Волшебника вызывали? - Ты живёшь, мечтаешь о счастье

Ты живёшь, мечтаешь о счастье. Размышляешь о жизни, её сути, самих основах и получаешь такой нереально тёплый, нежный ответ – волны, потоки любви. Как, откуда приходит этот посыл, что жизнь - радость и свет? И ты знаешь, веришь, что так и есть.
Но лично тебе, измученной бытом, в твоём маленьком хрупком мире, тепла как будто всегда не хватает. Кажется, что унять полоумного начальника, встретить порядочного парня, пережить кризисы, индексы и курсы, образумить нестабильный, галопирующий, несущийся в вечность мир не хватит никакой гармонии Вселенной.
- Охренеть!
Я дёрнулась, стул повело, и он бы непременно упал, если бы привычным движением я не подставила ногу. У него уже давно, «с начала времён», как говорит Настя, отломилось колёсико. Мне, в общем-то, не мешало, Настя вообще за компьютером не сидела, предпочитала ноутбук, но сегодня сломалось ещё одно, и приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы удержаться.
Надёжно утвердившись на стуле, я обернулась. В комнате было темно, лишь светился компьютер. Я задумалась, заработалась, даже не заметила, как стемнело. В дверном проёме, картинно облокотившись и сложив руки на груди, стояла Настя.
- Охренеть, - повторила она и включила свет. – Ещё можно понять, когда люди до двух ночи отдыхают. – И величественным жестом указала на себя. – Но когда работают… - В меня она сурово ткнула пальцем.
- Не слышала, как ты пришла, - улыбнулась я.
Настя шумно повалилась на диван, забросила ноги на спинку.
- Проклятые каблуки… Что там у тебя? – кивнула она на монитор. – Надои и посевы, привесы и обвесы?
Я поспешно свернула окно. Не хватало ещё Насте узнать о моих странных взглядах на жизнь.
- Обещала Антону закончить статью, да что-то не идёт, не туда заносит.
Настя сочувственно покивала.
У меня мелькнула малодушная мысль, оставить всё до завтра. Всё равно не выходила «правдивая, но в меру бодрая» статья об экономических реалиях страны вообще и нашего города в частности. Что-то крутилось всё о счастье, которое не в деньгах, о красоте, что спасёт мир. Такие жуткие банальности, самой тошно. Банальности писались, а реалии - нет.
- Катюш, - позвала Настя. – Вадик предложил переехать к нему. Здорово, да?
Я посмотрела в блестящие Настины глаза, от счастья блестящие.
Хорошей она была соседкой. Где я теперь такую найду? Два года мы мирно уживались в одной квартире. Наверное, придётся искать жильё подешевле, одна не вытяну.
- Да, здорово.

Всё-таки я взяла себя в руки и дописала эту проклятую статью, безжалостно вымарывая всю лирику. Антон даже не особенно правил, когда наутро я её показала.
- Сойдёт, - отмахнулся он, словно ему уже неважно, словно не он за неё душу вытряс. – Ты вот что, закрой дверь.
Я закрыла дверь кабинета, отрезая шум коридора, и вопросительно посмотрела на Антона.
- Да садись, - поморщился он.
От нехорошего предчувствия побежали мурашки. Что ещё за секретность?
- Катя, ты хороший журналист, - начал Антон, не глядя на меня, и неприятное чувство усилилось, - молодой, перспективный, с тобой было здорово работать. В общем, скажу прямо: руководство журнала приняло решение о сокращении штата. Непростое решение.
Он ещё что-то говорил. О сложной экономической ситуации, моём таланте. Предложил остаться внештатным корреспондентом.
Я никогда не думала, что наши с Антоном отношения повод для поблажек и привилегий. Но чтобы вот так, совсем меня не защитить… Да и были ли отношения? Может, по своей извечной привычке украшать жизнь я сама всё придумала? И это так, интрижка.
- Я поняла, Антон, - Я встала. – Спасибо тебе. Я пойду.
- Это не моё решение. Катя!

