязался ко мне с Цицероном этим? Да, умен был древний оратор, хоть и язычник, прости Господи, но сколько ж можно? В горле уж першит от этих инвектив да филиппик…
О-хо-хо… Впрочем, не так-то уж сильно и трясет. Скорее, укачивает… Вот уже мягко так, хорошо…

Странно, конечно – никогда не было, чтобы на простой процесс такой поезд снаряжали. Воистину, только архистратига Михаила с небесным воинством не хватает, а остальные все уж в сборе – впору новые Альбигойские войны начинать. Хотя, чем больше нас, тем лучше – ведь, как говаривал инквизитор Изарн, ни один католик не может быть совращен в ересь, если рядом с ним добрый пастырь. Выходит, чем больше добрых пастырей – тем лучше добрым католикам.
Особенно таких пастырей, как мастер Ричард, осмелюсь добавить.
Хорошо, что сумел до Странбурга и обратно споро обернуться. Развеялся хоть немного – все лучше, чем тащиться уныло с поездом, слушая, как кони по грязи копытами чавкают. Наемники во главе с Девенпортом навстречу попались – эти-то чего в город вперед всех рванули? Мимо пронеслись, словом не удостоили – шибко важные, вроде… Ну-ну. Немножко боязно, конечно, мастера было покидать, пусть и на время, однако ладно – Николас бдит, да и сам Ричард многим боевым братьям фору даст, даром, что немолод.
А городок этот, Странбург – весьма премилый, надо сказать. Тихий, опрятный, мужики шапку за версту ломают, бабы ходят глазки долу. Видно, что знавал он и лучшие времена, само собой, пока серебро в копях брали, но и сейчас не в запустении пребывает. Тихий, тихий… Наверное, даже слишком тихий. А что если ошибка? Откуда там нечисти-то взяться?
Ага, как же. В тихом омуте… Забыл, как два года назад в такой же городок приехали? Тоже тишина была и благолепие, уж такая тишина…
Микаэль помассировал левую руку сквозь плотную ткань куртки. Забудешь такое, как же. Клыками рванули – кровью едва ли не полплощади залило. Спасибо, подмога подоспела вовремя, а то…
Одно успокаивает – к нашему приезду в городке все готово будет. Бургомистр там мужик хваткий, по всему видно. Как письмо инквизиторское прочел – глазки так и забегали. Наверняка костерил нас на все корки – еще бы, растраты там немаленькие предстоят – но ума хватило сделать это не вслух. Но мысли мыслями, а дело делом: сразу такого шороху навел, что тишины в городке как не бывало – забегали, засуетились разом. Кузнецы молотами звенят, плотники пилами вжикают, как заведенные, кто бревна тащит, кто известь… Так что будут там к нашему приезду и помосты, и темницы и все прочее, что потребно Инквизиции для ее благого дела. Вот только я не я буду, если бургомистр и на этом свою выгоду не сделает, кошелек звонкими далерами не пополнит. Хотя это уж не моя забота – главное, чтобы наше дело прошло без сучка, без задоринки.
За мальчишку вот только боюсь, за Кристиана. Сразу видать – парень болтает много лучше, чем бьется, а в нашем деле гладкие речи не всегда помогают, ой не всегда. Уж я-то знаю… Мастер попросил за парнем приглядывать, чтоб чего скверного не приключилось – но так приглядывать, чтобы тот не догадался. Правда, парнишка от меня пока шарахается – но это ничего. Главное, чтобы я не опоздал прикрыть, когда надо будет.
А посему – держи меч наготове, брат Микаэль, чтоб всегда под рукой был…
Микаэль насторожился. А это еще что за…
Издалека доносился характерный металлический лязг и приглушенные расстоянием возгласы.
«На караван напали!», обожгла мысль.
Микаэль дал коню шпоры, и гнедой перешел в галоп. Проклятье, надо было быстрее возвращаться! Так нет, решил проехаться потихоньку, весенним воздухом подышать. Ричард-то себя в обиду не даст, но ведь там и помимо Инквизитора народу преизрядно…
- Быстрее, ты, волчья сыть! – прикрикнул он, нахлестывая коня…
…Обстановку он оценил сразу – дождавшись, пока караван втянется в узкую ложбинку, сидевшие в засаде обрушили перед караваном и сразу за ним заранее подпиленные деревья. Конечно, для лошади это не было серьезной преградой – другое дело повозки, их-то через деревья не перетащишь, и попавшим в ловушку поневоле пришлось бы их бросить. Похоже, на то, чтобы поживиться добром, и рассчитывали те, кто устроил засаду. Вот только расчет их оказался неверен – бросать обоз и задавать стрекача инквизиторы не собирались. И это внесло замешательство в действия напавших.
Их было девять – троих, вооруженных топорами и короткими копьями, сдерживал Николас, вставший спиной к дверце повозки, и не дававший выйти Иву Бланже, еще трое наседали на отца Ричарда, который на удивление легко орудовал устрашающих размеров двуручником. Наконец, последняя тройка, с небольшими арбалетами в руках, пребывала в замешательстве – с того места, где они находились, стрелять им было неудобно: они бы скорее попали в спину своим подельникам, нежели в Ричарда или Николаса. Последний, кстати, уже записал на свой счет одного врага – тот с развороченным горлом опускался на изрытую конскими копытами землю, хватаясь за облепленные глиной колеса повозки. В следующее мгновение перешел в наступление и Ричард – широкое лезвие смахнуло голову одному из нападавших. Правда, Микаэль понимал, что легкость, с которой Ричард работал с мечом – ненадолго: двуручник все-таки слишком тяжел. Значит, он как минимум не опоздал!
Микаэль метнул клинок, и только потом осадил коня, уже зная, что еще одним врагом стало меньше – хорошо сбалансированный нож вошел прямо под нижнюю челюсть одному из арбалетчиков. Этого было достаточно, чтобы двое оставшихся стрелков, и без того праздновавшие труса, обратились в бегство, скрывшись за пригорком.
Дальнейшее заняло лишь несколько мгновений – нападавшие оказались меж двух огней и были обречены. Второй швырковый нож с чавканьем врезался в шею одному из противников Ричарда – то, что Микаэль нанес удар сзади, его нисколько не беспокоило: в бою все средства хороши, считал он, особенно если у врага численное преимущество и если он нападает исподтишка. Двуручник Ричарда косо перечеркнул последнего врага, широким рубящим ударом развалив тело почти пополам.
Николас тоже срубил своего второго противника.
- Последнего – живым! – рявкнул Инквизитор. Микаэль ударил под основание черепа последнего нападавшего рукояткой меча, где в металлический шарик была заклепана частица мощей святого Доминика, но взять врага живым не удалось – оглушенный, он неловко упал, грудью напоровшись на меч Николаса.
- Тьфу! – в сердцах сплюнул Ричард. – Хоть бы узнали, кто это такие были…
- Да я меч убрать не успел, – поджал губы Николас. – Если бы…
- Ладно, чего уж теперь…, - дернул уголком рта Ричард, и принялся стирать кровь с клинка.
В дверцу повозки начали колотить изнутри и Николас, спохватившись, отступил в сторону. Дверца распахнулась, показался Ив Бланже.
- Почему меня заперли? – напустился он на Николаса.
- Что, Ив, хотел переговорить с ними на предмет диавольских происков? – сверкнул зубами в улыбке Ричард. – Собирался провести душеспасительную беседу, прежде чем мы отправили их к праотцам?
Бланже глубоко вдохнул, словно собираясь что-то сказать, но, поглядев на холодно улыбающегося Ричарда, только махнул рукой.
Микаэль перевернул тело одного из нападавших – того, которому всадил нож в шею. Обычного вида мужик, почти до глаз заросший дикой бородой, в видавшей виде одежде – потертый кожушок, латаные штаны…
- Скорее всего, разбойники лесные, - сделал он вывод, осмотрев и остальных. – На легкую добычу рассчитывали… Болваны. Думаю, местная власть нам еще и благодарна будет – за то, что мы с этими «лесниками» разобрались прежде, чем они успели купцов за мошну пощупать…
- Давайте хоть соберем их вместе, что ли…, - предложил Бланже, разглядывая голову разбойника, лежащую на довольно большом удалении от тела. – И отходную, наверное, прочесть не помешает. А то… не по-христиански это как-то.
Ричард пожал плечами, оглядываясь по сторонам.
- Хорошо, отходная – это по твоей части, брат Бланже… А вот где наши, с позволения сказать, сопровождающие? Как разбойники на нас наскочили, они порскнули кто куда… Теперь уж поди, в самом Странбурге по кабакам ошиваются, байки травят про то, как на нас все адово воинство напало…
Из кустов – словно именно этих слов и дожидались – показались несколько человек: возничие, писари и прочие сопровождающие.
- А вот и наши храбрецы, - ехидно сказал Ричард. – Да, братья мои во Христе, не слишком-то вы спешили помогать нам…
«Храбрецы» переминались с ноги на ногу, не поднимая глаз. Микаэль хмыкнул – он прекрасно понимал, что толку от такой «помощи» не было бы никакого – но трусость сопровождающих была ему тем не менее неприятна.
Снова скрипнула дверца – теперь уж в повозке Инквизитора – явив на свет Кристиана, послушника.
- Святые угодники… А… а что случилось? – спросил он, протирая слипающиеся глаза.
Микаэль фыркнул, через мгновение заулыбался Николас, и даже Ричард не смог сдержать улыбки.
- Похоже, рассуждения о доблести героев древности вдохновили отрока на неравный бой…, - сказал он. – С подушкой!
Теперь уже расхохотались все, сбрасывая накопившееся напряжение.
- Ладно, - Ричард с шипением загнал клинок в ножны, и стер улыбку с лица, - оттащите бревно с дороги и помогите отцу Иву сложить тела вместе. Да побыстрее – мы и так задерживаемся…

Однако это он отметил лишь мимолётом, основные его мысли были сосредоточены на Красном Инквизиторе. Помимо его воли память возвращалась к пережитым кошмарам прошлого. Он вспомнил день уничтожения Стаи. С утра над лесом повисло тяжёлая, душная атмосфера. Волчье чутьё не подводило, но даже оно не могло опознать опасности. Аристарх вспомнил, как подбежал к матерому волку, спрашивая что происходит, однако, тот лишь шутливо ткнул его лапой, отчего волчонок со смехом покатился по траве. Однако его смех скоро утих. Надолго. Беда, которую они ждали пришла. Замерцали вдалеке огни факелов, послышался рёв охотничьих рожков и стук копыт, приказы отдаваемые громким твёрдым голосом. Этот голос он запомнил НАВСЕГДА.
Мать и другие волчицы согнали весь молодняк на полянке у обрыва реки. Все взрослые бросились преградить путь наступающей угрозе, но их было слишком мало. И тут он увидел ИХ. ИНКВИЗИТОРОВ. В ослепительно-белых доспехах с крестами, забрызганных кровью. Спереди шли пехотинцы, вооруженные мечами и рогатинами. Солдаты вооруженные рогатинами принимали на них распластавшихся в прыжке оборотней, а воины с мечами мощными ударами приканчивали добравшихся до них. Однако ряды воинов в белых доспехах постепенно редели. Возможно будь у противника только пехота оборотни смогли бы остановить их, или хотя бы увести от молодняка, дать возможность спастись… Но сзади ехали всадники с арбалетами. Серебряные болты летели с неба, периодически настигая цели. Вот волк, тот что утром ткнул его бросился в самоубийственную атаку. Он прыгнул, и сразу несколько болтов встретили его в воздухе. Полет прервался и он мешком рухнул на ближайшего солдата с рогатиной. Тот успел выставить её вперед, и волк нанизался на неё, словно бабочка на чудовищную булавку. Кровь брызнула в лицо солдата, тот отшатнулся, однако оборотень продолжал, даже умирая рваться к врагу. Наконец его челюсти сомкнулись на шее воина, и оба рухнули на землю.
А в центре этой копошащейся массы ехал ОН. С лежащим поперёк седла двуручным мечом(придерживая его рукой), гордым взглядом и а белом балахоне (даже доспехи были ему нужны, так уверенно он себя чувствовал). В противовес остальным, от которых шёл запах неуверенности, страха ярости, от него пахло смесью спокойствия, гордости и жестокости.
- Красный Инквизитор – пронеслось по рядам человекозверей. Но это не сломило их, наоборот придало дополнительные силы мстить за погибших собратьев.
Вот несколько оборотней бросились, и прорвали цепь пехоты. Вот его отец, вожак, с разгону прыгнул прямо к вождю людей. Остальные оборотни в это время продолжали сминать пехоту на прорванном участке, а с неба на них сыпалось серебро. Вожак сделал последний толчок и, высоко прыгнув, устремился к цели – горлу противника. Но тот невероятным образом умудрился поднять меч, блеснуло серебристое лезвие, разрубая на пополам те6ло его отца, но тот продолжая продолжая полёт лапой нанес страшный удар по лицу всадника. Аристарх видел, как его мать рванулась к телу убитого мужа, но тотчас была пригвождена к земле полудюжиной стрел. Глаза волчонка заволокла кровавая пелена, впервые он ощутил желание убить не для пропитания. Жажда крови заполнила его сознание, отключай все рефлексы и чувства. Он увидел, что конь Инквизитора остановился у самого обрыва, и Аристарх бросился на него. Но даже не долетел – могучий конь ударил его копытом, и волчонок отлетел прямо в обрыв…
Очнулся он уже глубокой ночью. Рана на щеке на зажила, возможно копыта были из сплава серебра, может была другая ричина, но так или иначе, шрам от удара остался на всю жизнь.
От раздумий его отвлёк хриплый голос:
- Делиться хорошо! Питеру нравится делиться!...

