Котофан: Кот чародея

– Котофеич! – Доносится до меня голос хозяина. – Поди-ка сюда!

Но я не лечу на хозяйский зов, не разбирая дороги – а неторопливо вышагиваю, распушив задранный к небу хвост и мягко переставляя лапы. Я же кот, а не какая-нибудь шавка.

Вообще-то, мое имя – Фэй. Но хозяин зовет меня так, только когда сердится. Обычно Котофеич – если я нужен ему по делу, или Котофеюшка – если он устал или припас для меня что-нибудь вкусненькое. К примеру, рыбку или плошку свежайшей сметаны. Хозяин знает толк в жизни – даром что магик.

Мне его развлечения до левого заднего когтя. Главное, чтобы кормил вовремя, и не забывал погладить, когда я и сам не против. Но иногда как накатывает что-то… допустим, возвращается он с работы, тихий, холодный, полупрозрачный… тронь лапой – рассыплется. Рухнет в кресло, как куль с мукой, а шепнуть «Котофеюшка!» и скинуть грязную мантию сил уже нет.

Я тогда сам подхожу, хоть меня никто и не звал. Вспрыгну на колени, лягу животом на руку, а под ладонь второй подсуну лоб. И начинаю мурчать – сначала тихо, а потом в голос, чувствуя, как мало-помалу унимается дрожь в хозяйских руках, а колотящееся сердце начинает биться спокойно и ровно. Чуть оттаяв, он прижимает меня к себе – так, что ребра хрустят, и мы отправляемся ужинать.

Но даже не будь угощения и благодарности – как остаться в стороне? Пусть я кот, лежебока и себе на уме, но не бесчувственное же бревно. И, потом, на его коленях так славно мурчится… это ведь тоже талант, не всякие колени подойдут.

Живем мы вдвоем. Слуг в замке нет, в смысле – живых слуг. Когда хозяину требуются помощники, он идет на ближайшее кладбище и поднимает там мертвяков. Личи, скелеты, зомби… я их столько перевидал, что впору сочинять трактат по нежити, а там и до посоха некроманта недалеко. У меня, конечно, и в мыслях нет заниматься глупостями, но мертвяки мне симпатичны. Удобно точить когти, особенно о тех, что только с костями, и запах от них ничего. Куда лучше, чем от живых любителей пива и мяса.

Багряный ковер испятнан следами. Дверь в каминный зал прикрыта, из-под нее доносятся голоса. Хозяин и кто-то еще… визгливый, толстый, важный. Никогда раньше не слышал.

– Ма, – говорю я стоящему у входа скелету. И он распахивает дверь, пропуская меня внутрь.

Мертвый привратник – не придурь, а суровая необходимость. Пока хозяин не завел Энтони, спасу не было от любопытных, желающих взглянуть на некромантский замок. Торговцы, посыльные, деревенская ребятня и цвет местной аристократии… Заезжали и расфуфыренные матроны с дочерьми, в надеждах пристроить вошедшее в пору дитятко в супруги некромансеру. А что, уважаемый в округе человек, при землях и замке, молод, ни в чем дурном не замечен, да и с лица плеваться не тянет…

Этих хозяин гнал, не дослушав. А потом целый вечер сидел в кресле, почесывая меня за ухом, и что-то толковал о любви. Той, которая на небесах, а не по расчету.

Не знаю, что там с любовью на небесах, ни разу не пробовал. Но любой уважающий себя кот скажет, что грош цена кошке, которая не заставит за собой погоняться. Какой интерес брать то, что само валится в лапы?

Хозяин, как видно, думал так же. Но все равно грустил.

Утешал его, как мог. А потом появился Энтони, и к нам стали захаживать только те, кому и вправду что-то надо – причем позарез и быстро. Таких не то что скелетом у дверей – самим Князем Ада не отпугнешь: отодвинут в сторонку, и в колени хозяину – требуй что хочешь, только изведи лихо.

