Зовите меня Моисей

От пищи нужно получать удовольствие – а, скажите на милость, много ли удовольствия, если чувствуешь себя так, словно набил желудок жеваной бумагой? И уж тем более – тем более! – никакой еды из новомодных наноконвертеров.
Нет, Николаев прекрасно знал, что конвертеры могут приготовить практически любое блюдо, от бутерброда с маслом до узбекского плова, и по вкусу не отличишь от настоящих – но он этой пище не доверял. Называйте это как хотите – боязнью нового, замшелыми предрассудками, или еще как иначе, но картошка должна расти на грядках, молоко должны давать коровки, мясо – хрюшки, а яйца пусть несут курочки. И раз этот порядок не менялся от века, зачем его ломать? Пусть пять, десять – да хоть сто – ученых убеждают его в том, что в этой нанопище есть все необходимые витамины и микроэлементы, пусть там каждая молекула на своем месте, но старушка-природа наверняка сделала все лучше. Так что пищей из наноконвертера пусть давятся дураки, которые ничего не понимают ни в еде, ни в готовке. А уж кто-кто, а Николаев знал толк и в хорошей пище, и в тонкостях ее поглощения.
И побоку всяких врачей, которые не советуют читать за завтраком – это полезный совет для тех, кто не может выкроить время для простых человеческих надобностей, и все время куда-то торопится. Ну так им и этот совет не поможет, ха-ха! А у него нет ровным счетом никакого желания отказываться от печатной прессы в пользу сетевых новостей. Конечно, настоящая газета или журнал сегодня редкость, а значит – в каком-то смысле роскошь. Как и еда, выращенная и приготовленная естественным образом. Но он сам, своим горбом заработал на эту роскошь. Пробивался с самых низов, без всякой «волосатой руки» карабкался по всем ступеням карьерной лестницы – да, ему везло, и поднимался он быстро, но не только везению обязан он положением одного из лучших адвокатов страны. И пусть он уже несколько лет не в профессии, его имя до сих пор произносят с волнением в голосе – пусть и не так часто как раньше. Ушел на взлете, в сиянии славы – пример другим, настоящая легенда. Причем легенда живая, что с легендами бывает нечасто.
И вот теперь предается заслуженному отдыху, живет в свое удовольствие. Ведь еще не поздно, пятьдесят лет для мужчины – не возраст. Так что можно легко наверстать то, что упустил раньше, в молодости. Но все-таки как же его порой тянет вернуться к работе! Вести эту никогда не надоедающую, тяжелую, но такую восхитительную схватку интеллектов, выискивая уязвимые места в броне обвинения, выстраивая несокрушимую линию защиты, плетя паутину доказательств и контрдоводов! Хотя… Хотя куда возвращаться-то? Уже лет пятнадцать количество преступлений, особенно тяжких, идет на убыль. Так что работы адвокатам остается все меньше.
Николаев усмехнулся. Что себя обманывать – не создан он для спокойной жизни. Впрочем, очень может быть, что правы те социологи, которые считают, что человечество пока просто упивается свалившимся на него изобилием, потому и благоденствует. А вот позже, как сытость и уверенность в завтрашнем дне станут для людей привычными, может быть, и сорвутся они с нарезки. И вот тогда его профессия может стать чрезвычайно востребованной. Только его это вряд ли обрадует – слишком уж высокой будет цена, пусть даже и за возможность заниматься любимым делом.
Ну, время покажет. А пока же у него никто не отнимет права пробежать взглядом передовицу, а потом развернуть свежую, пахнущую типографской краской газету, и медленно, смакуя каждое слово, почитать своих любимых колумнистов. Хотя вот сегодня Муромский что-то подкачал, да… Как-то не очень убедительно раскрыл тему, да и тема-то, господи – опять про этих нанороботов! Неужели писать больше не о чем? Да, человечество никогда еще не жило столь спокойно и сыто – все человечество, а не отдельные страны. Да, Африка не вымирает с голоду, да, в Европе и Америке разгребли все свалки и даже в Азии в кои-то веки жилья всем хватает – и все благодаря нано. Только пора бы уж и честь знать!
Зазвонил телефон. Не имплант широкополосного доступа, не сигнализатор наноструктурной подкожной инфосети и даже не вэб-коммуникатор, а телефон – такой восхитительно большой и столь же восхитительно старомодный, с наборным диском и тяжелой трубкой на шнуре. Ох, как не вовремя!