- Ну а если я откажусь?
- А вот это ты зря, зря! Сейчас Стиви сделает немного бо-бо!
Верзила стоявший сзади ткнул Аристарха в спину кинжалом… Вернее попытался. Уклонившись вбок, он с размаху нанёс удар посохом по голове нападающего. Эффект был сногсшибательным. В прямом смысле. От удара голова бандита дернулась, изо рта длиной струёй вылетела кровь, перемешанная со слюной и несколько зубов. Продолжая движение своей головы, грабитель накренился вбок и упал, как срубленное дерево.
Но вопреки ожиданиям Аристарха остальные бандиты не бросились в рассыпную, как это обычно бывает, а решили атаковать (видно их кровь подогревал алкоголь, предавая смелости и замедляя реакцию). Аристарх принял на посох неумелый удар ножом (по виду кухонным), и отбросил руку нападающего в сторону. И тут своим врождённым чутьём он почувствовал, что бандит, обходящий его сзади, наносит удар. Изменив направление движения посоха, он нанес его концом удар по глени стоящего спереди, отчего тот отступил на пару шагов назад, времени оставалось как раз на то, чтоб развернуться, что Аристарх и сделал. И увидел клинок направленный ему прямо в грудь. Ни уклониться, ни поднять для защиту посох он уже не успевал. И тут, на гране рефлексов, Аристарх обратился к некромантии. Простейшее заклинание – костяная стрела, состоящая из микроскопических частиц праха, рассеянного в пространстве – Разворотила грудь нападающего, откинув того на пару метров. Сознание Аристарха заполнила красная пелена – терять уже было нечего – инквизиторы наверняка определят причины смерти.
«Во имя Мараны, что я сотворил» - пронеслось в голове некроманта. Но думать было уже некогда – он начал обращаться, цвета поблекли, кости пронзила упоительно-сладкая боль, и уже через секунду перед остолбеневшим нападающим стоял матёрый волк. Тот даже не успел понять, что произошло – алкоголь, до сих пор туманивший разум, мгновенно выветрился. Из его горла начал рваться крик. В воздухе растянулось огромное мохнатое тело, и челюсти сомкнулись на горле, удушив крик. В рот Аристарху брызнула солоноватая жидкость, но он не стал упиваться этой жидкостью, смаковать её, лишь вобрал в себя ту энергию, которую излучали умирающие, и в пару прыжков достигнув ближайшей подворотни, в которой мог с трудом пройти даже один человек, скрался от глаз подбегающей стражи.
*******************************************************

Выйдя из неприметного проулка, вытирая рукавом губы, уже в человеческом облике, Аристарх пошел по городу тихонько насвистывая: « Выпей, может выйдет толк, обретёшь свое добро. Был волчонок, станет волк. Ветер кровь и серебро!». Зная сэра Ричарда, Аристарх был уверен, что тот первым делом соберёт народ на проповедь. Дорогу спрашивать не пришлось – своим чутьём он прекрасно улавливал, где находилось огромное скопление людей.
Подходя к центральной площади города, Аристарх увидел неприметную фигуру. И тотчас на него повеяло холодом чужих, нездешних пространств. Впрочем заострять на этом внимание он не стал – хватило на него сегодня и одного промаха.
На площади уже собралась порядочная толпа.

Закончу просматривать списки горожан и жителей окрестностей сегодня ночью, перед проповедью. Вот уж действительно бургомистр расстарался – указаны даже характерные приметы наиболее значимых лиц города.

И еще порадовал меня фон Глассбах. Его люди весьма расторопно отловили пару черных котов, видимо, с целью показать свое усердие в искоренении оборотней. Просто отлично! Вот брат Ив Бланже и займется ими. Сегодня же. Пусть поисследует столь любезный его сердцу предмет человеко-кошачьих сущностей. А коли сбегут, так пусть ловит, пусть проявляет инициативу и изобретательность в этом богоугодном деле. И почему бургомистр не догадался хотя бы штук пять отловить - Иву хватило бы на все пребывание в Странбурге. Какая жалость, брату Бланже, видимо, придется сильно урезать свои запланированные проповеди – тут на котов хватило бы времени! А содрать шкуры с этой развеселой компании я всегда успею. Я имею в виду котов.

Одним словом, еще немного, и бургомистр будет мне почти симпатичен. Хотя меня-то он на дух не переносит, уверен.

А если серьезно, то в городе действительно есть один или два оборотня. Скорее, даже два. Теперь это уже не вызывает сомнений. Но мерзкие твари – всего лишь симптомы болезни города, а не ее возбудители. Оборотни не появляются в городах просто так – их привлекают незримые эманации Зла. У всех диаволовых отродий всегда наличествует стремление концентрироваться к источнику Зла. Иногда они даже сами об этом не догадываются. Изучая передвижения оборотней и нанося их на карту, можно с хорошей точностью искать диаволовых слуг, искушенных в ведьмовстве или некромантии. Служение диаволу связывает незримыми нитями всех его слуг – в этом заключается суть моего трактата «О структуре Зла».

Считается, что отец лжи и всех пороков суть бессистемный хаос. Страх от невозможности предугадать его действия вызывает страх еще больший и, как следствие, оцепенение сознания и воли и иссякновение веры.

Безоглядный ужас вызывает только тот враг, которого мы не знаем в лицо. Как узнать нам нашего врага?

Диавол ничего не изобретает сам, он способен только грубо копировать, а после извращать и уродовать творения Бога. Насколько прекрасна, гармонична и совершенна структура Божественного мироздания, настолько же безобразна, мерзка и тошнотворна структура Зла. И сразу же становится ясным, что нельзя полагать Зло необъяснимым и сверхъестественным, ибо Зло обладает структурой!

Чем лучше мы поймем эту структуру, тем точнее и разрушительнее будут наши удары по врагам истиной веры. Святая Инквизиция разит наповал!

А оборотни – лишь звено этой структуры.

…Поброжу-ка я остаток дня по городу! Микаэль очень не любит этих моих эскапад, Николас с ним совершенно согласен. Но оба неизменно стараются сопровождать меня. Я недостоин такой безграничной преданности… Во истину, Господь милостив ко мне!

Они не отпускают меня одного, видимо, чтобы не случилось как в прошлом году, в том французском городке… Но как бы оно там не случилось, все равно нельзя знакомиться с городом из окна кареты и под усиленной охраной. Нельзя узнавать жителей, всего лишь протягивая руку для поцелуя из-за занавески. Господь живет в людях! Вот в этой торговке с грубым лицом, которая провожает сейчас меня и моего спутника испуганным взглядом, вот в этой молоденькой девушке, в этих играющих детях…

Кроме того, оборотни никогда не нападают днем. За свою жизнь я повидал их достаточно, чтобы с уверенностью это утверждать. Это доказанная теорема.

- Как тебе Странбург, Джон?

- Обычный город, Ричард.

- Давно ты приехал, друг мой?

- Сегодня утром, за несколько часов до тебя. Наблюдал шествие твоей свиты по Ратушной площади.

- Было торжественно и помпезно?

- Да не особенно, Дик.

- Я очень рад тебя видеть, Джон!

К вечеру весь Странбург будет знать о странных привычках Главного Инквизитора прогуливаться в сопровождении всего только одного человека. «Блажь и дурь столичного аристократа», - подозрительно скажут почтенные горожане. Но пусть их – к какому только обращению я не привык за годы странствий по всей Европе… да и не только по христианским землям – по воле Господа мне пришлось побывать даже в Японии.

С моей внешностью трудно сразу располагать к себе людей. Не в меру проницательный взгляд достался мне от матери, которую я практически и не знал. Когда отец женился второй раз, мне было всего три года.

- Ты не по обыкновению мрачен. Тебя что-то тревожит?

- Человека всегда что-нибудь тревожит, Джон. Его душа постоянно в движении, в поисках света…

- Ты хочешь сам себя убедить в этом? Даже ты не всегда искал этот свет. В семинарии тебя интересовало совсем другое.

- Меня всегда интересовала истина. Просто раньше я не знал ее источника.

- Математику не забросил?

- Джон, математика удивительно созвучна с Божественным порядком. Точно так же, как в основе человеческих отношений, побуждений и мотиваций лежит несколько очень простых вещей, так и в основе мира лежат простые и красивые математические идеи. Бог наделил нас возможностью постигать красоту Своего замысла посредством наук. Важно суметь правильно распорядиться этим великим даром.

- Все-таки ты сегодня сам не свой, Ричард.

- Так приехал бы раньше, пока я еще тащился в своем торжественном обозе, принес бы бутылочку «Фалангины»!

- Ты же знаешь, я не любитель прилюдно набиваться в друзья Главному Инквизитору. Я всего только простой священник.

- В семинарии ты таким скромным не был!

- Когда это было, Ричард… Но я рад, что повидал тебя... Хотя бы потому, что ты мне сейчас, наконец, расскажешь, что с тобой происходит, какие мысли тревожат тебя.

- Что тревожит, спрашиваешь ты?… Часто думаю, что мне в жизни надо было избрать что-то одно. Либо путь воина, либо стезю священнослужителя. Нельзя сочетать испепеляющий огонь и утоляющую жажду воду! Я очень грешен перед Господом… Последнее время мне становится все труднее обращать в истинную веру Словом и только лишь Любовью к людям… «Любовь к людям» – иногда этот простой завет Бога становится для меня невыносимо тяжел!! Ведь сброд, орущий на площади «Сожги ведьму, сожги тварь!!» - тоже люди. Да, я отправлю ведьму на костер – если душа осуждена и безвозвратно порабощена диаволом, то другого исхода нет и быть не может. Но я не испытываю от этого того сладостного удовольствия, какое с отвращением читаю на безумно скалящихся рожах! Я презираю эту толпу! Но без любви к людям чем я отличаюсь от того же Брюса!? Какова тогда цена моему Слову, если все мое красноречие уподобится словам античных язычников?

- Кто это – Брюс?

- Из моего сопровождения. Он равно может служить всем, кто его нанимает. Не любит людей и, принимая решения, под час очень эффективные, никогда не руководствуется соображениями веры и морали… Таким людям, как Брюс, Бог не нужен. Но Бог есть любовь! Человек греховен по своей сущности, но в нем живет душа, эта сияющая искорка Господа. Пусть же она воссияет над болью и ненавистью, над страхом и страданием! Любовь возрождает и очищает мятущиеся души… Я грешен, ибо во мне недостаточно любви.

- Почему ты всегда обвиняешь себя?

- Я и так слишком редко это делаю. Я тот, кто никогда не сомневается в правильности выбора решения!

- Ты винишь себя за то, чего не совершал. Ты слишком строг к себе. А это не идет на пользу делу Святого Престола… Но ты говорил о выборе пути.

- Вот что я хотел сказать, Джон. Верно ли я избрал для себя два пути одновременно? Как все-таки жаден и бесконечно горд человек, даже в своем стремлении к Богу! Почувствовав в себе силы нести слово Божие, человек думает, что ему нет преград, что ему все по плечу. Он истово верит, что воссияет Божественная истина на этой грешной земле! Но странны проповеди о Боге с руками, обагренными кровью, странны слова о Любви и Покаянии, когда голос хрипл, когда тело еще дрожит от волнения недавней битвы… и кровь, повсюду кровь… В этом ли мой крест? В такой ли двойственности мое служение Господу? Или я, уже почти прожив отпущенный срок на этой Земле, так и не понял, чего же хочет от меня Господь…

- Ты делаешь то, что умеешь делать лучше всего. Ты владеешь и Словом, и Мечом. Чтобы ты делал с оборотнями одним только Словом?