Вечером я бездумно сидела дома перед монитором, остывал в кружке чай. Настя пропадала у своего Вадика, да оно и к лучшему, хотелось побыть одной. Я открыла новую вордовскую страницу, курсор привычно и успокаивающе мигал на белом листе. Пальцы осторожно коснулись клавиатуры.
Счастье… Можно ли считать счастьем отсутствие несчастья? Или даже простую стабильность? Когда не нужно искать решения, выходы из безумных жизненных лабиринтов, участвовать в бесконечной гонке на выживание?
Почему-то все важные перемены в моей жизни происходят осенью. И всегда беспощадно, на излом. К худу или к добру, господи? Нужно ли? Ведь это так тревожно – перемены. Что они если не поворот? Просто поворот, который надо пройти, чтобы дальше жить тихо и спокойно? Переждать. И наслаждаться осенью. Люблю осень.
Пиликнул сигнал о доставленном сообщении. Я заглянула в почту, письмо от некоего Мити, в шапке: «проблемы? могу помочь».
Достали спамеры! Я удалила не читая, вернулась к своему тексту.
Снова письмо от Мити: «эй! хоть прочти!».
Я почувствовала себя неуютно, зачем-то оглянулась, потом встала и зажгла свет – уже заметно стемнело. Подумала и зажгла свет во всех комнатах. Вернулась к компьютеру. Что это вообще такое? Я чуть помедлила и отправила письмо в корзину.

На следующий день я помогала Насте переезжать.
- Боже, сколько барахла!
Она растерянно оглядывала вывернутые из шкафа груды одежды, коробки с обувью, горы косметики, фены, шампуни, книги, мультиварку.
- Ничего, - пробормотала я, заклеивая скотчем очередную коробку, - прорвёмся.
Я не рассказала Насте о своём сокращении. Ещё останется из сочувствия. Нет уж, пусть едет к Вадику. Прорвёмся.
Коробки погрузили, мы распрощались, даже всплакнули немного, я осталась одна. Квартира выглядела разгромленной и пустой. Я посидела немного, не в силах сообразить, что же теперь делать. Наверное, надо искать работу и, пожалуй, другую квартиру. Около часа я просматривала разные сайты, отправила несколько резюме, но в целом результаты были неутешительны. Кому нужны новые сотрудники, когда не чают избавиться от старых?
Пиликнул сигнал доставки письма. Я усмехнулась, надо же, опять Митя! «От помощи друзей не отказываются». Может, знакомый? Я открыла письмо.
«От помощи друзей не отказываются. Особенно, если ждать её больше неоткуда. Просто согласитесь её принять и договор состоится».
Ерунда какая-то.
Всё, хватит киснуть. Я решила прогуляться. Надела кроссовки и куртку и вышла на улицу. Было довольно тепло для конца октября, и ничто не приходило на ум так явно, как пресловутая «золотая осень». Листва, тронутая первой позолотой, задавала мягкий, сияющий фон, за который я так любила эту пору. Небо, напротив, было ярче и глубже, чем летом. И этот контраст бледно-золотого и пронзительно-синего вызывал ощущение торжественности и странной тоски, сложную гамму чувств, которую я для себя определила, как «преходящесть бытия».
Зазвонил телефон, номер был незнакомый.
- Добрый день, - проговорил мужской голос, когда я поднесла трубку к уху. – Это Митя.
Я чуть не выронила телефон.
- Не пугайтесь, - продолжил голос, и я почувствовала в нём лёгкую улыбку.
- Кто вы?
- Митя, - удивлённо повторил он. – Дело не в том, кто я, а в том, кто вы.
- Я знаю, кто я.
- Сомневаюсь, - сообщил он после короткого смешка. – Я хочу помочь вам.
- Если это дурацкие шутки Вадика… - я не договорила и нажала отбой.
Как же я сразу не догадалась? Конечно, это происки Вадика. Вечно он изводит Настю розыгрышами, ну и меня заодно.
Я позвонила Насте.
- Уже соскучилась? – хихикнула она.
- Передай Вадику, что у него несмешные шутки.
- Какие шутки?
- Митя этот.
- Какие шутки, Кать? – вклинился бас Вадика. Подслушивал, чудовище.
- Митя! – почти взвизгнула я. – Зачем ты дал ему мой телефон и почту?
- Да не знаю я никакого Митю, - растерянно отозвался Вадик. – И почты твоей у меня нет.
В трубке зашуршало, щёлкнуло.
- Ах, Катя, Катя, - раздался вкрадчивый, ироничный голос Мити. – До шуток ли? Но вижу, вы ещё неготовы. Я вам позже позвоню.
***
Мне снился город. Я не знала, как он называется, во сне это был просто Город в песках. Я видела безлюдные тихие улицы, высокие дома с искрами весёлых солнечных зайчиков в чистых окнах, чудесные, дикие парки. Там тоже была осень. Шурша срывались сухие листья и с тихим царапающим звуком уносились по асфальту.
Некоторые здания казались смутно знакомыми, а на окраине, у самой границы песка, далеко-далеко на горизонте, виднелось изящное белоснежное сооружение, в котором я с удивлением узнала Тадж-Махал с его знаменитыми куполами и симметричными иглами минаретов.
Проснувшись, я долго прислушивалась к себе, к остаткам сна, отголоскам тихого города.
Как хорошо и спокойно.
Уже около месяца я была без работы, деньги заканчивались, хозяйка дважды напоминала о квартплате.
Встать, умыться, одеться, макияж, непринуждённая улыбка – и на собеседование. Взгляд уверенный, походка лёгкая, типичная внешность счастливого человека.
Мне часто звонила Катя, иногда забегала в гости и переживала за меня так сильно, что становилось неловко. Однажды позвонил Антон. Бодрым голосом спросил, как дела, выразил надежду, что теперь-то я найду приличную работу, не то что наша богадельня, посоветовал писать, присылать в редакцию, а он, конечно, постарается, поспособствует.