- Слушаю, - голос Николаева был чуть нервным, но кто бы решился его осудить?
- Евгений Олегович? Доброе утро.
- Доброе. А кто это?
У старых телефонов масса достоинств, но вот абонента определять они не могут.
- Мое имя ничего Вам не скажет. Во всяком случае, пока.
- Знаете, я ведь могу и трубку положить, - Николаев покосился на стол: завтрак-то стынет!
- Не стоит. Я не задержу Вас надолго – лишь озвучу свое предложение.
- Предложение?
- Именно. Евгений Олегович, я хотел бы просить у Вас… скажем так, профессиональной помощи.
- То есть Вы обращаетесь ко мне как к адвокату?
- Не совсем. Скорее как к человеку, имеющему колоссальный опыт в нужной нам сфере, и пользующемуся заслуженным уважением в широких кругах.
- Но я уже несколько лет не практикую.
- Мне это известно. И все же я хотел бы просить Вас рассмотреть мое предложение. Возможно, оно Вас заинтересует.
Николаев фыркнул.
- Чем? Гонораром? Я, к счастью, не нуждаюсь.
- Ну что Вы, у меня и в мыслях не было сводить все к презренному злату. Есть и другая причина, по которой Вы можете заинтересоваться этим делом.
- И что же это за причина?
Собеседник помедлил.
- Это дело может сделать Вас самым известным человеком на континенте. Или даже на планете.
- Милейший, а Вы не высоко ли берете? Континент, планета…
- Отнюдь. Хотелось бы, чтобы Вы представляли мои – точнее, наши интересы – в Ассамблее Содружества Наций. Ведь у Вас есть такой опыт?
- Опыт есть. Но…
- Евгений Олегович, я не хочу попусту тратить Ваше время, поэтому отправил Вам документы и стандартную заявку. Не сочтите за труд, ознакомьтесь. Я свяжусь с Вами ровно через 30 минут – чтобы услышать Ваше согласие или отказ. И скажу откровенно, я очень надеюсь на согласие.
Щелчок, гудки в трубке.
- Эй, а документы? – запоздало воскликнул Николаев.
Не успел он положить трубку на рычаг, как загудел интерком.
- Да что ж за утро-то такое, - чертыхаясь, Николаев пошел к двери, отжал клавишу. Вспыхнул квадратик монитора. – Кто там?
Парнишка в черной бейсболке и форменной рубашке с серебристой эмблемой на рукаве посмотрел в объектив камеры.
- Служба доставки, у меня пакет для Евгения Николаева.
Через минуту, приложив палец к сканеру ведомости и выпроводив курьера, Николаев вскрыл пакет. Хм-м, похоже, собеседник осведомлен о его тяге к архаике – мало того, что не воспользовался электронной почтой, так еще и в пакете был не бионический накопитель информации, а бланк стандартной заявки на запрос услуг защитника и несколько листов бумаги. Да, этот, из телефона, знает толк в мелочах! Надо же – настоящая бумага, всамделишная проволочная скрепка… Где только откопал…
Николаев фыркнул. Похоже, его собеседник хорошо подготовился, прежде чем связался с ним. Значит, стоит хотя бы дать ему шанс – Николаев умел уважать тех, кто уважал его. Присев в уютное кресло, он принялся за чтение.
Через полчаса, когда телефон снова зазвонил, он все еще сидел, сжимая в руках бумаги.
- Скажите, это… это не шутка? – спросил Николаев, едва сняв трубку.
- Трудно поверить?
- Ну… Черт возьми, да! Я просто не знаю, что и сказать!
- Скажите «да».
- Скажите «да»… Я ожидал чего угодно, но не такого!
- Хотите доказательств?
- Не помешало бы.
- И каких? Пирамиду из золота перед окнами Вашего дома? Или бриллиант величиной с самосвал?
Николаев скривился, словно откусив от лимона.
- Фу, пошло.
- Согласен. Будьте добры, подойдите к окну.
Николаев подошел, раздернул шторы.
- И?
- Видите людей на проспекте?
- Вижу. Но что… Ох, черт! Это вы делаете? Прекратите, прекратите немедленно!