- Оборотни… что оборотни… На самом деле они не более опасны, чем дикие звери. Они хитрее и умнее обычных зверей, но они не опасны для людских душ. Люди знают, что оборотни – Зло, знают это твердо и никакие диавольские уловки не смогут переубедить их в обратном. И по этой причине я считаю, что истребление оборотней не есть прямая задача Святой Инквизиции… Но освобождать мир от мерзких тварей – долг всех людей, значит, и служителей Церкви. Значит и мой. А я не из тех, кто перекладывает свои обязанности на чужие плечи. В таком деле слово воина может сделать больше слова священника… Да ну их к… вообще не хочу я более думать про этих проклятых оборотней. Убивать их надо – вот цель прямая и ясная для любого!

- Ты очень раздражен, Ричард…

- Да, очень раздражен!! Я не люблю, когда мое внимание пытаются отвлечь столь нехитрой уловкой, как демонстративное убийство прямо перед приездом миссии. Как будто кто-то кричит мне в ухо: «Здесь оборотни, оборотни! Ату их, Инквизитор!!» Не люблю, когда из меня делают идиота!! Гораздо больше меня беспокоит причина, по которой оборотни оказались здесь. Пусть они сами будут твердить, что их привела в город конкретная цель, ну, скажем… хотя бы личная ненависть ко мне… но на самом деле их ведет сюда Зло. Понимаешь, Джон, у Зла есть своя структура.

- Структура?

- Зло обладает структурой! На низшей ступени в иерархии Зла стоят оборотни и подобные им твари. Диавольские отродья, не люди и не звери, проклятые Богом и ненавидимые человеком. Твари, убивающие детей и стариков, превращающие людей в себе подобных и тем самым обрекающие их души на вечные муки в аду! Оборотни появляются там, где для них есть пища и укрытие. Там, где они чувствуют себя вольготно и безнаказанно – там, где ослабла вера в Господа.

Почему есть места, где ослабла вера в Господа? Потому что там укоренились слуги и ученики диавола!

На второй ступени в иерархии Зла и стоят прислужники диавола. Мерзкие ведьмы и колдуны, заключившие с отцом лжи добровольный союз! Некроманты, поднимающие из могил наших похороненных по-христиански родителей, заставляющие их бродить среди нас полусгнившими трупами!

А где укореняются прислужники диавола? Там, где людские души смущены и бродят во тьме, не видя Божественного света.

Почему же ослабла вера в Господа? Почему люди, когда-то примерные христиане, решаются безвозвратно встать на дорогу, ведущую в ад? Почему они поступают так? Потому что их души смущены речами еретиков!

Третья и последняя ступень в иерархии Зла – это еретики. Это иноверцы и мерзкие язычники! Это чернокнижники, зовущие людей не верить, но рассуждать о Боге! Судить Бога и таинства Его!! Но особенно опасны лживые лицемеры, выдающие себя за истинных христиан, но поклоняющиеся другим богам, такие, что без стыда зовут себя учениками Его! Эти люди наносят Христу самые жестокие удары… Вот идет Спаситель, ноги и руки Его изранены и покрыты кровью. "О, Иисус Христос! Кто снова заставил Тебя проливать Кровь Свою? - спрашиваем. - Откуда эти раны? Почему так скорбен Твой лик?" - "Я был изранен", - отвечает Он. - "Вероятно, Тебе нанесли раны Твои недоброжелатели?" - "Нет!" - восклицает Господь: "Меня били в доме любящих Меня"; "Я получил эти раны от рук людей, носящих имя Мое. Они снова пронзили тело Мое и снова распинают Меня". Распять Христа, отдать Его на поругание, исповедуя в то же время имя Его! Как может существовать подобный грех!?

Проклятые еретики есть наипервейший и ненавистнейший враг Святой Церкви!! Церковь не лечит только лишь симптомы болезни. Она не только лишь истребляет оборотней. Она не только лишь судит ведьм, колдунов и некромантов. Она беспощадно уничтожает заразу в корне! А корень Зла – в еретических учениях. Еретики – фундамент иерархии Зла и вернейшие слуги диавола!!

Еретики слишком уж эффективно разрушают веру, особенно среди необразованного народа. Ереси просто плодятся!! Человеческие души на удивление охотно попадаются в тенета зыбких идей, сулящих златые горы, а на деле ведущие в ад… Проклятых еретиков я бы пытал и жег самолично, покуда моих сил хватит!! Еретики – не оборотни, зло которых очевидно любому. И они во сто крат хуже ведьм. Ведьмы продавая душу диаволу, понимают, что делают, они сознательно идут на такое зло. Ведьмы знают что есть Бог, и знают также, что служат его антитезе. Вот что важно, ведьмы не называют Зло Добром, они поклоняются злу и признают это! А вот еретики поступают иначе - они воистину слуги диаволовы, ибо называют белое черным, и Диавола – Богом. Они называют себя верующими. Они ходят в Церковь. Они имеют благочестивый вид и не стыдятся произносить имя Господа нашего, но черны и исполнены нечистоты их души! Они утверждают, что веруют в Господа, но все в них – их лживые слова, их туманные рассуждения, которые дурманят народ и склоняют его к жизни в темноте своих страстей и пороков, их диавольское толкование свободы – все вопиет об обратном! О, как я их ненавижу!!! Я возвел бы костры до небес!!!

- Светлячок… Что меня всегда в тебе восхищало, что ты искренне веришь в то, что говоришь. Мало кто на это способен.

- Вера уходит из людских сердец, Джон… Она подменяется иными понятиями, за которыми только отчаяние и пустота. Люди начинают жить только лишь сегодняшним днем, словно бабочки-однодневки… Бог превращается в традицию, поход в церковь – в ритуал, Господь больше не живет в сердцах. Вера неотвратимо уходит. А когда уходит Бог - приходят твари Тьмы, которые на людей смотрят как на мясо и развлечение своей похоти. Приходят такие… Твари, по сравнению с которыми оборотни просто жалкие волчата. Твари умные, изобретательные и уничтожающие людей ради забавы…

Что ты так смотришь на меня, Джон?

Конечно, не сейчас и не в этом городе – не в наши времена и не на этой земле, но… такая опасность есть. Нельзя забывать о последствиях иссякновения веры… Что-то я становлюсь несдержанным, друг мой. Это плохо… Но в конце концов, я хочу размяться от этой тряски в карете!! В следующий раз уломаю брата Готфрида на организацию конного отряда.

- А что, во время той заварушки в лесу ты не размялся? Кстати, в городе говорят об этом.

- Это всего лишь незначительный эпизод. Ты придешь завтра?

- Я не люблю твои проповеди, Светлячок. Хоть и приду.

- Почему?

- Приду потому, что тоже скучал по тебе. А не люблю проповеди потому… потому что есть что-то неправильное в том, что бы зажигать веру в душах людей словами постороннего. Эта вера должна зажечься сама, без всякого вмешательства. А ты ведь всегда зажигаешь, ты же не можешь ограничиться просто притчей, просто историей…

- Пока ты будешь ждать чуда, Джон, диавол воцарится на земле и… и в иных мирах, если они есть!

- Может, ты и прав, Светлячок. Ну, до завтрашнего утра.

***

Боевой меч оставил в доме бургомистра – больно уж потрясенное лицо было у бедняги при виде моего полутораметрового двуручника. Искушенный в общении с представителями Святого Престола и столичной знатью, он не сразу подыскал слова о запрете ношения такого оружия в пределах города. Запрет касается всех без исключения, о чем мне в конце концов было сообщено со всей возможной деликатностью. Что ж, в какой-то степени я понимаю бургомистра и ценю его решимость в поддержании порядка и собственного авторитета. Он хороший хозяин Странбургу. Кроме того, он был довольно любезен со мной – обычно бывает гораздо хуже. Пусть будет эта небольшая уступка – тем легче бургомистр согласится впоследствии на мои требования. А сразу восстанавливать против себя городские власти не считаю нужным. Лишние прецеденты с последующим неизбежным вызовом карательных отрядов не пойдут на пользу дела.

В конце концов, я не безоружен. Мастера далекой страны восходящего солнца понимают толк в обработке стали: кованый стилет с крюком у рукояти – идеальное оружие для защиты от меча. Этот полуметровый кинжал ерой-доси хасивара с легкостью протыкает и доспехи, и шкуры оборотней.

…Время к вечерне (около четырех часов дня по каноническим часам бенедиктинцев). Что ж, я уже довольно неплохо здесь ориентируюсь. А это что – кузница? Замечательно! Если уж с мечом нет возможности размять мышцы…

Стойка с инструментами вдоль стены. Молоты для работы с металлом - с длинными рукоятями и поменьше, для более точной работы. «Более точной работы»... Знаю я, что за «работа» достается иногда этому простому инструменту, привыкшему не только к беспрерывному и глухому звону металла в кузнице, но и к стонам умирающих на поле боя. Я молотам всегда предпочитал двуручный меч.

На деревянных верстаках – заготовки, зубила, долота, и прочие кузнечные инструменты, на стенах – щипцы всех мыслимых размеров. В углу бочки для закалки. И три кузнечных горна. С главным горном кузницы работает мастер, высокий широкоплечий человек. Правую сторону его лица занимает застарелый безобразный ожог. Это, видимо, Фогель. Рейнер Фогель.

Он поднял голову и взглянул на меня.

Его спокойные синие глаза на мгновение задержались на моем одеянии инквизитора.

«Я пришел не как инквизитор», я смотрел на него.

«Вижу», также молча он вернулся к работе.

Запах металла, повисший в воздухе, звон, отрывисто вылетавший из-под молота мастера, и раскаленная до бело-желтого оттенка заготовка – все это заставило меня скинуть сутану и одеть один из кожаных фартуков, висевших недалеко от входа. Фогель только слегка усмехнулся, когда я подошел к горну и начал качать меха. Приятный жар разлился по телу, воспоминания о долгих месяцах безделья в изнеженной Столице уносило прочь, сгинула и усталость от многодневной тряски в карете. Наливавшиеся силой мышцы вспоминали, каково это – крушить неподдающийся металл, придавая ему форму, угодную Создателю!

Удары смолкли. Фогель испытующе смотрел на меня. По прежнему не говоря ни слова, он протянул мне свой молот.

За открытыми воротами кузницы постепенно скапливался народ.

Первая проповедь преподобного отца Ричарда Кентерберийского, Главного Инквизитора, главы миссии Святого Престола, данная им жителям города Странбурга.

Сокрушаюсь, Господи, всем сердцем моим о всех грехах моих, прежде всего потому, что оскорбил Тебя, моего милостивого Отца и Владыку. Ненавижу все мои грехи и смиренно молю Тебя, помилуй грешную душу мою.

Благослови, Господи, начинаемое дело и помоги мне благополучно завершить его при содействии Твоей благодати! Тебе посвящаю все мои труды и старания, чтобы они послужили для блага и спасения всех людей этого города. Аминь.

О спасении души ближнего.

Жители славного города Странбурга! Братья и сестры во Христе!

Весна – пора тяжелой работы для всех добрых христиан. Вы трудитесь в поте лица для своих семей, для процветания вашего прекрасного города, для установления мирной жизни и укрепления божественного порядка в этих краях. Земля, где живут честные труженики-христиане, благословенна и любима Господом нашим! В награду за труд, земля дает пропитание человеку.

Когда люди сажают плодовые деревья, то ожидают от них обильных плодов. Для этого они ухаживают за саженцами, прилагая при этом немало усилий. Но какую великую радость получают люди, когда их заботы бывают увенчаны успехом, и посаженное дерево приносит много плодов! И, напротив, сколько разочарования и огорчения испытывают люди, когда дерево, несмотря на все их старания и заботу, остается бесплодным.

Как спелый и сочный плод - это цель, для которой существует дерево, так послушание воле Божией и прославление Господа должны быть целью и назначением человеческой жизни, ибо для этого человек был первоначально создан.

Каждый прожитый нами день на этой земле, все наши труды – будь то работа в поле или мастерской, вся наша любовь к ближним и любовь к своему родному городу – все во имя Господа нашего, который бережет нас и печется о нас. Господь любит нас, как мы любим своих детей, своих родителей, своих ближних!

Ищите пользы не для себя, но для ближнего своего! Искать полезного для ближних - вот правило совершеннейшего христианства, вот точное его назначение, вот верх совершенства!