Нынешний гость – как раз из них. Богатая, абы как натянутая одежда: кафтан, узорные сапоги, соболья шуба, едва сходящаяся на животе. Пухлые щеки дрожат, дыхание сбито – будто бежал всю дорогу, а не ехал в возке. Но от него пахнет лишь конским потом и лежалой едой, а еще – страхом. В глазах – паника, волосатые, унизанные перстнями пальцы теребят туго набитый кошелек.

Купец, коготь даю. Заплатит по совести, но и поработать заставит: такие по пустякам не приходят.

– Мау, – учтиво здороваюсь я с присутствующими. Будь хозяин один, мурлыкнул бы и потерся о ноги, а при гостях нужно соблюдать политес.

Проситель вздрагивает, заполошно озираясь по сторонам. Замечает меня, тянется перекреститься – но вовремя вспоминает, где он и по какому делу.

– Знатный кот, ваше магичество! – осторожно замечает он, едва совладав с собой. – Огроменный, чернющий – ну чисто сажа, ни единого пятнышка!

– Помощник! – улыбается в ответ хозяин, подхватывая меня на руки. Испытующе заглядывает в глаза. – Ну что, Котофеич, побудешь дома, пока я съезжу по делам?

Фыркаю в склоненное лицо. И для верности вцепляюсь когтями в мантию – захочешь, не отдерешь.
Кричи, уговаривай – но я не пущу тебя одного. Не сегодня, не с этим типом.

– Обождите здесь, уважаемый, – вздыхает хозяин, верно истолковав мой взгляд. – Сейчас соберусь, и едем. Втроем. Доскажете по дороге.

… так вот, ваше магичество, – как ни в чем ни бывало продолжает купец, едва мы устраиваемся в возке. – Сталбыть, захожу я в лавку, а там Глафирья. Мертвая. Руки-ноги оторваны, лицо объедено, узнаешь разве что по одежке. Стены до потолка заляпаны кровищей, по полу размазана требуха. Тоже погрызенная. И следы – с ладонь, если не больше!

Горячась, рассказчик сует мне под нос руку с растопыренными пальцами. Выглядит убедительно: если насыпать ею пригоршню творога или кильки, я буду сыт до вечера.

– Да вот незадача – что-то я такого зверя не упомню. И Фрол-лесовик тоже следов не признал... Сталбыть, остается одно – чары.

Купец уже не кричит – шепчет, а под конец фразы сконфуженно замолкает. Нечто, находящееся за пределами его разумения, явно выбивает его из колеи.

– Может, и чары, – задумчиво тянет хозяин, кивая в такт собственным мыслям. – Разберемся на месте. Вы верно сделали, что сразу пришли ко мне. Скажите, любезнейший, а не замечали ли вы каких странностей – в лавке или, может, в деревне?

– Да вроде нет. Хотя… неубрано было в лавке, а Глашка – та еще чистюля. И, слышал, летом в округе пропадали дети…

Хозяин мрачнеет и молчит до самой деревни. Заходит в лавку, морщится: мухи, кровь, вспоротые кишки – вонь, как на скотобойне. Нагибается, поднимает с пола комок грязи. Растирает в пальцах.

Могильная земля пахнет гнилью, слезами и ладаном.

Я ни с чем не спутаю этот запах, а он – тем более.

Четырехпалый след, застывший в кровавой луже. Ни намека на подушечки, будто в лапе – одни кости. Бревенчатый пол иззубрен когтями, всюду раскиданы щепки. Хозяин смотрит на след… долго смотрит. А потом говорит: «Глянь, Котофеич!» – и, выбрав местечко почище, ссаживает меня с рук.

Я, конечно, не в восторге от перспективы запачкать лапы. Но если хозяин просит…

Подхожу ближе, насколько могу. Принюхиваюсь. Усы трепещут над полом, вбирая то, что недоступно носу и глазу.

След пахнет почти как Энтони. И еще псиной. Плохой псиной, при встрече с которой надо или бежать, или биться насмерть. Шерсть искрит, шипение рвется из глотки.