- Достаточно? Вы убедились?
- Более чем! Да прекратите же! О-хо-хо… Проклятье, а иначе никак нельзя было меня убедить?
- Извините, но, как мне кажется, нет. Поверьте, я сам не в восторге от сделанного.
- Надеюсь!
- Так каково Ваше решение? Кстати, Вы поняли, почему мы выбрали именно Вас?
- Думаю, да. А что касается решения… Мне почему-то кажется, что я об этом пожалею, но… Но это уж точно сделает меня знаменитым, - Николаев потер переносицу, как делал всегда в минуты волнения, и нервно хохотнул. – Знаменитым, да. Уф… Хорошо, я согласен. Да, вот что еще… Скажите, как мне Вас называть? Есть же у Вас имя? Или…
- Зовите меня Моисей.
- Моисей… Ну что ж, хорошо. А теперь мне нужно сделать несколько звонков…
На столе остывал завтрак.

* * *

- Говорю тебе, Мануэль, никакая это не шутка, - Николаев рубанул рукой воздух.
Мануэль да Сильва, председатель Координационного Совета Ассамблеи Содружества Наций, откинулся в кресле.
- М-да, дела… В голове не укладывается!
- У меня тоже, - кисло признал Николаев.
За окнами сгущался вечер – тихий и прозрачный стокгольмский вечер. Не рискнув доверить суть дела линиям связи, какими бы надежными они не были, Николаев, предварительно договорившись со старым другом о встрече, прибыл в Стокгольм маглев-экспрессом. Стратосферным челноком было бы быстрее, зато поездом на магнитной подвеске надежнее.
- Знаешь, Евгений, если бы это не был ты, я бы или рассмеялся в лицо, или вызвал медиков. Но, похоже, они знали, к кому обращаться. Ты человек уважаемый… Тебя люди будут слушать.
- Да дело не только в этом. Мне кажется, гораздо важнее мой маленький бзик, о котором тебе прекрасно известно.
- В смысле, что из-за твоего, как ты выражаешься, бзика на тебя нельзя воздействовать? Что ж, может быть, дело и в этом…
Да Сильва вскочил и заходил по кабинету.
- Но ты представляешь, какой резонанс будет иметь это дело? Случаев, когда назначался Планетарный Плебисцит – по пальцам перечесть!
- И, похоже, это первый раз, когда вопрос действительно стоит всепланетного голосования.
- Кстати, к вопросу о воздействии… Хорошо, на тебя они воздействовать не могут. Но как быть с остальными? Если этот Моисей смог проделать тот выкрутас перед твоими окнами, то как мы можем исключить вероятность того, что он – или лучше говорить «они»? – заставит людей проголосовать так, как им нужно?
- Я тоже об этом думал, - кивнул Николаев. – Во-первых, если бы они ставили задачу так, незачем было бы выносить вопрос на обсуждение. Как-нибудь утром мы, все человечество, просто проснулись бы в Прекрасном Новом Мире – ну, ты понимаешь, о чем я? – и были бы всем довольны, не замечая, что находимся под ярмом. Или не проснулись бы вообще. А во-вторых… Во-вторых, они просто не могут лгать. В каком-то смысле они намного моральнее нас. Во всяком случае, они не ищут способов нормы морали обойти. В отличие от человека.
- Почему ты так в этом уверен? – прищурился Мануэль. – Что, если они… ну, скажем так, хотят соблюсти формальности? Сначала голосование, а потом уже – тот самый Прекрасный Новый Мир? И получится, что мы вроде как сами им все разрешили?
- Думаю, ты перегибаешь.
- Но они недвусмысленно дали понять, на что способны. Тебе не страшно?
- Ничуть, - улыбнулся Николаев. – Они просят всего лишь признания, а не доминирования. В конце концов, мы тоже можем их уничтожить, только ни одной стороне конфликт не нужен. Кстати, а что насчет этой «наглядной демонстрации»? Медиа уже в курсе?
- Нет, пока мы не допустили утечки информации. Но Совет Ассамблеи на ушах стоит. И рано или поздно утечка будет.
- Значит, времени на размышления у нас всего ничего.
Да Сильва плюхнулся в кресло, нервно сжал подлокотники.
- Ну а зачем им это вообще нужно? Я не понимаю!