Иона, когда искал пользы не для других, а для себя, то едва не погиб: он подвергался опасности, был обуреваем волнами и утопал, но когда он стал искать пользы для других, тогда нашел и свою.

Иаков, не искавший собственной пользы от стад, получил великое богатство.

Также Иосиф, желая принести пользу братьям, нашел и свою: когда отец посылал его к братьям, то он не сказал: "Разве ты не знаешь, что за видения и сны они готовы растерзать меня, что за толкование снов обвиняют меня, что за любовь твою ко мне намереваются наказать меня, - чего только ни сделают они, встретив меня среди поля?" Ничего такого он не сказал и не подумал, но предпочел всему служение братьям, потому и получил впоследствии все те блага, которые сделали его славным и знаменитым.

Бог, желая соединить всех друг с другом, поставил все в такой необходимой связи, что с пользой одного соединяется польза другого: на том стоит весь мир!!

Если бы каждое ремесло стремилось только к своей пользе, то и жизнь была бы невозможна, и невозможно то самое ремесло, которое стремилось бы к этому. Потому земледелец сеет жита не столько, сколько нужно для него самого, - иначе он давно погубил бы и себя и других, - но он печется и о других. Воин ополчается на опасности не для того, чтобы спасти только самого себя, но чтобы и доставить безопасность городам. Купец привозит не столько, сколько нужно для него самого, а сколько и для многих других. Если бы люди не были поставлены в такую необходимость, то они не захотели бы искать пользы ближнего, потому Бог и соединил все таким образом и не попустил достигать своей пользы иначе, как путем пользы других. Людям свойственно идти таким путем к пользе ближнего, но заимствовать побуждение к тому должно не отсюда, а из того убеждения, что так угодно Богу.

Но мало просто искать блага для ближнего своего. Вот слова блаженного Павла: "И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею - мне нет в том никакой пользы". Хотя раздающий свое имение, по-видимому, ищет пользы не своей, а ближнего, но этого одного недостаточно, а надо это делать с искренностью и великим состраданием. Надо делать это с любовью и любовью руководствоваться же и во всех прочих поступках!

А в чем наивысшая польза для ближнего и в чем его благо? Каждый из вас легко ответите на этот вопрос - в спасении души!! Ибо нет, не было и не будет ничего дороже, чем человеческая душа – искра Божия на земле. Неустанно прилагайте усилия во спасение душ ближних ваших!

Спасайте души, без страха обличая грешников и отступников, дабы возвернуть их в лоно Святой Церкви! Так делал апостол Павел, без малейшего колебания указывая на грех. Он не боялся открыто обличать грешников и имел мужество говорить правду. "Я часто говорил вам, а теперь говорю, что многие поступают, как враги креста Христова". Но если, с одной стороны, апостол Павел был строг к согрешающим, то с другой - он был исполнен нежности. Он любил, как должен любить всякий служитель Христов, души, порученные ему Богом. Он не мог равнодушно обличать – стенания вырывались из его души, когда уста его вынуждены были произносить слова укоризны. Когда он обличал, сердце его так сильно билось от сострадания и любви, что обличаемые им не могли сомневаться в его любви! И вы поступайте так.

Обличайте души греховных помыслами ближних ваших, дабы не укоренились они во Тьме безвозвратно, дабы не склонились они ко Злу!

Жители города Странбурга! Братья и сестры!!

Я послан сюда Святым Престолом, чтобы в меру своих скромных сил облегчить вам эту тяжкую, но неизбежную задачу. Во имя Господа нашего, придите ко мне и расскажите, не таясь и не смущаясь, все о виновных в ереси или подозреваемых в оной! Придите и укажите несогласных с догматами веры! Придите и откройте пристанища тех, кто ведет жизнь иную, чем истинно верующие в Господа! На это богоугодное дело отпущено сроку десять дней.

Ваша неоценимая помощь поможет наискорейшим образом завершить миссию Святого Престола и провести без помех и задержек долгожданную весеннюю ярмарку.

С сего же дня, именем пославшего меня Святого Престола, провозглашаю начало Срока Милосердия, в пятнадцать дней. Всякий еретик, который явится добровольно, получит снисхождение, если он сознается во всех своих заблуждениях, отречется от них и подробно поведает о своих единоверцах!

Жители города Странбурга! Вдумайтесь в слова всепрощающей Церкви! Подумайте о своих мужьях и женах, о матерях и отцах, о ваших детях!

По окончании же Срока Милосердия ни снисхождения, ни прощения не будет дано никому. Во имя спасения душ надлежит быть суровыми, как апостол Павел. Я буду суров и беспощаден к врагам Господа нашего!!

А те из вас, кто знает свою вину – НЕ ДУМАЙТЕ СКРЫТЬСЯ!! Людей, чувствующих свою виновность, совесть не оставляет в покое, даже когда им ничто не угрожает, они дрожат от опасения выдать себя. Так Каин думал, что всякий готов убить его! Гнев Божий тяготеет над грешниками, невыносимые угрызения совести мучат их. Некоторые, не выдерживая такого давления, лишают себя жизни.

Господь суров, но справедлив к детям Своим! Чужого ребенка отец не наказывает – Господь же наносит удары Своим детям. Поймите, что сознавать свой грех - это великая милость Божия, это доказывает, что ваш дух жив. Чувствовать - значит жить. И сокрушение духа является очевидным доказательством наличия жизни души. Поверьте, тысячи людей отдали бы все, чтобы быть в вашем состоянии, они скорбят, что не имеют тех чувств, которые тревожат ваше сердце. Многие завидуют вашим слезам и вздохам, вашему сокрушенному духу. Мужайтесь! Строгость Божия является лишь залогом будущих проявлений Его любви. Прибегните к Господу Иисусу Христу и доверьтесь Его благодати.

Признайте свою греховность и покайтесь, пока не стало слишком поздно. Святой Престол ждет вашего покаяния!!

Решились ли вы принять Христа!? Если да, то - мужайтесь. Встаньте!! Он зовет вас!!! Взывайте к нему, и Он непременно ответит!!!

Да и еще, у сторожа была при себе монета - даллер серебряный, вроде как новый, а чекан наш, городской. Ей более ста лет уже должно быть. А откуда у сторожа целый даллер если жалование ему получать только на Троицу? И вот еще, медных монет у него ни геллера не оказалось, а знающие люди говорят, мол нечисть она никогда ни серебра, ни холодной стали не касается. Вот и думайте сами, что тут было. А главное скот стал падать, и коновал смотрел и другие, кто в скотских болезнях понимает - странный падеж. Вечером стоит скотина жива-здорова. А утром уже лежит… Как будто досуха выжатая. Люди волнуются. Мы уже и с крестным ходом ходили, и святой водой скотину кропили - ничего не помогает. Слухи по городу ползут. Нехорошие слухи. Ганса-колченогого поминают… прости, Господи, его душу! Что за Ганс? Был тут один, еще при прадеде моем, уже с восемь десятков лет минуло. Ганс этот служил писарем при ратуше. И однажды с выгона приволок домой козу ничейную. Черную козу. Так сосед его, колбасник, и донес в магистрат, что мол Ганс тот через ту козу с нечистым общается. Взяли писаря, значит, в оборот. Он туда-сюда заюлил… А как припекли его хорошенько - заявил, мол коза ему не для колдовства, а для, тьфу, гадость какая, ну, как в этой… Гоморре грех который… А потом и в колдовстве сознался, и в насылании порчи… Короче, сожгли обоих их. И Ганса и козу ту черную. И дом его дотла сожгли. А на следующий год, говорят, ни одна коза в городе молока не дала. Я секретаря нашего спрашивал, он говорит, мол архиве есть про это запись. Такие вот дела…
А тут, еще и ярмарка на подходе. Лесоторговцы даже из самого Кёлна пожалуют. А ежели тут у нас какая нечисть завелась и на ярмарке устроит что? Городу убыток будет, если его все стороной обходить начнут. А мы то, только подниматься начали. Вот лет пятьдесят, при деде моем, как лесопильни стали строить, так и город снова стал подниматься помаленьку. Торговля оживилась. А как батюшка мой, царствие ему небесное, первый стекольный завод в этих краях завел - так и люди в эти края потянулись. А то, ведь как рудники закрылись в городе, говорят, всего с восемьсот человек осталось, на ратушную площадь, смешно сказать, медведи заглядывали. А сейчас - сами поглядите - уже более четырех тысяч с пригородами! И старатели говорят, есть еще серебро в горах наших… не все взяли… Из Нюрнберга хотим, вот, архитектора выписать, чтоб водоотливную машину в старых шахтах построил - там серебряная жила под горизонт воды уходит. А уж будет большое серебро, мы развернемся! Мы еще не то, что Фарр, сам Нюрнберг перерастем! А? Были ли еще тут ведьмы или иные чернокнижники, ваша милость? В самом городе нет, в Белом лесу - были. Белым лесом мы тот лес зовем, что на севере - земля там белёсая, от мела. Людей там мало - места глухие. Вон, дорога что через лес тот идет, уже почти заросла. Не любят люди через него ездить, не любят… Были там три колдуньи, я еще мальцом был, только в школу ходил. Тогда тоже приезжали ваши, ловили кого-то в лесу. Колдуний тех взяли, а вот того за кем приезжали - нет. Люди так говорят. Их потом в монастырь увезли, к отцам-бенедиктинцам, на гору Дункель. Там их и допрашивали, там их и утопили. У нас в городе по тому делу никаких бумаг нет. Я отца-настоятеля спрашивал - он говорит, мол не твое это дело, мол не суй нос в то, в чем ничего не понимаешь. Темное дело. А больше вроде и никого не было. Нет, ваше преосвященство, всякие там травники есть в наших краях, как не быть. Скотину лечат, людям помогают при хворях разных… Вреда от них никто не видел. У нас народ тихий, Бога чтит. Отцы-бенедиктинцы бдят за тем… Пришлые? Есть такие. В сплавщиках, почитай каждый третий пришлый - работа опасная, зато платят лесовщики хорошо. Да и старатели вольные по горам бродят, среди них мало местных. Но народ это все грубый, книжным знанием не обремененный. Подраться, побуянить - это они завсегда пожалуйста. Но, в основном, честный народ. Кражи, грабежи не признает. Да, ежели, среди них такой и заведется - говорят, примета есть, при первом же сплаве и потопнет. Или бревнами покалечен будет. Вот сплавщики темных людей и пасутся, чтоб и их ненароком не задело… А уж суеверны! Хозяина Лесного чтят. Им на проповеди про первую заповедь Моисееву, а они краюху хлеба под ель… Хотя, если с другой стороны посмотреть, говорят Хозяин тот Лесной, ну, тот, которого нету на самом деле, не любит когда люди чем нечистым промышляют. Лихих людей он не любит… И Горный Король тоже… Совершенно верно, святой отец, и его нету! Но старатели то - народ темный… верят… Но отцы-бенедиктинцы борются… просвещают народ…