– Спокойно, Котофеюшка. Все в порядке, я рядом!

Рука ложится на встопорщенный загривок, и мне сразу становится спокойнее. Купец глядит с испугом, глаза – с чайные блюдца.

– Плохо дело, – оборачивается к нему хозяин. – Это кладбищенский пес, бестия редкая и злобная. Проводишь, Котофеич?

Конечно, провожу, отчего бы не проводить. Этот след я узнаю из тысячи.

Ледяной, по-осеннему прозрачный воздух. Ветер пробирает до костей, даже шерсть не спасает. Покосившаяся ограда увита вьюнком, над крестами горит закат.

На кладбище тихо, но это не тишина умиротворения. Это затишье перед бурей.

Сюда не стоит приближаться, задерживаться здесь не стоит тем более. Но след ведет именно сюда – и мы входим, осторожно прикрыв за собой скрипучую калитку.

Как будто что-то лопнуло там, в небе.

Стон? Смех?

По-моему, это услышал не только я.

То, что мы ищем – у дальнего края ограды.

Креста нет.

Но я чувствую, что оно спит под землей. Ждет ночи.

Зрение изменяется, проникая под толщу земли. Я вижу лежащий в глине костяк, прикрытый дерном и пожухшими травами. В траве ни букашки: насекомые стремятся прочь от опасного места, не то что коты и люди…

Коротко мявкаю, показывая, что моя работа закончена. Танцующий в радужках свет – бледный, неживой, похожий на лунный – гаснет, подземные глубины затягиваются мраком. Мои глаза снова мои: янтарные глазищи обычного кота, не помышляющего ни о чем, кроме теплой лежанки и миски сметаны.

– Вернемся к полуночи. Когда пес выберется наружу.

Хозяин спокоен и собран. Он знает, что я в него верю.

Ждать мы устраиваемся неподалеку, за оградой. Зачем куда-то ходить, если вот-вот стемнеет? Купец приносит корзинку с припасами – раздобыл у кого-то из местных, он же тут всех знает.

Молоко! Сметана! И печеная курица!

Мняу!!!

А хлеб, мед и огурцы оставлю вам – я не жадный.

Лижу сметану. Купец мнется, силится что-то сказать.

– Можете возвращаться, – негромко говорит ему хозяин. – Тут небезопасно. Я вас потом извещу, а если не извещу – пошлете за кем-то из города.

Из города – это за кем-то из архимагов?

Хозяин что, всерьез рассчитывает поселиться на этом кладбище – насовсем?!

Густая, ароматная сметана становится совершенно безвкусной, молоко отдает падалью.

– Нет, – качает головой купец. – У меня семья в соседней деревне. Вместе приехали – и уедем, сталбыть, тоже вместе. Даже не уговаривайте, мастер Рейнар.

– Не буду. Присаживайтесь, что ли, в ногах правды нет.

Хозяин держится отстраненно, но по голосу чувствую: рад. Я тоже рад, на радостях уступаю сотрапезникам едва початую курицу. Им нужнее, хозяин будет колдовать, купец – бороться со страхом.

А сметана очень даже ничего. Почудилось.

– А что за пес такой, ваше магичество? Дохлый, штоль?

Купец вертит в руке куриную ножку, но не кусает. Значит, дело и впрямь серьезное!

Могу его понять: неведомое лихо пугает больше привычного.

Хозяин не торопится. Обгладывает хрящик, тщательно вытирает пальцы. И лишь потом отвечает:

– Не дохлый. Убитый и похороненный на освященной земле. Еще кое-что должно совпасть… масть, фаза луны, положение звезд… И тогда из могилы выбирается чудовище, в котором от прежней собаки – лишь клыки и умение убивать. Начинает с детей, допоздна заигравшихся на улице, когда поднакопит сил – вламывается в стоящие на отшибе дома. Тварь не успокоится, пока не изведет всю деревню, а потом принимается за следующую. И так до тех пор, пока на ее пути не встретится текучая вода. Или маг.