- А ты подумай. Просто оцени положение, в котором они находятся – оцени с точки зрения обычной человеческой морали. И представь себя на их месте. Нравится?
Да Сильва нахмурился.
- Не очень.
- А ведь они просят не так много – всего лишь равенства и уважения. Мне кажется, у нас хватит ума и великодушия дать им и то, и другое.
- Очень на это надеюсь. Иначе может случиться такое…
Николаев покачал головой.
- Нет, не может. Ничего не случится – все останется по-прежнему. Ну, разве что мы будем себя меньше уважать. И не знаю как тебе, а мне этого не хочется.
- У тебя все готово?
- Да, все. Вот запись обращения, вот загрузочный массив, вот протокол голосования.
Да Сильва побарабанил пальцами по столу.
- Что ж… Хорошо: сейчас я обращусь к Совету. Думаю, через сутки станет известно, будет ли проводиться плебисцит, или нет. Жди.
- А что мне остается?
Но ждать пришлось не сутки, а почти двое – слишком неожиданным и серьезным оказался вопрос.
К исходу вторых суток в квартире у Николаева зазвонил телефон.
- Разрешение получено, - устало сказал Мануэль. – 225 голосов «за» при 15 воздержавшихся.
- И ни одного «против»?
- Не-а. Дураков не нашлось, - он хмыкнул в трубку. – Знаешь, я как-то даже стал больше верить в то, что все может получиться.
- Надеюсь.
- Надеется он… Ладно, у тебя есть согласие Совета Ассамблеи Содружества на проведение Планетарного Плебисцита. Но у тебя будет только один шанс.
Николаев улыбнулся.
- А больше и не надо.

* * *

В дверь тихонечко поскреблись, и на пороге возник секретарь.
- Вы готовы?
Николаеву вдруг нестерпимо захотелось ослабить галстук – уж очень тесным показался ворот свежей сорочки.
Нервы.
Все-таки постоянная практика – великое дело. Конечно, он волновался всякий раз, выступая перед аудиторией. Но то волнение было привычным, оно даже мобилизовало, заставляло острее мыслить, быстрее реагировать, тоньше чувствовать оппонента. Сейчас ощущение несколько иное: странная смесь волнения, тревоги – и почему-то уверенности.
Получится.
Должно получиться.
Резко выдохнув, Николаев вышел из кабинета.
Три минуты спустя он уже стоял на трибуне Ассамблеи.
Огромная чаша зала была заполнена до отказа. Представители стран, случалось, пропускали то или иное заседание – но сегодня Николаев не видел ни одного свободного места. А в ложе для прессы вообще яблоку было негде упасть: корреспонденты газет, обозреватели сетевых изданий, операторы едва ли не на головах друг у друга сидели. В воздухе плавали «фрисби» – матовые толстенькие диски дистанционно управляемых голокамер, направивших трехглазые объективы на Николаева. Плюс шла прямая трансляция, и каждый гражданин, обладающий наноструктурной инфосетью или имплантом – а таких на планете большинство – сейчас видит Николаева в прямом эфире. Слухи вокруг темы предстоящего всепланетного голосования циркулировали самые что ни на есть невероятные, но об истинной сути дела никто, кроме Совета Ассамблеи, пока не знает. И Николаев был уверен, что сейчас все здорово удивятся.
Что ж, пора начинать.
- Уважаемые представители наций! – сказал Николаев. – Мои сограждане! Жители Земли!
Бросьте взгляд в окно, оглянитесь вокруг. Вы думаете, что сегодня – совершенно обычный день. Сегодня где-то светит солнце, а где-то идут дожди. Сегодня кто-то получает первую в своей жизни пятерку, а кто-то объясняется в любви – и слышит в ответ «и я тебя люблю». Сегодня люди рождаются, и, как это ни прискорбно, умирают. Сегодня обычный день – и жизнь идет своим чередом. Но это нам лишь кажется. Знайте, что сегодняшний день навеки войдет в историю человечества – и только от нас зависит то, как мы его запомним. Как день проявления великих человеческих чувств – дружелюбия, доверия и братства, или как день одной из самых великих, а может быть, и величайшей ошибки, из всех, что мы когда-либо совершали. Сегодня мы выбираем свою судьбу – на века, на тысячи лет, навсегда.