Вот, как Вы и указывали списки. По Странбургу, из приходских книг: мужчин, старше 10 лет - 1388 душ, женщин, старше 7 лет - 1305 душ. Детей мужского пола, кто младше десяти - 1006 человек, девочек младше 7 - 787.
Далее вот списки:
От старосты Бёкенборна: душ мужского пола - 3375, женского - 3102. От старосты Айсстрома: мужского пола - 861, женского - 792. От старосты Вюрстенхюгеля: 834 мужчин и 781 женщин. Из Фёхренвальдена сообщают: мужского пола 1272 человек и женщин - 983. Староста Милхбаха пишет: мужчин - 2577 и женщин - 2494. От старосты Минценлихтунга: мужчин - 1684 и женщин - 1304. От старосты Финкдорфа: душ мужского пола - 3115 и женского - 2894. И в Береншлухте: мужского полу - 786, да женского - 712.
В городе под началом сержанта Бернара ван Зваана: стражников 18 человек и барабанщик. Есть еще одна серпентина, стреляющая свинцовыми орехами. Из одного голландского фунта свинца льют пять орехов для нее. К аркебузе приставлен мастер огневого боя с подручным. Ночных сторожей в городе осталось пять человек. Да в стрелковом союзе состоит 31 добрый горожанин, каждый за сто шагов болтом попадет в мишень с голову человека. В цехах числится людей годных для боя - 76 человек. Да среди сплавщиков по предместьям можно набрать еще сотни с три людей надежных.
Отдельный список людей знающих лес: добрых лучников душ 281, старателей, что понадежнее, и горы наши знают - 28 человек. Остальное все мужики простые. Их, для боя годных 2563 человека, по прошлогодней росписи на день Святого Мартина - как раз полную баталию округ выставить может. Вот только, если созвать их, это ведь каждому в день по восемь грошей надо давать, а это уже в день выходит по 106 гульденов, 6 даллеров и восемь грошей как минимум…
Правда цеховых то сержант наш бою правильному учит, могут двуручным рожна пикам обрубать, хотя и не поединщики, а вот что сплавщики, что мужики с сел - эти годятся лишь поставить в баталию. Но народ все крепкий, если стеной ломить - так они никому не уступят, даже швейцарцам. А вот одиночному бою они не обучены… Кто же будет мужиков благородному бою учить? У них и из оружия все больше алебарды да пики. Редко кто меч имеет, а уж чтоб владел им - вообще единицы. Не мужицкое это оружие.
Помост на площади мы поставили, и людей всех предупредили, чтоб явились поголовно. Что еще… да, под камеры мы приготовили Толстую башню. У нее только верхняя площадка слегка от непогоды пострадала, машикули кое-где рухнули… Но внизу она еще очень даже прочная. Мы в подвале перегородки сделали из брусьев сосновых. Брусья? Хорошие брусья, в целый фут сечением, из комлевой части, их голландцы охотно у нас берут. Войлоком оббили с обоих сторон каждую перегородку и известкой обмазали. Ни одного звука сквозь такую стенку не услышишь. Там в подвале мы выгородили общую камеру и дюжину одиночных. А люк, что на наземный этаж башни ведет крышкой дубовой закрывается, с засовом железным. И дверь в башню тоже починили, новый замок поставили и засовы новые. В той башне раньше серебро хранили, что в горах добывали. Так что сделана она на совесть. Ниоткуда не подкопаешься. Откуда-то из-за границы мастеров башню эту класть приглашали, может итальянских, может греческих, а может и сарацинских. Хотя, поговаривают, ваше преосвященство, что ее вообще не люди клали. Но это только слухи. Архив то городской, за первые его двести лет в Фарр увезли уж более ста лет назад, когда рудники иссякли. Место хорошее, и вам никто не помешает, и вы никому беспокойства не создадите.
Говорите, бумаги по Гансу-колченогому принести? Сейчас сам в архив и схожу, помню я где тот сверток лежит...

Трое мужиков уставились на единственную женщину в отряде, которая визжала не переставая, смотря широко открытыми глазами куда-то в кусты.
- Ни хрена себе - удивленно сказал Хрящ. Что это с ней?
- Слышь Джок, сказал Брюс. Дай ей легонько в печень. Поидее, должно помочь.
- Ну если легонько ... послышался звук удара и визг действительно прекратился. Женщина согнулась и спозла с лошади.
- Блин, я ж просил - ЛЕГОНЬКО.
- Дык ... куда ж еще легче-то?
Женщина со стоном разогнулась
- Ну гнида ... щас я тебя ...
- Тихо, Заноза - негромко сказал Брюс и та моментально замолкла.
- Мы тут интересуемся, что это было?
- Это? Это была полная задница, Брюс. И мы въехали прямо в нее на полном скаку.
- А конкретнее?
- Куда ж еще конкретнее? Оглянись ... принюхайся .... ничего не чувствуешь?
- Да ни хре ... и Брюс неожиданно замолчал. Вроде бы вокруг все казалось абсолютно обыденным, но Брюс неожиданно поймал себя на мысли, что вокруг слишком холодно, слишком неприятно и вообще, надо сваливать отсюда как можно скорее. Ранее, оглушенный диким женским визгом, он не обращал на это внимания, но теперь все вокруг кричало ему прямо в лицо "ОПАСНОСТЬ!!!"
- Готовсь - дал команду Брюс, спрыгивая с лошади и выхватывая саблю. С негромким шипением еще два меча покинули ножны и два мечника встали справа и слева от него.
Внимательные холодные глаза обшаривали местность, пытаясь уловить, откуда так тянет смертью и ужасом.
- Вон там, подсказала Заноза, поглощенная тем же занятием. В ложбинке.
- Пошли - бросил Брюс и все четверо медленно, продолжая присматриваться к окружающему, направились в сторону той самой ложбинки ...
На дне ее, покрытое слоем свежей росы лежало нечто похожее на человека. Очень отдаленно похожее. Больше напоминающее кожаный мешок из которого под разными углами торчали кости.
- Растудыть твою тудыть ... прошептал Джок.
- Тудыть ... и еще раз тудыть ... подтвердил Брюс.
- Хрящ, закрой пасть и глянь на дороге - следы есть какие?
- Момент, обрадовался Хрящ и ломанулся к дороге, подальше от этого ужаса.
- Ну, спросил Брюс. Что скажешь, Заноза?
- Я, хрен его знает. Никогда не видела ничего подобного.
- Джок?
- Ээээ ...
- Понял ... аналогично. Хрящ, что у тебя там?
- Телега, запряженная лошадью. Тут рядом остановилась ... постояла, а потом поехала.
- Куда?
- Дык ... это .. в город.
- В город ... вот это уже хреново по настоящему. Если ЭТО поехало в город - лично мне там делать абсолютно нечего.
- Разворачиваемся? - в один голос, обрадованно спросили все трое.
- Ага ... два раза! Хошь, не хошь ... а дела у нас в городе.
- Джок, отруби ему левую клешню, отвезем в подарок отцу Ричарду. Пусть порадуется.
- Заноза, давай к лошадям и готовь стрелы с серебром и всякой святой херомантией. Есть мнение, что они нам здорово пригодятся.
- Слышь, Брюс. - нагнулся к нему с высоты своих почти двух метров Хрящ.
- Тады, кузнеца мы зря замочили?
Брюс недовольно поморщился. "Ну ... не то, чтоб совсем уж зря", сказал он с неохотой ...
но вполне можно было бы без этого обойтись. Кто ж его знал, что тут в окрестностях стока разных тварей обретается? Потом, помолчав, сказал обращаясь ко всем сразу.
- В общем, бойцы, наша прогулка тут и закончилась. Теперь всем глядеть в оба, быть начеку, серебро держать под рукой и слушать меня как мать родную. Похоже, впереди у нас серьезная заваруха в этом долбанном Странбурге, мать его ети, вперехлест и вдрыбадан.
По коням.
******************************
Странбург. Центральная площадь. Проповедь.

Брюс стоял возле больших городских весов и, как лучом мощного маяка, водил глазами по собравшейся на площади толпе. Он был далек от мысли, что вот так, навскидку, сможет определить тварь, затесавшуюся промеж обычных людей, но других вариантов все равно не было. Если вдруг начнется какая-либо заваруха, Холмовую или Тележную улицу он перекрыть успеет. Устоит ли тварь против его любимого боевого посоха Брюс не ведал, да и по правде, не особенно горел желанием проверять на практике. Но, никуда не денешься, сам вырыл себе нору - сам и лезь в нее. Не надеясь только на святые свойства серебра, Брюс смочил лезвия посоха настойкой на святой воде. Полный состав настойки был строжайшей тайной инквизиции, но было точно известно, что, пока сбоев она не давала. Любое дьявольское отродье, получившее в грызло кованным сапогом, омытом этой святой настойкой, добавки не просило.
Команда Брюса тем временем заняла удобные позиции НАД проповодью. Заноза со своим любимым трехжильным луком разместилась на крыше ратуши, а Джок с Хрящом, вооруженные арбалетами, заняли крыши таверны и дома бургомистра. Посеребренные наконечники, смазанные той же настойкой, были направлены прямо в толпу и, казалось, сами по себе искали кого бы порешить. Основной надеждой Брюса была, конечно, Заноза, которая как-то на спор в лесу двумя стрелами выбила белке оба глаза. Если бы Брюс не видел этого сам - в жизни бы не поверил. Но пока, вроде никаких неприятных экцессов на площади не происходило.
А Ричард Кентерберийский, по своему обыкновению, вещал. Любил он это дело. Вещать. Еще любил крушить ребра врагам святой церкви своим знаменитым двуручником. Надо отдать ему должное, и то и другое получалось у него хорошо. Но Брюс не шибко любил длинные напыщенные речи, а потому пропускал всю эту религиозную пургу про смирение, покаяние и наказание грешников мимо ушей. Тренированная память автоматически запоминала наиболее смачные куски и откладывала их в соотвествующие ячейки. Потом пригодятся.
Гораздо больше Брюса интересовало тихое бормотание Проныры, который пересказывал ему все последние городские новости. Новости, если честно, Брюса ни хрена не радовали. Помимо фиктивного оборотня и непонятной твари, в городе орудовала банда наводящих ужас черных котов и как минимум один НАСТОЯЩИЙ оборотень. Плюс, очень нехорошие слухи ходили про мать-настоятельницу местного монастыря. В общем, для такого небольшого городка это был явный перебор. И Брюс задумался, не пора ли вызывать подмогу? Конечно, он со своими людьми может справиться практически с любой черной тварью ... но кому нужен лишний риск? Тем более, НЕОПЛАЧЕННЫЙ лишний риск. "Нет ... подумал Брюс. Такой расклад нам не нужен".
Но прежде чем вызывать святую кавалерию, надо было переговорить с отцом Ричардом. Заодно и отнести "подарочек" . Блин, да когда же он наконец заткнется", с неожиданной злобой подумал Брюс.
******************************
Странбург. Дом бургомистра. Вечер после проповеди.

Подойдя к двери дома бургомистра, в котором разместился десант святой инквизиции, Брюс
тихо постучал. Кулаком, а не ногой как привык. Раздавшийся грохот, казалось должен был разбудить всех в доме, но за дверью стояла полная тишина. "Спят" решил Брюс. И занес кулак снова, ну тут дверь распахнулась и на пороге появился заспанный молодой человек с гневным выражением лица.
"Святой отец дома? " - не давая ему открыть рта, спросил Брюс.
"А по какому, собственно ...
"По такому. Святая курия. Посланник с особой миссией. Отойдешь с дороги или дать тебе в челюсть?"
Судя по всему, повышенной быстротой мышления молодой человек не страдал и поэтому впал в легкий ступор.
"Вот же, блин, наказание," подумал Брюс. И отодвинув парня в сторону, вошел в дом.
Поднявшись на второй этаж, он увидел перед одной из дверей сидящего на стуле здоровенного мужика, занимавшегося чисткой не менее здоровенного меча.
- Ага ... брат Микаэль, полагаю?
- Ну ... а тебя как зовут?
- Меня никак не зовут. Я сам прихожу. Брюс. Слыхал о таком?
- Слыхал, подобрался Микаэль. И очень мало хорошего.
- Врут все люди, усмехнулся Брюс. Отец Ричард здесь?
- Отдыхает отец Ричард. Только вернулся от бургомистра.
- Давай поднимай его ... не время щас отдыхать. Проблемы в городе нарисовались.
- Коты што-ли?
- Да какие коты, нах??? Давай поднимай святого отца ... слыхал наверное, что я мелочами не занимаюсь?
- Слыхал ... ладно - подожди здесь.
Микаэль вошел в комнату и практически сразу вышел, оставив дверь распахнутой.

"Ага ... явился. " неласково встретил Брюса отец Ричард. "Зачем курия прислала тебя? Следить за мной?"
"Прекрасная проповедь, святой отец" - ответил Брюс. "Отличная идея со сроком милосердия. Курия будет в восторге. Вы вновь подтвердили свою славу блестящего оратора и богослова"
"Эээ ... не нашел подходящих слов Ричард. Ты слушал мою проповедь?
"От первого до последнего слова, святой отец. Строгость Божия является лишь залогом будущих проявлений Его любви. - это великолепно. Лучше не скажешь."
"Даа ... не ожидал я от тебя такого"
"Не думайте обо мне слишком плохо, святой отец. Я всего лишь скромный слуга нашей матери святой церкви, и как ее скромный слуга говорю Вам - мы в полной жопе!"
"Чего?" - растерялся от такого неожиданного поворота Ричард.
Вместо ответа Брюс запустил руку в перчатке в мешок висящий у него на поясе достал оттуда какой-то кожаный сверток и бросил его на стол.
"Что это?"
"Это рука, святой отец"
"Как, рука? Чья?"
"Не знаю, святой отец. Кожа, ногти, волосы ... внутри кости. Мяса и крови нет. Мы нашли труп недалеко от города. Весь труп тащить не стали, ограничились рукой, но можете поверить - остальное выглядит еще хуже. Тот кто это сделал - находится в Странбурге, святой отец."
Отец Ричард смотрел на руку, а Брюс смотрел на Ричарда, и в глазах его было спокойствие старого сержанта, который успешно донес проблему до начальства и теперь ждет дальнейших указаний. "Хотя ... надо ему сказать" - подумал Брюс.
"Надежные люди в монастыре Бенидиктинцев ждут моей команды. Прикажете вызвать подкрепление или справимся с этим сами, святой отец?"

