Облачный край

Изредка дорога приводила его к почти непроходимым зарослям молодых елей. Тогда он нырял под их колючие, растопыренные в восхищении жизнью лапы, и полз на брюхе десяток-два метров. Затем плотные заросли елей заканчивались, и он вновь скользил меж собравшихся в небольшие группы елей и сосен.
Воровато оглянувшись, Тихран иногда отламывал от сосен несколько иголок и, с причмокиванием, жевал их. В такие моменты он застывал на мгновение, когда вяжущая рот горечь елового сока ударяла ему в нёбо. Хотелось тихо мурлыкать и кататься по снегу в восторге от отличного холодного дня и приятного запаха свежего снега.
А еще ему нравилось обкусывать ледовые леденцы, повисшие на еловых лапах. Вкус еловых леденцов был терпким, вяжущим, иногда – чуть горьким. Он улыбнулся. Кого он обманывает, самого себя? Вместе с шершавыми и обжигающими холодом леденцами, он откусывал и чуть-чуть от еловых веточек. Чуть-чуть – самый кончик, там, где на елях ждали весны плотные бутоны нераспустившихся цветов.
Он тихо мурлыкнул и еще тише прорычал клич своего клана. Хрипловатый звук забегал вдоль зарослей сосен, отражаясь от намерзшего на ветки льда. Наигравшись с деревьями, клич нырнул в плотные заросли и затаился. Его хозяин одобрительно оскалился. Правильный клич, не улетел птицей и не спрятался в верхушках сугробов. Тихран подумал, что стоит нынче ввечеру отпустить клич погулять. И пусть его будут ругать потом мудрые клана.
Но сегодня был особенный день, сегодня Тихран принадлежал только снегу, холоду, и солнцу. Да-да, и солнцу! Он посмотрел на затянутое снежными тучами небо и тихо мурлыкнул. Да, скоро, совсем скоро тучи разродятся снежной метелью. Скоро, совсем скоро нежные снежинки будут танцевать перед его глазами, и таять мгновенными уколами холода у него на языке. Скоро, очень скоро.
А потом – Подарок!
Он оглянулся вокруг, и оторвал пару иголок от одинокой сосны. На языке вспыхнула огнем блаженства горечь сосновых слез. Тихран с вожделением посмотрел на молодые ели, мимо которых проходил. Рука его дернулась и когти чуть выползли из пальцев. Но – нельзя, нельзя. Вначале – дело, а удовольствие потом.
Сглотнув слюну, он длинным мягким прыжком перемахнул через упавшее на тропинку дерево. Прошлонедельный ураган повалил в лесу много деревьев. В основном, старых, лет по десять-пятнадцать, но и молодые сосны иногда мелькали прорехами крон или беспомощно лежали, уткнувшись пушистыми ветвями в сугробы.