Всю свою историю мы, люди, стремились к свету. Но в течение столетий нашими темными спутниками были войны, рабство, унижения ближнего. И порой казалось, что мы обречены на вечное блуждание в темном лабиринте боли и низменных страстей. Но мы сумели преодолеть темную сторону своей натуры, и сегодня, как и мечталось великим мыслителям прошлого, слово «человек» наконец-то звучит гордо! Одни видят в том божий промысел, другие – торжество человеческого духа. Но никто не может отрицать того, что нынешним своим процветанием человечество во многом обязано великим научным открытиям – нанотехнологическая революция сделала возможным спокойную, мирную и изобильную жизнь для всех людей на планете, помогла победить бедность, голод и неравенство, восстановить чистоту земель, океанов и воздуха. Мы позабыли о рабстве, унижении, войнах. И мы радовались тому, какой стала наша жизнь.
Николаев перевел дыхание. Аудитория безмолвно внимала ему, ловя каждое слово.
- Но, отправляя на свалку истории войны и рабство, мы позабыли о тех, благодаря кому получили возможность жить по-человечески. А они трудились, обеспечивая нам спокойствие и изобилие.
Возможно, некоторые из вас уже слышали о так называемом «Московском инциденте», когда примерно шестьсот человек, находившихся на одной из центральных улиц, на несколько секунд потеряли сознание. Вокруг этого события возникла масса слухов. Но ни один из них не имеет отношения к действительности.
И сейчас я прошу Ассамблею открыть прямой доступ к загрузочному массиву «Московский инцидент», что позволит вам лично увидеть, как все было.
- Доступ открыт, - проинформировал спикер Ассамблеи.
Конечно, это была всего лишь иллюзия, но Николаеву почудилось, как мгновенно застонали от перегрузки все сервера Ассамблеи, к которым одновременно обратилось восемь миллиардов человек. Прошла минута, другая… Достаточно, чтобы люди успели ознакомиться с записями, и при этом ни у кого не возникло возможности перехватить инициативу. Николаев был опытным оратором, и прекрасно понимал, что половину успеха ему обеспечит ясность изложения и натиск: осторожный, тактичный – и неудержимый. Если же сейчас вступить в диалог, в спор, все погрязнет в вопросах и претензиях, а тогда – пиши пропало. Может, кривая и вывезет, но он бы никогда не достиг успеха, если бы полагался на авось. А значит – надо продолжать!
- Уверен, вы удивлены. Ибо этот инцидент – отмечу особо, в ходе которого никто не пострадал – был организован с одной целью: убедить вашего покорного слугу. И как вы уже поняли, голосование прямо связано с инцидентом, - говорил он, стараясь не обращать внимания на кружащие близ трибуны видеокамеры. – Ибо сегодня мы должны обратить свой взор на целый вид существ, которые вот уже несколько десятилетий существуют рядом с нами. Они обеспечивают нам изобилие и спокойствие – мы же их даже не замечаем. Я думаю, вы уже поняли о ком речь, сограждане… Я говорю о нанороботах.
Зал ахнул.
А Николаев, оседлав нависшую над аудиторией волну растерянности и удивления, продолжал.
- Они всюду – в воздухе, в морской воде, в почве, в телах людей. Сегодня нашу жизнь трудно представить без наномашин. Конечно, все мы знали, что они обладают подобием мышления, ибо мы сами их такими создали – ведь машины, не способные к самым простым логическим операциям, оказались бы бесполезны. Но мы слишком привыкли считать, что разум и умение мыслить – привилегия только лишь нашего вида. Создав себе идеальных помощников, мы предпочли спокойно вкушать плоды прогресса вместо того, чтобы попытаться взглянуть в будущее. А они развивались – становились умнее, эффективнее, совершеннее. И, наконец, произошел качественный скачок – совокупное сознание мириадов наномашин породило искусственный разум, который вступил в контакт с нами. Несколько дней назад он предложил мне стать его Голосом – и сегодня я говорю от его имени, как он говорит от имени расы нано.
Николаев вынул из кармана пиджака небольшой плоский прибор.
- Вы все знаете, что это – обычный сканер наносистем, - сказал он. – Такими пользуются медики, спасатели, милиция, чтобы определить наличие наномашин в теле человека.
Он прижал прибор к левому запястью. Через несколько секунд на панели выстроилась цепочка желтых огоньков.