Город они прибыли недавно, но пора бы уже разобраться в первых впечатлениях.
Пока вся эта история выглядела очень сомнительно, какие то черные коты, дымы из трубы. История достойная занесения в его личную коллекцию. Вроде той трех летней давности.
Тогда в Налсе видели дьявола в образе гуся, который ходил по улицам и человеческим голосом грозил спалить город. Одним словом бред. Однако на этот бред пришлось убить три недели времени.
История почти достойная писаря Ганса и его бедной черной козы.
Николас поморщился, он всегда любил животных.

Что бы там не говорил отец Ричард бургомистр был ему подозрителен.
Почему не он доложил об убийстве кузнеца Дитриха, Николасу добывать эту информацию самостоятельно.
Почему же промолчал бургомистр? Посчитал, что инквизиторам не за что не узнать это самостоятельно? Зря он нами так пренебрегает.
Может просто тянет время? Тогда для чего?
А может все проще не хочет ворошить грязное белье на публике, надеяться все решить самостоятельно? Возможно и так, но пока ни в чем нельзя быть уверенным.
А что это за сплетни насчет настоятельницы женского монастыря, матери Агнессы. Она, дескать, еретичка чуть ли не чернокнижница.
Николасу не составило труда выяснить, что эти слухи из окружения Глассбаха.
Что кроется за этим, личная неприязнь, подлинные подозрения, или на воре и шапка горит?
Вопросы, вопросы. Так много вопросов и так мало ответов. Впрочем, от сидения на месте информации не прибавиться.

Посовещавшись сам с собой Николас решил: во-первых, не спускать глаз с бургомистра и второе пристальней присмотреться к настоятельнице, как знать может за этим стоит нечто реальное.

Второе что беспокоило Николаса это стычка на дороге. Конечно, многие разбойники столь дерзостны, что не постесняются напасть и на епископа, но Николас был уверен, что это не тот случай. Хорошо, что на этот раз у него имелись вполне конкретные подозреваемые. Отец Ричард нажил в церкви не мало врагов, Николас не стал ему говорить о своих догадках, он все равно не поверит без твердых доказательств. А вот Николас не судья, с него хватит и собственных умозаключений.
Ничего дайте только добраться до Столицы господа хорошие, вы первые взялись за это оружие, так что не плачьтесь когда столкнетесь с ответными мерами, и об этом совсем не обязательно знать отцу Ричарду.
Писание учит нас прощать, но, предвкушая месть Николас почти замурлыкал.

Кому то может показаться странным такой скептицизм. Но Николас из всех дел, которые расследовал Николас, только каждое десятое оказывалось связанно с колдовством. Другие же…

Например, случай, когда в армии герцога Вигбургского убили ведьму.
Николас немедленно прибыл на место и выслушал следующею историю.
Молодой рядовой Фриц Рютте стоял в ночном дозоре. На границе было беспокойно, ожидалось начало войны. И тут в небе послышался шум грохот и будто бы хлопанье огромных крыльев.
Фриц выстрелил из арбалета в сторону шума и вдруг с неба упала ведьма.
Славная история, достойная украсить практику любого инквизитора.
Беда в том, что Николас в нее не поверил.
При ближайшем рассмотрении ведьма оказалась гулящей девицей Мартой Гарбе, из находившегося при армии походного борделя. От трупа так разило выпивкой, будто девица перед смертью искупалась в вине. Отправившись на место, он изучил следы и убедился, что к месту своей смерти девица пришла пешком, а отнюдь не была перенесена дьявольской силой по воздуху. То же самое могли бы легко установить люди герцога, если бы потрудились исполнить свой долг.
События восстановленные Николасом выглядели следующим образом.
Молодой Фриц стоял в первом своем боевом дозоре. Более опытные товарищи щедро напичкали его историями о вражеских лазутчиках обожающих резать глотки незадачливым часовым. Потому естественно, что когда вусмерть пьяная Марта бродила вокруг лагеря и не ответила на окрик часового, у Фрица сдали нервы. Он выстрелил на звук. К несчастью попал. А потом, увидев, что натворил и, не зная как на это посмотрит начальство, выдумал эту историю.
Фрица выпороли перед строем, но по всей армии пошли гулять слухи о ведьмах летающих по ночам, невидимками проникающих в лагерь и пьющих кровь у спящих солдат.

Было и знаменитое дело о Нильштатском оборотне.
Оборотень успел убить семнадцать человек, когда пригласили Николаса. Он считался экспертом в этом вопросе.
Оборотень нападал не молодых женщин и девочек, происходило это в полнолуние традиционное время пика активности для оборотней.
Но остальное в этом деле было совершенно нетипично.
Во-первых, для оборотней чужды, подобны гастрономические предпочтения, они практически не выбирают жертвы, подчиняются инстинктам.
Во-вторых, все убийства совершенны в окрестностях Нильштата. Для оборотней это не типично, они вообще не любят городов. Убийства совершались в ближайших окрестностях Нильштата. Оборотни убивают равномерно по всей округе. Бояться выдать свое логово.
Для них это не трудно, в преображенном состоянии они перемещаться быстрее конника.
Третье, оборотней часто обвиняют в поедании своих жертв, но это не правда. Они чрезвычайно редко поедают своих жертв, главная их пища это так называемое истечение жизни, а не плоть. И уж совсем невероятно чтобы какой то оборотень взял с собой что то, так сказать про запас.
Эти соображения заставили Николаса отбросить версию оборотня.
Он был убежден, что в преступлениях замешан человек и этот человек живет в ближайших окрестностях Нильштата.
Когда было совершенно следующие убийство Николас поспешил на место.
Была убита девочка. Горло, похоже, перегрызено, печень убийца забрал с собой.
Николас вновь убедился в своих подозрениях, зубы были человеческие, оборотень откусил бы голову напрочь и уж конечно не за что не стал бы вскрывать живот жертвы ножом.
Первым делом он опросил всех местных жителей особое внимание, уделив подругам убитой. Девочки вспомнили, что видели незнакомого мужчину с большим родимым пятном на щеке.
Николас галопом поскакал в Нильштат. Ему повезло, городская стража помнила, как этот человек выходил из ворот.
Вечером того же дня отряд стражников во главе с Николасом ворвался в дом к подмастерью горшечника Юргену Штрассу.
После обыска в доме была обнаружена забрызганная кровью одежда и самое главное подвал, где в горшках работы Юргена были засолены страшные доказательства его преступлений.
Юрген был безумцем, он действительно считал себя оборотнем, хотя конечно им не являлся. Под пыткой он рассказал, как превращался в чудовище посредством изготовленной им самим волшебной мази.
Эта мазь была так же обнаружена при обыске, по авторитетному заключению ученых монахов единственным ее свойством была необыкновенная вонючесть.
Разумеется, на судьбу самого Юргена это никак не повлияло.

Ради такого случая городской совет решил потратиться и выписал из Столицы трех знаменитых палачей.
Николас как отличившийся при поимке чудовища стоял в первых рядах у эшафота.
Когда вывели Юргена он выглядел совершенным безумцем то начинал бессвязно молить о пощаде, то порывался опуститься на четвереньки и завыть.
В течение двух часов палачи демонстрировали свое искусство. Пустили в ход ножи иглы, по капле лили кипящее масло, сдирали полоски кожи, затем, как будто исчерпав свою фантазию, приступили к исполнению приговора.
Палач молотком выбил зубы, которые убийца скалил в волчьем оскале. Затем клещами сокрушили все кости его рук и ног.
Николас хорошо запомнил яростный взгляд преступника, которыми он впивался в толпу, пока раскаленное железо не лишило его глаз.
Взлетели топоры. Рука затем нога, вновь рука, нога. Все отсечено и отброшено прочь как мусор.
Плачи вспороли убийце живот и бросили оставшеюся от бывшего человека обрубок на раскаленные угли. Без предварительного удушения.
Николас не знал, что убило преступника, кровопотеря, болевой шок или он просто, зажарился.
Да, в общем, то его это не особенно интересовало. Его работа была исполнена безупречно.

В прочем никак нельзя забывать, что магия реально существует и происки зла в нашем несовершенном мире не редки. Самоуспокоение недопустимо. Николас решил отложить окончательный вывод о подоплеке Странбургских событий на лучшие времена.

Доверившись своему чутью, он остановился в проулке и начал готовиться к бою. Отвинтив с вершины посоха шар-набалдашник, он вынул из сумки спрятанное в чехол лезвие и водрузил его на вершину посоха. После этого он навернул обратно набалдашник, прочно зафиксировав лезвие. Теперь в его руках был топор. Аристарх не был великим мастером рукопашного боя, но вполне мог справиться, не прибегая к магии с одним-двумя стражниками в открытом бою. Кроме того, топор был способен в некоторой степени защитить его от магии – в этом помогали серебряные вкрапления в лезвии и приданные при создании старым некромантом свойства.

Выглянув из-за угла, осмотрел место схвати. Он увидел лишь одного стражника, стоящего к нему спиной. Описав полукруг, обух топора опустился прямо на затылок стража, смяв шлем. Аристарх не убил его, но наверняка вырубил на несколько часов.

Подойдя к телам, и уже приготовившись читать маскирующие заклинание, Аристарх вдруг почувствовал, что к нему приближаются трое.… И одним из троих был ОН.

Вместо слов заклинания Маскировки с его уст сорвались страшные, древние слова:
Лунный свет твой сон в земле нарушит
Полночь бросит колдовской металл
Пес завоет по усопшим душам
Рухнет вниз могильная плита
Три часа горит костер в часовне
Там, где перевернут черный крест
Три часа свободы есть у Зомби
Чтоб вершить свой страшный суд и месть…

Это заклинание поднимало зомби. Ненадолго, после его использования тело становилось непригодно для дальнейшего использования, зато давало быстрый эффект. Только после того, как два тела на земле стали шевелиться, Аристарх догадался осмотреться вокруг. Но, похоже, его действия остались незамеченными – через редкие слюдяные окна бедных кварталов, даже при желании было-бы тяжело что-то разглядеть.

И тут в проулке появились трое. Красный, а с ним еще двое. Рангом заметно ниже (вероятно охранники). Увидев человека с топором в руках и двух монстров, все тотчас обнажили оружие – два длинных, странной формы, кинжала у сэра Ричарда, и бастарды в руках его приспешников. Зомби, повинуясь приказу, бросились на этих двоих. Аристарх бегло прикинул свои шансы: с одной стороны кинжалы не очень удобны против топора, с другой же инквизитор имел много больший опыт рукопашных схваток.

Ричард и Аристарх встали напротив друг – друга. В глазах Ричарда не было ничего, кроме спокойной уверенности в своей правоте, но в глазах Аристарха пылал огонь ненависти. Ненависть плохой советчик…

- Во имя Чернобога умри, убийца! - Прокричал Аристарх бросаясь на врага. Он не стал высоко поднимать топор – это был пробный удар. Ричард играючи отбил его скрещенными клинками и перешёл в контратаку, нанося колющий удар кинжалом в правой руке. Аристарх отбил кинжал в сторону. Он сосредоточился на схватке и не видел, как протекают две других схватки. Бой превратился в бесконечную череду ударов и блоков. Никто не мог добиться преимущества. Аристарх был худшим бойцом, чем Ричард, но его потпитывала ярость. Он не мог использовать магию – слишком силён был после проповеди инквизитор. Но и тот не мог ничего сделать.

Наконец послышался вопль одного из охранников, видно зомби его достал-таки. Святой отец на секунду отвлёкся, но и этого мгновения хватило Аристарху, чтобы нанести мощнейший удар – он должен был развалить череп врага напополам. Но в последний миг тот осознал опасность и успел отклониться – топор лишь задел рёбра, возможно сломав несколько. Но инерция удара продолжала увлекать Аристарха вперёд. Отец – инквизитор нанёс удар кинжалом, и руку оборотня пронзила боль. Перекатившись, он оказался опять напротив врага, приготовившись продолжить бой. И тут боковым зрением он увидел бегущих к месты схватки людей в одежде инквизиторов. Быстро прикинув свои шансы, Аристарх понял, что, продолжая бой он ничего не добьется, и отступил, хотя всё его существо восставало против этого. Лишь тёмная тень мелькнула перед глазами служителей Церкви.