– У Фрола летом собака издохла… – задумчиво тянет купец. – Сталбыть, не сама издохла? А, может, еще у кого… Кто псов-то считает?

Верно, любезнейший. Кто считает за людей собак? Или котов?

Остатки ужина приканчиваем в молчании, только кости хрустят. Что этот ужин – последний, мне вериться слабо, но почему бы не подкрепиться?

Подготовимся, отдохнем – а там и полночь.

Наверное, я уснул. Чувствую, кто-то теребит за ухо, а потом как дунет!

Ну у тебя и шутки, хозяин! Сколько вместе, а никак не привыкну.

Да и с чего бы привыкнуть? Никогда не засыпал возле плошки, и редко наедаюсь так, чтобы пузо трещало.

Это все свежий воздух. И нервы!

– Вставай, лежебока! – тихонько смеется он, поглаживая меня по спине. – Скоро полночь, все на свете проспишь!

В идее «проспать», определенно, что-то есть, но не бросать же вас одних. А до полуночи еще, как до… луны?

Луна плывет прямо над головой. Огромная, круглая, ледяная. Пятна, темнеющие на ее боку, похожи на оскаленную пасть.

Мне не нравится этот масляный блеск. Не нравится стоящая в округе тишина – тяжелая, вязкая, как болото. Мертвая.

– Уже скоро, – шепчет хозяин.

В его глазах разгорается свет – холодное, неживое мерцание магии. С моими тоже неладно: из радужек струится что-то невесомо-белесое, похожее на разбавленное медом и льдом молоко. Трава теперь кажется высохшей, одежда и лица спутников словно припорошены пылью.

Купец шумно выдыхает – и ничего не говорит.

Правильно, а толку?

Хочешь остановить мертвого – ищи того, кому смерть как сестра. Или мать.

– Ждать будем здесь, – командует хозяин, останавливаясь в полусотне шагов от калитки. – Около могилы тварь сильнее. Вдобавок, я буду колдовать – и не хочу разворотить весь погост… или, того хуже – поднять…

Перед оградой появляется пентаграмма, проведенная прямо по траве. Глазами я ее не различаю, зато чувствую вибрацию магии – это амулеты, руны языка мертвых и сила хозяина. Он прокалывает палец, в центр пентаграммы летят темные тягучие капли.

– Зачем? – шепотом спрашивает купец.

– Приманка. Тварь тупая, может и сунуться.

Купец кивает и протягивает руку:

– Для верности.

Его кровь пахнет иначе. Свежая, горячая. Такое тварь не пропустит, человечина – лучшая приманка для мертвого. Хотя на крайний случай сошла бы и моя кровь, и кровь купленной в деревне курицы.

Для нас с купцом нарисован защитный круг. Хозяин не уверен, что он остановит тварь, но даже плохонькая защита – лучше, чем никакой. Купец кивает, у него и в мыслях нет геройствовать, а за себя не поручусь. По обстоятельствам.

Хозяин застывает между нами и пентаграммой. Как статуя, даже дыхания не слышно.

А потом из калитки выскакивает пес. Полыхающие алым глаза, влажно поблескивающие клыки. Сквозь обтянутый призрачной плотью скелет виднеются бревна ограды.

Эта «собачка» ростом с корову. Купец хочет перекреститься, но не может вспомнить, как это делается.

Тварь принюхивается, пьянея от запаха крови. И бросается прямо в пентаграмму.

Полыхнуло знатно. Белесый костер до самого неба. И следом – оглушительный вой: я думал, звезды посыплются.

Живой бы давно изжарился, но тварь – мертвая. Выбирается из ловушки: морда еще тлеет, скелет обуглен, на месте правого глаза – дыра. Так странно выглядит: сгусток угольно-черного мрака на фоне более светлого.

Хозяин, по счастью, занят делом. Он прикладывает пса огненным шаром, а сверху накидывает сеть – серебряные нити и прозрачные ячейки, похожие на кружево.