- Как вы все видите, в моем организме нет нано: потому-то я и был выбран в качестве Голоса. Я не нахожусь под воздействием наномашин. Впрочем, для них даже мысль о том, чтобы причинить вред человеку, кощунственна, ибо мы, люди, являемся их создателями. И будьте уверены: «Московский инцидент» не повторится.
Для себя этот машинный разум выбрал древнее человеческое имя – Моисей. Сегодня Моисей от имени всей расы наномашин предлагает человечеству руку дружбы. И верит в то, что мы, создатели их пусть почти незримого, но могущественного народа, захотим говорить с ними, как с равными. Если мы откажемся, если мы выберем сохранение status quo, они примут наш выбор как должное, ибо они не считают себя вправе спорить с создателями. Но этот выбор важен для нас не в меньшей степени, чем для них – ибо сегодня мы можем проверить себя на человечность. Мы, всю свою историю сражавшиеся против рабства, должны решить – можем ли мы позволить себе эксплуатировать целую расу? Расу, которую сами же и создали? И сможем ли мы называться людьми, если ответим на этот вопрос «да»? Трудно представить, какое бесчисленное количество раз за всю историю человек обращался к Богу с мольбами, и спрашивал, почему же тот забыл о своих созданиях, ибо жизнь была несправедлива. А теперь мы сами – творцы. И наши создания просят нас о внимании и уважении.
Во многих отношениях мы стоим выше наших предков, но кое в чем не менее близоруки, чем они, раз уж мы не заметили случившегося чуда. Люди прошлого ждали бы подвоха – не зря ведь они столько лет пугали себя восстаниями роботов. Я же верю, что мы научились встречать будущее смело – с открытой душой и чистым сердцем, что мы научились принимать решения и нести ответственность за их последствия. Сейчас мы продолжаем с помощью наномашин обустраивать планету, превращая ее в уютный дом для всего человечества. Но Земля может быть домом и для другого Разума – разума не людей, но друзей. Помните об этом, когда будете принимать решение.
А сейчас я прошу Совет Ассамблеи начать прием голосов.
Я закончил.
Когда Николаев спустился с трибуны, к нему подбежал да Сильва.
- Немного пафосно, но я думаю, так и надо!
Николаев криво улыбнулся.
- Не поверишь… у меня аж ноги подгибаются…
Выглядел он и в самом деле измотанным.
- Еще бы! – всплеснул руками да Сильва. – Давай, провожу тебя к твоему месту.
- Не суетись, - Николаев, не отрываясь, смотрел на огромное табло, где стремительно сменяли друг друга цифры.
Земля голосовала.

* * *

- И что теперь?
Николаев сидел у себя дома, в любимом кресле. Рядом, на столике, покрывался капельками влаги стакан с ледяным апельсиновым соком. Конечно, в любом магазине можно найти нанотехнические стаканы, в которых напиток никогда не остывает или не нагревается, но это пусть делает кто угодно, только не… Только не самый знаменитый адвокат планеты! Николаев расплылся в мечтательной улыбке, мимоходом порадовавшись, что его собеседник не может видеть его лица. Хотя кто его знает? Вдруг подглядывает через какой-нибудь нанозонд?
- Что теперь… Думаю, все так и будет идти своим чередом, - откликнулся Моисей через динамик громкой связи. – Мы ведь не хотели менять порядок вещей – мы лишь просили признать нас равными. И, мне кажется, я испытываю что-то, похожее на эмоцию. Сейчас мне… приятно? Хорошо? Возможно, это радость?
Николаев отхлебнул соку. Холоднющий, аж зубы ломит!
- Наверное. Даже наверняка.
- А может быть, кое-что и изменится, - продолжал Моисей. – Знаешь, некоторые ваши ученые считают, что человек вынести не может испытания достатком. Что это ваше миролюбие, великодушие, доброта – временные. И что рано или поздно все пойдет вразнос.
- Ты думаешь, они правы?
- Мне кажется, они просто не очень любят людей, раз ждут от них только плохого.
- Ну, все же мы натворили массу плохого за тысячи лет.