По вечерам я писала, просто так, для души. О том, как похолодало, как слишком рано и безнадёжно приходят сумерки, а для тепла и света места остаётся всё меньше и, наверное, скоро совсем не останется.
В батареях булькало и завывало, отопление всё не включили, я набирала горячую воду в грелку и так согревалась. И от этого становилось совсем грустно.
А по ночам снился город, с каждым разом всё отчётливее. Я видела трещинки на асфальтовых дорожках парка, облупившуюся краску скамеек, вывески. На одном из зданий было написано, что это публичная Нью – Йоркская библиотека. Утром я погуглила и на выданных компьютером фото сразу узнала высокое крыльцо, колонны, двух львов на входе.
Как легко сойти с ума…
Возможно, именно потому, что со странным в моей жизни всё равно уже был перебор, я ответила Мите, когда он снова объявился.
«Хочешь туда?» - прочитала я.
«Куда?»
«В Город».
Я откинулась на стуле, не забывая про сломанные колёсики, и заложила руки за голову. Хочу ли я туда? В город, где в окнах скачут солнечные зайчики и так тихо, что слышен шорох каждого падающего листа?
«Да».
«Я помогу. Открой файл с записями, которые делаешь каждый вечер, и напиши расписку».
«Какую расписку?»
«Что добровольно переходишь в Город!»
В последней Митиной фразе я как будто почувствовала скрытое нетерпение. На один короткий миг я замерла, чаши внутренних весов балансировали, не находя устойчивого положения, а потом открыла файл.
«Что писать-то?»
«В произвольной форме».
Я пожала плечами и быстро набрала: «Расписка. Я, Павлова Екатерина, добровольно перехожу в Город». Немного подумала и поставила дату. Сохранить.
***
Медленно и тяжело я выбиралась из сна. Серый свет осеннего утра лениво сочился в высокую арку окна. Я приподняла гудящую голову и огляделась. Моя старая спальня в родительском доме. Диван, книжный шкаф, письменный стол у окна.
Давно уже нет ни родителей, ни дома. Родители погибли, едва я пошла в школу, тётка забрала меня к себе в другой город. Почти сразу сгорел дом. Он был небольшой, двухэтажный, квартир на десять. Говорят, выгорел дотла, остались лишь чёрные кирпичные стены с провалами окон.
Но я помнила его живым, нашу квартиру на первом этаже, мою спальню, высокое окно с широченным подоконником. Именно на этом подоконнике, а не за письменным столом, я делала уроки, рисовала, играла. К стёклам почти прижимались ветки вишни, изумрудно-роскошные летом и ажурно-хрупкие зимой.
Я села, нащупала ногами тапочки. Надо же, оказывается, я помню всё до мелочей: горчично-жёлтый цвет дивана, полированные подлокотники - сейчас таких не делают. Я погладила разодранный диванный бок и улыбнулась – Муркина работа. Поднялась, накинула халат и нерешительно замерла посреди комнаты, ком встал в горле. Что же это? Что?
Пронзительно и громко прозвучал дверной звонок, я вздрогнула. Путаясь в длинном махровом халате, кинулась в прихожую, распахнула дверь.
На пороге стоял неизвестный молодой мужчина в солнцезащитных очках. Он улыбнулся, снял очки. Я подумала, зачем он их вообще носит, такие необыкновенно красивые глаза, большие, синие, с тяжелыми надменными веками.
- Я Митя, - сказал он.
***
Оказывается, в человеческом сознании есть предел, за которым всё странное воспринимается как обыденное. Я жила в безлюдном городе, ничему не удивлялась и мне нравилась такая жизнь. Я подружилась с Митей. Он охотно отвечал на мои вопросы, но как-то так, что всё не только не прояснялось, но ещё больше запутывалось. Например, на вопрос, где мы, он отвечал, что в городе, а когда я спрашивала, кто он, говорил, что Митя. Я смеялась, понятно, мол, что Митя, но кто такой? Тогда он замыкался и обиженно сопел. В конце концов, я пришла к выводу, что некорректно задаю вопросы и нужно лишь подождать, и пазлы волею случая сложатся сами.
Я попросила его показать город, и он страшно удивился.
- Показать твой город?
Я не стала уточнять, что он имеет в виду, поскольку с Митей это было бесполезно, просто отложила этот неопознанный пазл до лучших времён.
Город был большим, мы смогли осмотреть лишь малую часть, если верить Мите. Некоторые здания казались мне очень знакомыми.
- А как же иначе? – покосился он.
Я уже знала этот его взгляд, обиженный и подозрительный одновременно, когда я задавала нелепые, по его мнению, вопросы, а он как будто не мог понять, не издеваюсь ли.
Увидев Нью-Йоркскую публичную библиотеку – она оказалась недалеко от моего дома – я твёрдо сказала:
- Мы не в Нью-Йорке.
- Да, - согласился Митя.
Мы вошли внутрь. Всё оказалось таким, как я увидела тогда на фото: огромные залы, тяжёлые люстры, латунные настольные лампы. Я провела пальцами по корешкам книг, ряды полок уходили в бесконечность.
- Здесь все книги мира, - восхищённо выдохнула я.
- Нет, только с сильной энергетикой.
Я повернулась к нему и внимательно посмотрела. Тёмные очки, невозмутимое лицо, выражение даже скучающее. Чтоб тебя!
- Знаешь, в своих снах я видела Тадж-Махал далеко в песках, - неожиданно вспомнила я.
Митя смотрел на меня с вежливым вниманием.
- Он там есть? – закончила я дрогнувшим голосом.
- Да.
- И мы сможем его посмотреть?
- Нет, - ответил он виновато, будто извиняясь. – Это же великий символ настоящей любви. Он изначально был бы здесь, в городе. У тебя ведь нет настоящей любви?
Я вспомнила Антона и отрицательно покачала головой.
- Будет, - пообещал Митя. – Ты же всё-таки увидела его через пески.