О, Дева Мария, но это действительно уникальный случай! Если бы я не видел собственными глазами перевоплощение этого человека в зверя, я никогда бы не поверил, что оборотни способны открыто нападать. Необходимо будет подробно запротоколировать этот случай, займу этим Кристиана сегодня же.

Тварь наверняка уже где-нибудь затаилась. А поднимать город немедленно и ловить оборотня по горячим следам я просто не имею права... Я не могу допустить паники! Зато я теперь знаю в лицо это мерзкое отродье! Удивительно, какая осмысленная ненависть полыхала в его взгляде. Можно вообразить – я его кровный враг! Эти диаволовы создания порой очень ловко способны имитировать человеческие чувства.

Но как же это не вовремя! Встреча с нобилитетом Странбурга должна состояться во что бы то ни стало.

Быть может, кузнец действительно был убит оборотнем? Но уж слишком демонстративно было это убийство, математически точно приуроченное к моему приезду. Я не верю в такие совпадения.

Судя по всему, нападение оборотня – не единственный сюрприз. То, что принес мне только что Брюс, сильно напоминает один весьма неприятный теоретический трактат о ревенантах. В мире, созданном Господом нашим, нет места для живых мертвецов, которые питаются кровью и жизненной силой людей. Есть только теория на уровне полуматематических абстрактных диспутов, есть только разрозненные туманные свидетельства о так называемых вампирах. Работа Уолтера Мэпа «De Nagis Curialium» не вызывает у меня доверия, а "Хроники" Вильяма Ньюбургского больше смахивают на сборник легенд и притчей. По крайней мере, Инквизиция еще не имела дела с реальными вампирами. Впрочем, диавол создал множество мерзких тварей, помимо оборотней, так что мы должны быть во всеоружии. Боюсь, что нет такой теории, которая не стала бы в конце концов реальностью.

Подобно тому, как если есть математическая теория, то рано или поздно ей отыщется применение в природе.

Еще все чаще слышу имя Маргариты фон Баум. Ива, что ли к ней отправить, или Николаса? Женщины мне попадались в основном уже в «Daumenstock» или в «Beinschraube». Первому я предпочитаю еще и зубчатые винты, а что касается второго, «испанского сапога», то на ведьм он почти всегда действует безотказно.

Облаву нужно устраивать не раньше завтрашнего утра. Если сегодня станет известно о том, что посреди города, днем оборотень нападает на людей, то сегодняшний вечерний прием может сорваться... А мне непременно нужно знать всех этих людей, заправляющих городом, тех, что надменно слушали проповедь из окон домов и из занавешенных карет. И чем скорее, тем лучше.

Проклятая тварь! Хорошо, что удалось быстро остановить кровь. Похоже, он все-таки сломал мне ребро. Тварь!!!

Придется идти к бургомистру с Николасом. Мой друг бесится, что я опять шатался один по городу…

Надеюсь, бургомистр все-таки внемлет моей просьбе не афишировать сегодняшний инцидент... Мой Бог, как же это не вовремя!! Сегодня, по крайней мере, необходимо усилить стражу по городу, усилить охрану Холмовых, Соборных и Нижние ворот. Направить группу человек в десять в северную часть города, в район покинутых кварталов…

- Микаэль!

- Я здесь, святой отец.

- Сегодня к вечеру я должен знать точно, сколько людей, способных носить оружие, будут в моей распоряжении. Вольные сплавщики и прочий пришлый сброд по окрестностям меня пока не интересуют. Бургомистр говорил о семидесяти шести цеховых, умеющих обращаться с оружием. Я хочу знать, насколько их умение соответствует действительности, проверишь. Я приду от бургомистра не позже двух часов по полуночи…

- Опять пойдете один, мастер?

- Нет, возьму Николаса… Микаэль, сегодняшнее нападение - это полностью моя вина. Столица действует расслабляющее не только на тело, но и на мозги. Ты сделаешь кое-что для меня. Частью из цеховых бургомистр наверняка пополнил городскую стражу. Городская стража – всего восемнадцать человек да еще пять сторожей, этого явно недостаточно. А цеховые ребята крепкие, я видел их вчера, пока мы с Джоном осматривали достопримечательности города… Пока, хвала Господу, паники среди жителей нет. Усиление стражи не должно вызвать волнений. Арбалетчики мне пригодятся позже. Их наберется человек тридцать… И вот что еще… Микаэль. Сегодня надеюсь увидеть первых доброжелателей с сообщениями о еретиках. Мне необходимо будет лично побеседовать с каждым. Большая часть – это, разумеется, пустые доносы, но может быть и кое-что интересное.

- Мастер…

- Что?

- У вас кровь на повязке, мастер. Вам бы отдохнуть хотя бы до вечера…

- Ты прав, повязку сменим. Люди не должны ничего подозревать о нападении.

- Но, мастер…

- Если я по собственной глупости позволил на себя напасть, то это не должно мешать делу Святого Престола. А у бургомистра со мной будет Николас, доволен? Готовь лучше отчет, буду тебя ждать около трех ночи с подробной информацией.

- Дьявольщина какая-то… - пробурчал сержант, - вервольфы, коты, ведьмы… Я солдат, и умею воевать против людей, а здесь…
- Сам знаю, - отрезал бургомистр, - пусть с чертовщиной святые отцы разбираются, может крестный ход по городу устроим.., а ты прошерсти как пока весь город. Всякого лихого сброда перед ярмаркой здесь полно и без оборотней, вот ими то и займись. В лесу, вон, шайка Кривого Отто на обоз святых отцов напали. Слава Богу, отцы инквизиторы сами их положили, но со старост я спрошу потом, как разбойников тех проглядели… Ведь еще в прошлом году ты этого Отто вышибал из округа, да он, видно, за старое взялся… Так что бери людей и начинай… Пусть до конца ярмарки всякие темные людишки посидят в колодках… А кого-то, может и на виселицу придется отправить… Горожан это должно успокоить… А Ленхарту Бахенгейму отписать надо в имение, чтоб он старост сельских пристрожил. Совсем старик разболелся, я думаю, летом на святого Томаса будут перевыборы, посмотрите, кого от землевладельцев можно рекомендовать в муниципалитет на его место…
- Тут опять горожане жалуются на монастырь, - встал со свернутым листом бумаги Франц Краних, - булочники третью неделю не могут получить за хлеб для богадельни. И свояк ваш, Пауль фон Виттен, говорит, что в больнице хворым никаких лекарств не дают, а только на молитвах заставляют выстаивать часами.
- Оставьте в покое этот монастырь, аббатисса - родственница архиепископа, а монастырь ему же напрямую и подчиняется. Попробую поговорить с отцом Мартином, может ему удастся усовестить эту Маргариту… А булочникам передайте, пусть молятся и ждут. Город тут им помочь не может.
- Ну, что, господа ратманы, пора приступать к делам…
Оставшись один, бургомистр подошел к столу и порылся в наваленных грудой бумагах. Счета за торжественный ужин, от плотников, кузнецов, каменьщиков… Бургомистр грузно опустился на лавку, поддетая под кафтан кольчуга глухо звякнула.
"Может семью за город отправить?" - бургомистр бесцельно крутил в руках перо: "Нельзя, горожане волноваться станут…Нда… крестный ход то мы устроим. Хоть весь город святой водой зальем… И главное, ведь все это перед самой ярмаркой… Ярмарку не перенесешь… Снятия запрета то на ярмарку я добьюсь. Архиепископу напишем, сотню гульденов пошлем… А вот, что с этой чертовщиной делать? Есть в городе один книгочей, да куда-то уехал… Хотя и он, вряд ли что подскажет. Если бы от этой нечисти откупиться можно было… сунуть золотишка… Бред…", - бургомистр встал из-за стола. Оправил ладонью широкую серебряную цепь на шее, и еще раз потрогал рукоять короткого кинжала с серебряной насечкой на поясе…

После распоряжения бургомистра «о ловле Черного Кота» в городе было поймано и, как и было обещано бургомистром, подвергнуто окунанию в святую воду восемь котов и три кошки имевших несчастье родиться с преимущественно черным окрасом шерсти.
Кроме того:
2 кота, 1 кошка и 3 котенка темной масти забиты камнями «охотниками за Котом»
18 котят (включая слепых!!!) утоплены хозяевами в реке (по подозрению в том, что могут вырасти черными)
1 кот задохнулся в рыболовной сети (он был и вовсе серый в полоску)
1 (трехцветная!!!) кошка родила 5 мертвых котят (спасаясь от преследователей ей пришлось прыгнуть с крыши дома на Пивной улице)
И это только жертвы, о которых знал Кот! Бургомистр ответит за это!

Ночью Черный Кот пытался выяснить судьбу животных, пойманных по приказу бургомистра. Предварительно удалось узнать, что Всех пленников уносили в собор Св. Бартоломея. Обратно никто из них не вернулся. Ни живым, ни мертвым. Первый день чуткое кошачье ухо ещё улавливало крики бедолаг, а потому было достоверно известно, что настоятель собора Мартин Локк велел, в соответствии с распоряжением бургомистра, вместе с сетью троекратно макать каждого пленника в лохань со святой водой (Мартин так орал, что чуть не захлебнулся), после чего убирать в ларь. Теперь же наступила тишина, и городское кошачье население терялось в догадках. Черный Кот имел все основания подозревать, что 11 котов и кошек могут не поместиться в один ларь.

После полуночи, когда в соборе наступила тишина и темнота, Кот пробрался внутрь. Лохань святой воды он нашел сразу: клочья шерсти, замытые пятна крови (по счастью человеческой) однозначно указывали на место экзекуции и то, что доблестные храбрые коты ожесточенно сражались со своими мучителями. Кот прислушался и принюхался. Собор был пуст (мышиная возня его не интересовала). А вот запах кровавых пятен уходил за дверь и дальше, вниз по лестнице, в подвалы собора. Крадучись, поминутно замирая и прислушиваясь, черной тенью Кот пробирался к темнице, в которую его так старался упечь бургомистр. Постепенно к запаху крови стал примешиваться запах котов. И кошек. Кошечек. Черный Кот с огромным трудом удержал призывный весенний ор рвущийся из горла. Запах привел его к тяжелой двери. Кот навалился всем телом, и дверь с ужасным скрипом подалась. В нос ударил тяжелый запах. Кот прислушался, нервно дергая ушами (полагаться на бедный нос теперь было глупо). Мыши. И вопросительное, полное безнадежности слабое мяуканье из здоровенного ларя у стены. Кошечка. Бедная кошечка. Теперь ему стала понятна наступившая тишина! Сундук с пленниками был накрыт тряпьем! Как они там не задохнулись? Кот подошел ближе мурлыкнув «тише!». В ответ прозвучал разноголосый хор тихих ворчащее-мурчащих-мяучащих звуков. Наверное это можно было трактовать как согласие. Истошно заорала какая-то кошечка, на неё тут же зашипели, и снова всё стихло. Кот вцепился обеими передними лапами в тряпки и стянул их на пол. С трудом выбрался из под упавшего вороха и внимательно осмотрел ларь. Заперто. Навесной замок. Ключа нет. В боковых стенках дырки – чтобы жертвы не задохнулись, а долго умирали от голода. Даже если перекинуться, и обрести человеческие руки на взлом сундука уйдет не мало времени. И шум при этом будет такой, что пол города сбежится. Подойдя к боковой стенке Кот заговорил с пленниками. Общий смысл тихой беседы сводился к следующему: все 11 животных лежат в ларе с момента окунания в воду. Пару раз в день служка Крис (имя-то какое крысиное!) открывает крышку, чтобы посмотреть на пленников, окропить их святой водой, подергать за усы и поворошить их палкой (он считает не справедливым, что одни «проклятые оборотни» лежат на других и потому ежедневно их перемешивает). Только благодаря этим экзекуциям все до сих пор живы. Еды и питься затворники не получали ни разу и сети с них так никто и не снял. Пообещав вернуться на следующую ночь более подготовленным и спасти бедолаг Черный Кот покинул «кошачью темницу».

«Бургомистр обещал, что котов будет судить инквизиция», - думал Кот неспешно поднимаясь на чердак ратуши, - «днем обещают проповедь – об этом весь город говорит – значит, инквизиция прибудет скоро или уже прибыла. Если до ночи ничего не изменится, придется рисковать и самому вызволять этих дурней, а то ведь передохнут к чертям собачьим». На чердаке Кот нашел себе местечко возле окошка и улегся на полу спать, прекрасно понимая, что гомон людей, пришедших слушать проповедь, непременно его разбудит.