Сеть парализует все, что движется – и живое, и мертвое. Но огонь, как видно, прибавил чудовищу прыти: оно рвет сеть, во все стороны летят сверкающие ошметки. Уцелевший глаз отыскивает обидчика – и тварь прыгает.

Хозяин летит на землю, не успев доплести заклинание. Пытается что-то крикнуть, но выходит лишь хрип – удар слишком силен. Пес рычит, примериваясь к горлу, с кривых клыков капает мутная слюна.

Эта шавка посмела раскрыть пасть на хозяина? На моего хозяина?!

Наверное, я тоже рычу, потому что купец с визгом отшатывается. Но мне уже все равно: я выпрыгиваю из защитного круга и вцепляюсь в загривок псу. С урчанием раздираю иссохшие сухожилия и податливую, похожую на студень плоть. В ход идут и зубы, и когти.

Это тебе за хозяина! И еще раз за него, и добавки!

Тварь трясет головой, пытаясь меня скинуть. Негодующе воет. А потом – скулит: оклемавшийся хозяин приложил ее огоньком пониже хвоста.

– Фэй!

Вот это уже не шутка. Уговорил, слезаю – сам знаю, что мешаю.

Если бы устроили соревнования по прыжкам с собак, на дальность – я бы был чемпион. Но сейчас ни веревки, ни судей, поэтому приз мне не дали, а вдобавок я пропустил самое интересное.

Пока я летел, хозяин спалил кладбищенского пса. В смысле, совсем спалил: от твари осталась лишь горсть обугленных костей и мерцающий, дурно пахнущий пепел.

Чихаю. Ну и гадость! Зато сразу чувствуется: тварь уже не оживет. Никогда.

Хозяин подлетает ко мне. Сгребает в охапку.

– Котофеюшка! Ты цел?

Глаза ошалевшие и мокрые. Это он так за меня перепугался, что уложил пса одним файерболом?

Трусь щекой о лицо, стирая слезы.

Шерсть высохнет, а купцу это видеть ни к чему, хоть он сейчас и в обмороке.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Отредактировано - Коша 15 Июня 2013 18:34:35

"Когда хозяину требуются помощники, он идет на ближайшее кладбище и поднимает там мертвяков."
Представьте, приходите вы на могилу дедушки, а там всё разворочено, и записочка от мага: "Мне потребовался помощник".

"но мертвяки мне симпатичны. Удобно точить когти, "
О разлагающуюся, проеденную червяками вонючую плоть? Кости - ещё куда не шло, да и то, по костям когти скользить будут.
В общем, написано легко, читается быстро, ненапряжное такое чтиво, но... все "но" выше.

Лучше кошки зверя нет!

Ага, бойко, квест - правильные слова. Рассказ в духе "он туда пошёл, подрался с нехорошим, едва не умер, но чудом победил". Читается легко, за кота переживаешь - вдруг автору вздумается укокошить хозяина, а котик, бедолага, привязался к двуногому. Но в чём смысл рассказа? В том, что псевдоэгоистичный кот спасает хозяина? На третьем месте в прошлом Котофане был подобный рассказ. Вот там кошка была редкой противности. Да и теряется этот смысл, драчка с фэнтезийными спецэффектами вышла на первый план. Автор, а почему магик, а не маг? Красивше? Почему магики, замки и прочая классическая фентезя намешаны с лубочно-славянским антуражем? Откуда в ином мире Христос? А если уж перебросили туда религию, то как раз в освящённой земле и хоронили с мыслью, "чтобы лежало тихо". Кстати, эта линия в рассказе оборвана. Кому понадобилось замочить собаку, а потом захоронить её в освящённой земле? Нехорошему магу, который захотел некро-зверушку? Мужик раскаялся, что по пьяни замочил любимого Бобика? Повеселило - дети пропадать начали, но никого это не обеспокоило, понадобилось, чтобы загрызли некую не успевшую на ночь глядя прибраться Глашку (как странно!) и живописно раскидали потроха. И наконец, очень удивил колдун, который явно идёт сражаться с мегажуткой некротварью, но при этом дожидается ночи, когда она выберется из могилы, якобы, вблизи могилы она сильнее. А прошить прямо в могиле колом, чтобы не дёргалась, и запалить костерок? Который лепит фиговую пентограмму, из которой пёс выбирается ещё более шустрым, и боится колдовать на кладбище, так как нечаянно может его поднять (и это супер-пупер маг!). Всё равно, что сказать: я буду идти вперёд, но могу случайно побежать назад. "Когда хозяину требуются помощники, он идет на ближайшее кладбище и поднимает там мертвяков." Представьте, приходите вы на могилу дедушки, а там всё разворочено, и записочка от мага: "Мне потребовался помощник". "но мертвяки мне симпатичны. Удобно точить когти, " О разлагающуюся, проеденную червяками вонючую плоть? Кости - ещё куда не шло, да и то, по костям когти скользить будут. В общем, написано легко, читается быстро, ненапряжное такое чтиво, но... все "но" выше. Лучше кошки зверя нет!