В библиотеку я потом ходила одна, без Мити. Я могла просто бродить вдоль полок, наслаждаясь неповторимым библиотечным запахом, или читать день напролёт, иногда захватывая и ночь. Зажигались тяжёлые люстры и латунные лампы, я пристраивалась на каком-нибудь диванчике, порой незаметно задрёмывала и просыпалась уже утром, оттого что яркие солнечные лучи били прямо в лицо.
Сначала я выбирала книги на русском языке, но скоро выяснила, что могу свободно читать на любом. Я прочла рубаи Хайяма на персидском, французских поэтов и смогла, наконец, понять, чем так хорош Шекспир.
Я продолжала писать. На своём старом письменном столе я обнаружила древний «Ундервуд». Компьютеров здесь не было, как и радио, и телевидения. Митя объяснил, это оттого, что «энергетическая связь пока ещё слабая». И научил пользоваться печатной машинкой. Это оказалось несложно, даже раскладки совпадали.
Также на письменном столе я нашла листы с заметками, над которыми работала последний месяц. Перечитала и удивилась: неужели я была так несчастна?
Митя оказался идеальным компаньоном, не досаждал, когда мне хотелось побыть одной, и был рядом, когда я нуждалась в обществе.
Однажды мы пили кофе на моей кухне. Я нашла неподалёку маленькую кофейную лавку, разжилась там туркой, кофемолкой и поила нас кофе, экспериментируя с разными сортами. Митя кофе любил. У нас вообще совпадали вкусы: от гастрономических до литературных.
- Где же ты, Митя, раньше был? – сказала я, пододвигая к нему крошечную фарфоровую чашку. Сервиз я тоже взяла в той лавке. – Пришёл бы сразу, зачем нужны были эти письма, звонки? Они меня только пугали.
- Ты что, я не могу появляться на физическом плане, для этого нужно физическое тело.
Наверное, так и случаются моменты откровения. Разрозненные пазлы вдруг легли правильно, совпали затейливо вырезанными краями и картинка сложилась.
Я сказала Мите, что хочу немного поработать, и он тут же засобирался. Он очень трепетно относился к моему творчеству. Он так и говорил: творчество.
Закрыв за ним дверь, я прошла к письменному столу, заправила чистый лист бумаги в «Ундервуд» и начала печатать.
Что есть реальность? Трудно рассуждать на философские темы, когда всю жизнь делаешь экономические обзоры. Могу ли я всерьёз рассматривать этот мир, как реальный?
Что мы имеем? Во-первых, смешение архитектурных сооружений из разных стран и эпох. Как могут быть связаны Нью-Йоркская публичная библиотека и Тадж-Махал? Я плохо разбираюсь в архитектуре, но уверена, что видела Исаакиевский собор и Биг-Бен. Думаю, что другие здания столь же знамениты, будь у меня интернет, я бы наверняка в этом убедилась.
Во-вторых, здесь нет людей.
В-третьих. Зато есть Митя, признавшийся, что не имеет физического тела.
Я перестала печатать, подошла к окну. Ветки вишни с уже привядшей листвой касались стекла. Я приоткрыла раму, свежий и пряный осенний воздух коснулся горячих щёк. Прижала ладони к лицу, они были холодными.