Проповедь Кот не проспал, но совсем не из-за гомона людей. Пробуждение было просто отвратительным: НА НЕГО НАСТУПИЛИ!!! Более того, за яростный «Мя-а-ав!» и попытку вцепиться в ногу Кот получил отборную порцию брани и смачный пинок! Какая-то девица пнула его так, что он отлетел в темноту чердака не хуже метко брошенного камня! Продолжая тихо ругаться, девица натянула тетиву на здоровенный лук, положила перед собой несколько стрел и затихла, наконец, у облюбованного Котом окошка. Не смотря на ощутимо ноющие ребра и хвост (а может и благодаря им), Кот счел неразумным спорить с такой серьезной бабой (тем более, что она вооружена и, похоже, умеет с этим оружием обращаться). «Ну и ладно, ну и черт с тобой», - думал Кот тихонько пробираясь к другому окну, - «чердак ратуши достаточно велик, и двоим тут вполне хватит места». Пока на площади собирался народ, девица ещё бросала злобные взгляды в направлении куда улетел Кот, но с началом проповеди замерла у окошка с наложенной стрелой. Правда так и не выстрелила. По окончании проповеди собрала свои стрелы, сняла тетиву и ушла, ругая Кота за оцарапанный сапог.

К проповеди народу на площадь набилось, как рыбы в корзину у торговки на рынке! В центре, на помосте инквизиторы, в парадных облачениях, с охраной. Вокруг стражники.
«Ищите пользы не для себя, но для ближнего своего! Искать полезного для ближних - вот правило совершеннейшего христианства, вот точное его назначение, вот верх совершенства!» - говорил главный Инквизитор, и сердце Кота радовалось, потому что теперь он с минуты на минуту ожидал порицания гонений на котов, объявленных бургомистром. «…и любовью руководствоваться же и во всех прочих поступках!», - говорил инквизитор, и Кот ликовал: вот, сейчас, сейчас он скажет что Котов надо немедленно отпустить!
Но инквизитор говорил ещё и ещё, и всё не про то. Проповедь закончилась, а про несчастных животных инквизитор ТАК НИЧЕГО И НЕ СКАЗАЛ!!!У Кота даже слёзы навернулись на глаза от обиды и разочарования. Он остался сидеть у окна пока не разошелся народ, всё ещё не веря, не желая верить в бессмысленную жестокость людей, обрекающих томящихся в плену котов на многодневные мучения.

«…стражники городские, по показаниям видоков, сделали все от них зависящее…»

Если чувствовать себя идиотом – это занятие, то можно сказать, что именно этим я и занимаюсь.
То есть на самом-то деле я сижу в доме, где нас разместил бургомистр и прилежно записываю отчет о нападении оборотня на отца Ричарда. И в тоже время – чувствую себя идиотом. Позор, позор мне – так глупо проспать нападение в лесу!

«…однако убиенные стражники, обращенные в богомерзкую нежить…»

Перо продолжает неторопливо скользить по листу. Чернил бы вот только хватило… Может быть, они и есть тут где-нибудь в запасе, но как их искать в незнакомом доме?
Конечно, толку от меня в той стычке в лесу все равно было бы немного, что уж тут скрывать, но… Только бы никто не разболтал про это, а то мигом какое-нибудь гадкое прозвище пристанет. Если будут звать «победителем подушек» – радости мало… И ладно бы, если бы только нападением в лесу все ограничилось – так ведь нет же!

«Но главной угрозой оказались не поднятые отвратительными искусствами убиенные стражи…»

Все, Кристиан, соберись! Надо отчет побыстрее закончить – а то скоро уж, наверное, отец Ричард с банкета у бургомистра вернется, а я все плюхаюсь… При мысли о банкете в желудке начинает бурчать – ужин у меня был скудный, немного овсянки да краюшка ячменного хлеба. Виной тому, правда, не скупость местных властей – просто кусок не лезет в горло, как вспомнишь про то, что пришлось увидеть в том переулке… Странно – кусок в горло не лезет, а в брюхе бурчит.

«…некий человек, перекинувшийся в оборотня прямо на глазах у его преподобия. Приметы неизвестного в его человеческой ипостаси таковы…»

Главное, кляксу не посадить – бумага же, не пергамент, чернил пролитых не соскребешь. Переписывай потом весь лист…
Святые угодники… Да о том ли думаю? В лесах близ города неспокойно, в самом городе оборотни шныряют, неповинных людей убивают и на глазах Инквизиции обращают в нежить, а я думаю, как бы кляксу не посадить!

«Таким образом, убиты были…»

Бр-р-р. Не то чтобы холодно – но как-то знобко. И вовсе не оттого, что из окна поддувает. Признайся, Кристиан – тебе страшно.
Ну еще бы не страшно. Это только дети малые, несмышленые, да великовозрастные орясины, рассудком слабые, любят воображать себя сражающимися с ордами нечисти. Любят – потому что играть в такие игры не страшно. А вот взаправду увидеть, как человек в зверя кровожадного обращается, как с его клыков слюна летит – страшно. Их бы в тот переулок, игрунов этих – сразу бы сердце в пятки ушло!
Огонек светильника горит ровно, потрескивая чуть слышно. Нет, положительно бургомистр местный – человек предупредительный и разумный, и с представителями Святой Инквизиции чрезвычайно обходителен – не сальные свечки нам какие-нибудь залежалые сплавил, от которых чад и вонь, а светильники с чистым маслом, от которого и свет ярче, и запах приятный, хоть и тонкий весьма, трудноуловимый.
Правда, и тени от такого яркого света получаются резкими, выпуклыми… Страшными. Шевельнусь – они мечутся по стенам, словно живые.
Сижу тут один, как дурак. Отец Ричард с отцом Ивом и Николасом на банкете, Микаэль сразу после схватки в переулке куда-то исчез, и когда объявится – неизвестно. Остальные все – на нижнем этаже да в людской. Туда, что ли, спуститься? Все не так одиноко… Одиноко… Ну хорошо, признаю: страшно мне. Страшно.
Решено – спущусь в людскую.
Вот допишу отчет – и пойду.

«Записано послушником Кристианом Дрейером в городе Странбурге, в год от Рождества Господа нашего Иисуса Христа одна тысяча …, месяца …, день …».

Скрипнула дверь, провернувшись на массивных кованых петлях. М-да, Кристиан, вот и сходил в людскую…
Брат Микаэль прикрыл за собой дверь, стащил перевязь с мечом, поставил клинок близ своей кровати, повесил на ее спинку небольшой мешок из плотной ткани, сбросил тяжелую, не стесняющую движений куртку, в некоторых местах усиленную кольчужными вставками, и опустился на стул напротив Кристиана, спиной к окну.
И все это – словно бы одним длинным, без резких переходов, движением.
Посидел молча несколько секунд, глядя на послушника. Потом, не вставая со стула, обернулся и плотнее задернул тяжелую портьеру. Коротко сказал:
- Дует немного.
«Ну и что, что дует? Небось не продует, орясину такую… Вот ведь не повезло! Чуть позже бы пришел – я бы уже в людской сидел. А сейчас уходить как-то и не с руки. Подумает еще, что я его боюсь…»
Микаэль мельком глянул на исписанные убористым аккуратным почерком листы, и снова поднял глаза на Кристиана.
«А взгляд у него… открытый. Даром что головорез».
- Хорошо у тебя письмо выходит, - сказал Микаэль. – Словно у писаря храмового – чисто, гладко. Вот разве что здесь выносную «a» смазал… А так – здорово.
«Святые угодники… Боевой брат, смыслящий в каллиграфии? Да где такое видано? Проклятье, а значок-то и в самом деле смазан… Ну и глаз у него!»
- Ты не обижайся на значок-то, лады? Тем более что сам я только читаю хорошо, а письмо у меня – как курица лапой.
- Зато ты в другом мастер, - не могу сдержаться я. Про себя добавляю: «Видел я, как ты у тех разбойников ножи из затылков выдергивал. Сзади бил…»
Микаэль на секунду прищуривается. Потом пожимает плечами.
- Это ты про тот бой в лесу? Да, есть такое.
И все, больше ничего не добавляет. Зато я вдруг вспоминаю, что Микаэль был единственным, кто не смеялся надо мной во весь голос, когда я, полусонный, к шапочному разбору выполз из повозки… Ведь все смеялись – и разбежавшиеся кто куда возницы, и писари. А Микаэль – не смеялся. Даже подзатыльник отвесил служке Ива Бланже, Жаку, чтобы тот зубы не скалил. И мне становится немного стыдно за свою глупую шпильку.
Микаэль вдруг улыбается. Похоже, он понял, о чем я думаю.
- Ничего, - перегнувшись через стол, он треплет меня за плечо. – На твой век врагов хватит.
Поднявшись, Микаэль снял со спинки кровати повешенный туда недавно мешок, и снова опустился на стул. Распустив завязки, достал из мешка два свертка.
- Держи, - протягивает он мне первый сверток. – Ну, держи же…
Сверток довольно тяжелый, пахнет железом и маслом. Разворачиваю ткань – внутри оказывается изрядных размеров кинжал в неброских деревянных, обтянутых кожей ножнах. Вытягиваю тускло блестящий клинок – широкий, сужающийся к острию.
- Это тебе, - говорит Микаэль, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Кузнецы здесь есть умелые, даже не ожидал, что неплохой клинок найдется. Городок тут, как ты сам понимаешь, далеко не такой тихий, как кажется. И сдается мне, что если мы в первый день столкнулись с оборотнем и нежитью, то дальше вряд ли будет иначе – как думаешь?
- Наверное…, - соглашаюсь я. По спине от нарисованной Микаэлем перспективы бегут мурашки.
- Так что кинжал тебе пригодится. У тебя ведь своего оружия нету?
- Нет, - качаю головой. Пальцы сжимаются на рукоятке. – Вот только я…
- Не умеешь с ним управляться, - Микаэль кивает, встречая это известие, как само собой разумеющееся. – Ничего страшного – это дело поправимое.
Он вытягивает у меня из пальцев кинжал, и тут я понимаю, как должен держать клинок НАСТОЯЩИЙ боец – правда, описать это невозможно, это нужно видеть. Клинок блестящей рыбкой резвится в руках Микаэля: понятно, что он не пытается произвести на меня впечатления, он ЗНАКОМИТСЯ с оружием, попутно давая мне представление о его возможностях.
- Это гольбейн, швейцарский кинжал… Оружие не слишком изящное, но надежное… Видишь – клинок у основания широкий, а к острию на нет сходит? Как раз на оборотня подойдет – у них шкура здорово прочная. Да и на обратном ходе можно кому-нибудь слишком длинные зубы проредить, - Микаэль обращает мое внимание на то, что рукоять кинжала сильно расширяется: когда гольбейн держишь в руке, из сжатого кулака выдается массивное оголовье черена.
В следующее мгновение кинжал оказывается у меня в руках – и словно тускнеет, как рыбка, вытащенная из реки. Но мне уже хочется научиться обращаться с ним хотя бы вполовину так же ловко, как это делает Микаэль.
- Если время будет – завтра потренируемся, лады? – говорит Микаэль. Не дожидаясь ответа («Да, конечно!»), разворачивает второй сверток:
- Ты ужинал?
Желудок предательски бурчит.
- Понятно… Я-то куска перехватить не успел, пока с местными стражниками возился. Может быть, и к лучшему – оказывается, тут замечательные пироги с яблоками пекут. Похоже, и не остыли еще…
Он уже жует, я тоже запускаю зубы во вложенный мне в руку пирог. Под пышным теплым тестом укрыта сочная начинка, яблоки отдают привкусом меда и орехов… Вкуснотища!
- М-м, город стоит спасать даже ради этих пирогов, - ухмыляется Микаэль.
Я согласно киваю. С набитым ртом спрашиваю:
- А что там… со стражниками?
- Мастер интересовался их выучкой… Пришлось каждого проверить, как он с оружием управляется…
Проглотив последний кусок, Микаэль потягивается и вкусно зевает. Не могу удержаться – зевота тоже раздирает рот.
- Э-э, да ты, брат, носом клюешь… Давай-ка, иди спать, - гонит меня из-за стола Микаэль. – Время позднее, а день завтра будет наверняка не из легких.
- А отчет…, - неуверенно сопротивляюсь я.
- Отчет я мастеру Ричарду сам передам. Живо спать… Утро вечера мудренее.
Несколько минут спустя, растянувшись на кровати, я засыпаю.
А Микаэль сидит за столом, глядя на ровный язычок пламени в светильнике…