- ни про Христа, ни про то, что хозяин Фэя - "супер-пупер маг" в тексте нет ни слова. Все это вы придумали совершенно самостоятельно, а теперь критикуете. Где логика?
Может, хозяин на самом деле маг-недоучка, но больше обратиться просто не к кому - остальные сидят по академиям, умные книжки читают. Ну а похоронные обряды и святые существуют везде, где верят в богов и задумываются о смерти, христианство в этом вопросе не монополист, зачем сразу "Христос".

- как лучше точить когти магическому коту, а также ТТХ этих когтей - это самому коту виднее. Вас же не возмущает его способность видеть сквозь землю, идти по следу и царапать полупризрака? Давайте будем последовательными, если кот - особенный, почему бы и его когтям не быть особенными, не такими, как у прочих котов? Может, от его когтей с тех скелетов стружки летят, а вы - "скользить" )))))

Ну а за "написано легко, читается быстро, ненапряжное такое чтиво" просто от души поблагодарю, потому как у меня обычно выходит с точностью до наоборот и это для меня достижение :)

"Замечает меня, тянется перекреститься – но вовремя вспоминает, где он и по какому делу."
И дальше по тексту хочет перекреститься. Откуда пошёл крест как христианский символ, думаю, рассказывать вам не надо.
Поправьте меня, если я ошибаюсь, но святых нет в иудаизме и протестанстве.
Насчёт точения когтей: у вас везде по тексту описан обыкновенный кот с магическими способностями, а не магическое существо с кошачьими признаками. Отсюда и моё замечание.
"Ну а за "написано легко, читается быстро, ненапряжное такое чтиво" просто от души поблагодарю, потому как у меня обычно выходит с точностью до наоборот и это для меня достижение :)"
Пожалуйста. Поздравляю с достижением!

Лучше кошки зверя нет!

Отредактировано - SnegkinVladimir 14 Апр 2013 17:41:50

Той, которая на небесах, а не по расчету.

Почила, что ли? о.О А, теперь понятна страсть "хозяина" к мертвякам

Но от него пахнет лишь конским потом и лежалой едой, а еще – страхом.

Осрамился, поди, проситель?

– Вернемся к полуночи. Когда пес выберется наружу.

И всё же, не мешало бы, пояснить в тексте, хотя бы в двух словах, почему они отправляются биться с нечистью в ночное время, когда она сильна.

В целом неплохо. Стиль, язык - всё нравится. Но текст явно не закончен. Детективная развязка так и не наступила. Кто и зачем превратил обычного пса в злобную кладбищенскую тварь? Как его найдут? И как он будет наказан (если будет)?

Вообще, интересно было всегда узнать, что думают коты.
Несколько прониклась.
Спасибо.

Кста, очень удачной показалась разбивка на короткие строки. Не знаю, что там на самом деле было - что-то вроде речитатива?

Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове. (Льюис Кэрол)
------------------------------------------
Графоман пишет как попало о прекрасных вещах, талант пишет прекрасно о чем попало. (Юлий Тувим)