Митя же постоянно говорил об этом. Постоянно. Здесь только те книги, которым хватает энергии. Наверняка, в библиотеке не окажется низкопробного бульварного чтива. Для компьютера пока не хватает энергии, а вот для знаменитого «Ундервуда», снятого уже с производства, хватает. Вероятно, имеются в виду эмоционально-энергетические затраты человечества, какая-то мощная духовная подпитка. Недаром здесь только известные здания, накопившие энергетику.
Я вернулась за стол и продолжила печатать.
Возможно, этот мир лишь некая проекция, существующая за счёт духовной энергии человечества. Логичен вывод, что и Митя, и я – тоже проекции.
В таком случае, что сейчас происходит с моим физическим телом?
***
Город в песках вдруг перестал дарить умиротворение. Какое-то беспокойство поселилось во мне. Не то, чтобы я хотела обратно в реальный мир с его постоянными проблемами. Но мысль, что я не смогу вернуться, даже если захочу, не давала покоя.
Я почти не выходила из квартиры. Всё, что я писала в это время, получалось сумбурным и нервным. Я просматривала свои заметки и вдруг с недоумением обнаружила несуразности в тексте. Например, фраза «может быть, кто-то счастлив на этой планете» читалась как «может быть, кто-то счастлив с тобой на этой планете». Тщательно всё проверив, я нашла лишние «что», «где», а также предлоги и вопросительные знаки. Недовольная своей невнимательностью, я исправила ошибки и отложила текст в сторону – теперь придётся перепечатывать.
Я оделась потеплее и вышла на улицу – надо отдохнуть. Села на лавочку во дворе и стала ждать Митю, я знала, что он придёт. Через несколько минут он появился из-за угла дома, высокий, лёгкий, в светлых джинсах и чёрной куртке. Остановился в нескольких шагах.
- Привет.
- Составишь мне компанию?
- Конечно. С удовольствием.
Мы медленно шли по дорожке, усыпанной жёлтыми листьями. Митя периодически наподдавал по ним ногой, как самый обычный парень в самом обычном городе. Кто же ты, Митя?
- Как ты перенёс меня сюда?
- Это не я. Ты сама.
Угу. Уже спрашивала. И получала этот ответ.
- Ты же мне писал: я помогу.
- Я только показал дорогу.
- Дорогу обратно тоже можешь показать?
Он остановился.
- Тебе здесь не нравится?
- Нравится, - ответила я честно и мысленно добавила: но, кажется, я не хочу остаться здесь навсегда.
Митя молчал и ковырял носком кроссовка асфальт.
Митя, - позвала я.
Он поднял голову.
- Сними очки.
Он послушно снял и, как всегда вежливо, уставился на меня своими необыкновенно красивыми глазищами.
- Покажешь дорогу обратно?
- Я не могу, - покачал он головой. – Это другой уровень, более низкий и тяжёлый, он недоступен для меня.
- Но ты же как-то добирался до него, когда общался со мной.
- Тогда там была ты.
Тьфу.
Мы ещё немного погуляли, болтая о погоде и литературе. Совершенно неожиданно я узнала о том, почему наряду с историческими зданиями здесь существует дом моих родителей. Я просто удивилась вслух, не надеясь на вразумительный ответ, но Митя рассказал, что хватило энергии любви и привязанности, ну и моего присутствия здесь.
Вечером я сходила в библиотеку и набрала книг по эзотерике.
Так я узнала, что согласно этому учению, мир состоит из физического, астрального и ментального плана, и, судя по всему, сейчас я нахожусь в плане астральном. Я изучала странные для себя вещи, но если вдуматься, не более странные, чем всё, что со мной случилось.