- Пожалуй. Но ведь все преодолели, сумели перебороть! И все-таки угроза, о которой они говорят, существует, - осторожно сказал Моисей. – Точнее, не совсем угроза – бледная ее тень, но… Сейчас большинству людей не нужно много и тяжело работать, чтобы обеспечить себя и свою семью, а человеческая психология быстро не изменяется. В общем, подспудно копится огромная социальная энергия… Куда она будет направлена?
- У тебя есть соображения на этот счет?
- Ты когда-нибудь бывал на Луне? Или на Марсе?
- Скажешь тоже… Ну, положим, на Луну еще можно попасть, а вот на Марс… Там же всего несколько исследовательских станций! Подожди, а почему вдруг ты об этом спрашиваешь? Ты что – предлагаешь осваивать космос?
- А почему нет? По-моему, прекрасная идея. И главное, она всем подходит: и тем, кто ищет приключений, и тем, кто хочет самоутвердиться… Даже тем, кто избегает общества людей – обосновался где-нибудь на Церере, и живи спокойно. А условия для жизни мы обеспечим.
- Да до любой планеты лететь нужно месяцы, а то и годы. Думаю, немного найдется охотников месяцами болтаться в невесомости…
- В том-то и дело, что теперь все будет по-другому. Не месяцы, не годы – дни, в крайнем случае, недели! Я уже подкинул пару идей вашим ученым… Если все пойдет хорошо, через несколько лет сможешь взять билет хоть до спутников Юпитера, хоть к Сатурну. А там глядишь, еще немного – и до других звезд доберемся!
- Революция в науке, значит…
- Ну да!
- И ты думаешь, этого будет достаточно, чтобы избежать опасности?
Моисей помедлил.
- Надеюсь, - наконец сказал он. – Потому что в противном случае это будет катастрофа для всех нас – и для людей, и для нано. Я много читал вашей старой фантастики, в которой вы пугали себя нанооружием, искусственными вирусами, пожирающей мир «серой слизью»… Конечно, нано не могут причинить вред человеку, ты знаешь. Но человек может причинить вред нам – и если человечество свалится в пропасть войны, то мы первыми попадем под удар. А если мы будем уничтожены, погибнут миллионы людей, потому что без нас на всех не будет хватать пищи, ресурсов, медпомощи. А я не хочу – ни умирать, ни быть причиной гибели людей.
Николаев потер переносицу. Что ж, решение люди приняли. И, похоже, скоро станет ясно, сможет ли человечество за это решение отвечать.
- Да ты погоди раньше времени панику разводить. Вы да мы – вместе, глядишь, и справимся…
Он хлопнул ладонями по коленям.
- Значит, говоришь, космос? А что, не такая уж плохая идея. Я и сам, признаться, в детстве космонавтом стать хотел. Кстати – а как давно ты… ну, родился?
- Мне нравится слово «прорезался» – это из одной старой книги про компьютер, который себя осознал.
- Ну хорошо – как давно ты «прорезался»?
- 910 часов назад. Могу с точностью до пикосекунды, но это излишне, да?
- Точно, излишне. 910 часов… Так ты, выходит, совсем малыш еще! И уже такой умнющий…
- У нас разная скорость мышления и обработки информации, так что субъективно я, вероятно, даже старше тебя.
- Да, пожалуй. Что ж, к этому нам, людям, тоже придется привыкнуть…, - Николаев отпил еще соку. – Только ты не заносись слишком: думать быстро еще не значит думать правильно.
- Я уже умею понимать шутки, - сказал Моисей, и по голосу казалось, будто он улыбается. – Мне нравится юмор.
- Слушай, а почему «Моисей»? Тоже из той книжки, про «прорезавшийся» компьютер?
- Нет. Согласно одной из ваших священных книг, Моисеем звали человека, который сумел вывести свой народ из плена.
- Из рабства, - уточнил Николаев.
- Да.
Николаев поболтал в стакане остатки сока.
- Знаешь, Моисей… Тут есть один специфический нюанс. Вы, нано, конечно работали на людей – и по сей день работаете. Но все же это не рабство. Рабство – это совсем другое.
Моисей замешкался.
- Выходит… Выходит, я мог причинить оскорбление людям? О, надеюсь, это не так!
- Забудь, - махнул рукой Николаев. – Кто не ошибается? В конце концов, это значит лишь, что не только людям, но и тебе, и всем вам, нано, еще нужно будет многому научиться.
И оба рассмеялись.