Тихран вышел на широкую лесную прогалину.
Свободное от деревьев место тянулось неровным овалом на пару сотен метров, чуть спускаясь одним краем в неглубокий овраг. Присев на сугроб, наметенный под одной из елей, он улыбнулся. Хорошее место. Хорошее, лучше в округе не найти. Задумчиво похрустев ледяной корочкой, отломленной от сугроба, он приметил, что с прошлого года тут почти ничего не изменилось. Только ели стали заметно гуще, а на дальней стороне прогалины не хватало двух самых высоких сосен. Видимо тут пошалил недавний ураган, или кто-то из его ранее погулявших по лесу родственников.
Прищурившись, Тихран увидел торчащие вдали из сугроба сосновые лапы. Проглотив мгновенно набежавшую слюну, он дернулся и оглянулся вокруг. С трудом и сожалением взял себя в руки. Удовольствие – потом. Сначала – новый год и Подарок. Горячая пена упала на снег с его губ, а ледышка хрустнула на крепких клыках. Остаток ледышки он покатал языком по небу, и, когда она почти растаяла, проглотил. Холодная волна коснулась его раскаленного горла, и он в который раз пожалел, что новый год бывает так редко.
С трудом и сожалением оторвав взор от дальней границы прогалины, Тихран встал, скрипя снежными хлопьями. Время близилось. И он, взглянув еще раз облачное небо, похрустел к центру прогалины. Слежавшийся снег чуть пружинил под ногами и, временами, раздавался в стороны. Местами Тихран проваливался почти до колен, но потом вновь выбирался на выглаженное ветрами место. В центре прогалины он разгреб снег и, недолго попрыгав, утоптал его. Для песни требовалось место и время. Время почти наступило.
Скоро новый год.
Тихран осмотрел окружающие его сосны и ели. Да, хорошее место он нашел несколько лет назад. Очень хорошее.
Его уши вдруг дернулись и встали торчком. Усы встопорщились, и он хрипло мяукнул. Тихран услышал чью-то далекую песню. Кто-то из его клана не выдержал и поспешил с началом. Он улыбнулся, оскалив крепкие клыки. Давно-давно, восемь новых годов назад, Тихран тоже поспешил со своей первой песней. Он был тогда ужасно, просто невероятно молод. Тогда он был молод, а сейчас? Тихран весело фыркнул, роняя на снег горячую пену.
Прислушался. Да, время настало. Новый год вот-вот наступит. Надо петь и звать Подарок. Если Тихран не споет свою песню, если не споют песню его сородичи – мир останется без Подарка. Тихран сглотнул слюну и слегка рыкнул. Затем его гортань завибрировала сильнее.
Рык его рванулся вверх быстрокрылой птицей. Он то поднимался ввысь, под самые облака, то тихо стлался по самому снегу, то заставлял дрожать от мощи окружающие деревья. Дрожать сам мир. Голос Тихрана мешался с голосами сотен его сородичей по всему миру. Над заснеженными пространствами под низким, облачным небом летела древняя песня.
Песня вызова Подарка.

Тихран с трудом отвалил давно не подновляемую дверь его маленькой избушки. Клуб пара возник из двери и немного позже заискрился в морозном воздухе снежинками.
Зайдя внутрь избушки, Тихран разулся и поставил к печке валенки. Положил на деревянную лавку, отполированную поколениями таких, как он, свою мохнатую шапку.
Ее подарил два года назад Иваныч, удивительный гость, побывавший у него в гостях уже два или три раза. В каждый свой приход Иваныч приносил с собой в большом черном чемодане всякие железные и сверкающие штуки. Когда он думал, что Тихран не замечает его действий, Иваныч тихо что-то с ними делал, внимательно смотря на дергающиеся усы и светящиеся знаки на них.
Тихран тайно подозревал, что Иваныч не совсем здоров умственно. Подумать только, он отказался от второй чашки елового чая! И с тех пор больше не пил чая, обходясь какими-то своими цветными жидкостями. Даже маленькую собачонку, которую он однажды принес с собой, тоже поил своей цветной водой. И это вместо крепкого горячего елового чая! Тихран удивленно помотал головой, его грива звякнула маленькими металлическими кольцами, вплетенными в концы прядей. Когда-то Иваныч отдал их за право услышать песню вызова Подарка.
От тепла избушки и от крепкого чая Тихран начал задремывать. Сосновые шишки в самоваре давно уже выгорели, и еловый чай в чашке чуть поостыл. Положив на язык несколько свежих сосновых иголок, и с удовольствием прожевав их, Тихран прихлебнул чая. Терпкая жидкость обдала его свежестью молодого леса. Он мурлыкнул и прикрыл глаза отяжелевшими веками.
Его жесткие усы топорщились в улыбке, и длинные крепкие клыки изредка выглядывали из-под алых губ. Тихрану снилась весна. Он не знал, что это такое – ему так и не довелось увидеть ее. Но Тихран свято верил, что это нечто прекрасное, что-то веселое и солнечное. Что-то, похожее на Подарок.
В окошко его избушки стучались первые солнечные лучи. Изредка им удавалось проскользнуть через запыленные стекла и тогда они весело носились по избушке, заглядывая даже в самые темные ее уголки.
Подарок пришел в облачный край.

Тихран спал, иногда подергиваясь от щекотки особенно настырных солнечных лучей, которые запутывались в его жестком меху. Тихран сладко щурился и довольно мурлыкал во сне.
Молодому деду морозу снилась весна.