Я продолжала записывать свои мысли и выводы. Странные лишние слова появлялись снова и снова, отвлекая и мешая. Но я больше не перепечатывала тексты, просто вычёркивала лишнее карандашом.
Всё чаще я ловила себя на мысли, что скучаю по реальной жизни, пусть трудной, но живой, где мир не застыл навеки в октябре.
Ты был добр ко мне, пустынный город, но никогда и ничего не изменится здесь, пока не изменится там, а мир без перемен становится просто декорацией.
Наверное, в сотый раз я разложила свои заметки на столе. Хрусткие прежде листы поистрепались, затёрлись. Я поставила локти на стол, подпёрла щёки ладонями и уставилась в строчки, которые знала уже наизусть. И вдруг фокус взгляда сместился как-то так, что я увидела зачёркнутые слова одной фразой.
Сердце подпрыгнуло к горлу и бешено застучало. Я схватила лист, сгоряча смахнув на пол остальные, и выписала лишние слова.
«Где ты? Что с тобой?».
Я смотрела на эту фразу и дрожала. Вскочила, чуть не уронив стул, и быстро опустилась на пол, лихорадочно выискивая листы с лишними буквами. Выписав все фразы, я разложила их в хронологическом порядке.
«Где ты? Что с тобой?».
«Пожалуйста, вернись».
«Это я, Настя».
Я не плакала, когда меня уволил Антон, когда раз за разом отказывали на собеседованиях, когда заканчивались последнее деньги. А сейчас крупные слёзы быстро-быстро капали на бумагу, размывая буквы. Настя ищет меня. Как-то она сумела пробиться.
Значит, связь между мирами всё-таки есть, только нужно её увидеть. Этот план реальности, астральный - отражение плана физического. У Мити получилось пробраться на низкий, как он выразился, уровень. Он сказал: там была ты. Я написала расписку и оказалась здесь.
И вдруг мне стало понятно. Это же так просто.
Раздался звонок в дверь.
- Входи, Митя, открыто.
Он остановился на пороге комнаты. Молчал и смотрел своими невозможными глазами.
Я знала, что он придёт. Он знал, что я ухожу.
- Я всё думала, кто ты, Митя, какой силой переместил меня из одного слоя реальности в другой. А сила не в тебе, сила во мне. Мюнгхаузен вытащил сам себя за волосы из болота. Не знаю, как, но я дала тебе жизнь.
- Творчество, - тихо сказал Митя. – Это великая созидательная сила. Любовь. Красота. Они не просто спасут мир – лишь они и есть мир.
- Ты решил меня спасти.
- Я думал, так будет лучше.
Очень отчётливо я почувствовала, что это мои последние минуты в этом городе, в этой комнате, с Митей.
Я подошла к нему и осторожно погладила по щеке.
- Прощай.
Он вдруг улыбнулся светло и открыто.
- Ну что ты! Я всегда буду чувствовать тебя. И ты меня тоже. Только, возможно, назовёшь это преходящей красотой момента.
- Да, - согласилась я, - пожалуй.
- Думаешь, получится? – спросил он, и я поняла, что он о возвращении.
- Должно. Там есть моё физическое тело, и Настя каким-то образом поддерживает связь.
Я села за стол, заправила чистый лист бумаги в «Ундервуд». Посмотрела на Митю, он ободряюще улыбнулся. Я быстро напечатала: «Расписка. Я, Павлова Екатерина, добровольно ухожу из Города». Поставила дату и привычным движением задвинула каретку.
***
Я очнулась в больнице. Я это поняла, ещё не успев открыть глаза. Есть в больничной атмосфере нечто такое, что не перепутаешь ни с чем.
Примчалась Настя. Рассказала, что не смогла дозвониться, приехала, открыла дверь своим ключом и нашла меня в беспамятстве у монитора.
Эта расписка всех напугала, сначала подумали, что я отравилась. От безысходности. Потом выяснили, что со мной всё в абсолютном порядке, просто я не прихожу в сознание. Тогда решили – стресс.
Настя от отчаяния даже глупостей всяких написала под моей распиской. И вот – сработало!
Она привезла свой ноутбук и флешку с моими статьями.
- Я подумала, что ты обязательно захочешь написать о своих обвесах и привесах, - сказала она.
Когда Настя ушла, я долго лежала, смотрела в быстро темнеющий прямоугольник окна. Потом коснулась гладкой пластмассы ноутбука - где-то ты, Митя? - включила, открыла файл.

Ты мечтаешь о счастье и боишься перемен. Не зная, что бояться нужно их отсутствия. Ибо отсутствие перемен - это отсутствие жизни. Ничего не бойся и будь счастлива.

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

Отредактировано - Дервиш 09 Ноябр 2015 23:25:19

Пишет Вам, увы, не Митя, а некий странный Криптонит с наглым намерением раскритиковать творчество и преходящую красоту момента.

Двойственное ощущение от прочтения. Началось о счастье - но его в рассказе не хватило. Продолжилось переходом в иной мир - слишком легко, слишком быстро, слишком бесполезно. Написано хорошо - и довольно занятная, но всего одна мысль старательно растянута на целый рассказ. Как зарисовка - прелесть, как конкурсный рассказ - слабоват.

И насущный вопрос. Квинтэссенция творческого момента, апогей созидательной работы, пик возвышения личности, переломный момент - и вдруг именуется Митя, который пишет сообщения с маленьких букв. Кошмар.

До путешествия в "Город" читалось легко и интересно, а потом началась тягомотная философия. Простите за термин - это моё личное отношение, кто-то такие вещи очень даже любит. Если бы "Город" появлялся в рассказе кусками, например во снах, и как-то перекликался с реальностью, было бы более сбалансировано, что ли.

Криптонит, а сколько должно быть мыслей, чтобы хватило? Не роман же. Я всегда считала, что есть у автора мысль, идея, он выражает её в своём произведении. А вот сюжетных линий уже может быть несколько. Но опять же, не в рассказе, а в повести хотя бы.
Митины сообщения с маленькой буквы написаны умышленно. Стандартный язык инета: быстро, без знаков препинания, заглавных букв.

Umnyak, что-то вы напутали.)) Когда героиня попадает в Город начинается детектив с элементами эротики.))

Wadim.)) см. сообщение для Umnyak-a.))

Так уж вышло - не крестись -
Когти золотом ковать! (с)

Zvezdochet, не знаю, что вам сказать. Да, маловато комментов, мне бы тоже хотелось побольше.
По моему опыту, мало комментируют либо совсем плохие рассказы, либо хорошие. Потому что и в том, и в другом случае сказать нечего, не нужна критика.
А я прошла в финал, да.

Кстати, пользуясь случаем: спасибо всем, кому понравилось, и кто голосовал.
Хоть вы и комментов не оставили.