Перейти на главную страницу форума
Логин:
Пароль:
Запомнить  
Забыли пароль?
Регистрация »
 
Осколки - конкурс: Горсть малины

Осколки - конкурс: Горсть малины

   Версия для печати
 
Автор Предыдущая тема Темы Следующая тема  
Дервиш
Смотритель


Россия
902 сообщений
Послано - 03 Окт 2016 :  21:47:00  Показать инфо об авторе Посмотреть читательский профиль
Ворона


Горсть малины

В каждой деревне обязательно есть заброшенный дом, в котором никто не живет, и который окутан самой зловещей, самой мрачной тайной. По мнению местных ребятишек, в таком доме всенепременно водятся привидения, самые страшные и жуткие. На «слабо» дети пытаются провести в доме ночь, или, хотя бы, несколько часов, чтобы потом в кругу сверстников обрести славу смельчака и с вытаращенными глазами рассказывать, как его: «...кто-то схватил ледяной рукой», или: «...этот шепот слышался всю ночь».
Конечно, брошенные дома не имеют такой кошмарной славы, и люди покидают их по вполне объяснимым причинам. Как правило, после смерти стариков – исполинов всякой деревни, молодые переезжают в город, а старенький, допотопный домишко бросают, и он медленно доживает свой век. Никаких привидений в них сроду не водится, это страшилки, которыми детишки пугают друг дружку, подначивая себя.
Эта история произошла в восьмидесятых годах.
А началось все с находки машиниста скоростного состава...

Находка

Поздней ночью скоростной пассажирский поезд проезжал по участку дороги, контролируемой С-ким министерством дорожных сообщений. В двухстах метрах впереди машинист Полипов увидел фигуру, которая неподвижно стояла на путях. Дав гудок, Полипов с неудовольствием понял, что человек уходить не собирается. Полипов начал тормозить, проклиная про себя неведомого самоубийцу. В его жизни только один раз случилась трагедия, когда человек уснул в машине на путях. Экспертиза показала, что он был в доску пьян.
Когда ревущий и воющий состав начал останавливаться, Полипову удалось рассмотреть фигуру. Это оказался женский силуэт. Странно: женщина не оглянулась на поезд, ее взор был прикован к рельсам. Находясь на волосок от смерти, чокнутая баба даже не отскочила, не отпрыгнула. Так ли велико было ее желание проститься с жизнью?
Матерясь, на чем свет стоит, Полипов, как это только возможно, выскочил из кабины и подбежал к бабе, горя одним желанием – высказать ей все, что у него на уме. И встал, как вкопанный.
Бабы не было. А внизу, почти у самого носа громадного состава, что-то попискивало и белело. Наклонившись над свертком, машинист увидел завернутого в пеленку младенца, крепко привязанного к железной дороге...
Полипов не мог ждать до утра, чтобы определить свою находку, куда положено. Он зависел от расписания. Потому, с трудом разрезав толстые веревки карманным ножом, он поднял ребенка и отнес его в свою кабину. Тронул состав. И отныне навязчивая и настырная мысль навсегда лишила его покоя: что за ребенок, куда делась та тетка – не могла же она отскочить за те несколько минут, пока он останавливал поезд и выходил? Притаилась в кромешной темноте? Зачем?
Полипов держал путь к самому ближайшему от места, где находился ребенок, городу, и к рассвету прибыл к П... Станции. Отдал находку дежурному. И отбыл с легкой душой.

История

В хуторе К.... тоже есть такой дом. Давно гуляют по нему шалые ветры, срывая ставни и створки окон. Давно издохла собака – лишь цепь и ошейник сиротливо валяются около потемневшей от дождей будки. Первое время здешние мальчишки с опаской входили в заброшенный дом, боясь неизвестных и, возможно, смертельных тайн. Но не вылетал из зеркала зловещий призрак, и угрюмый домовой не шаркал по скрипящим половицам мохнатыми лапами. Да и чего бояться? Знали же, кем в свое время был населен дом – толку, что извелась семья, у доярки Клары тоже дети в город уехали, дом, брошенный стоит. Да только там не больно порыщешь: ставни досками заколочены, и надпись на фанере: «Дом продается». Клара самовольства не любит. Ну, залезешь в сад, сорвешь пару кислых яблок, а дальше?
То ли дело тут, ходи себе, придумывай. Вдова Егоровна не так уж деревенских детей жаловала, но и не обижала, а та беда, что с ее сыном приключилась – давно всеми селянами развеяна, по ветру растрясена. И даже облик Верки – ведьмы таким страшным не казался. Верка была теткой бедовой, языкастой, но ребятишки ее не боялись, то есть, фигура той бабки с крючковатым носом, который был нарисован во всех детских книжках, облик настоящей злой колдуньи, мешавшей добрым героям жить – Верке не подходил. Ну, захотела Верка с Лешкой спутаться, пришла сюда жить – это ли повод, чтобы не рыскать по старым сараюшкам, где все оплетено паутиной, да по высохшим половицам дома, где все покрыто пылью?
Однажды самый бойкий из ребят Тишка пошел еще дальше: за домом разглядел крышку с массивной рукоятью – так обозначался погреб. Недолго думая, рванул крышку. В темноте подпола виднелась лестница. Мальчишка начал спускаться по трескучим ступенькам вниз, и все опасался, что хлипкая лестница его не выдержит: подломится. Но, когда нога встала на крепкое покрытие, опять запутался в груде тряпья, брошенного прямо под лестницей. Тишка стал лихорадочно ощупывать стены, зная по опыту: где-то неподалеку должен находиться выключатель. Так строили погреба: хозяйке проще включить свет, не сходя с лестницы, чтобы не упасть, когда спускается с поклажей. Пальцы уперлись в клавишу допотопного выключателя. Загорелась тусклая лампочка.
А уже через миг сонную дрему погреба огласил пронзительный крик проказливого мальчишки, когда он решил посмотреть: что за тряпье валялось у самой лестницы...

Однажды у кого-то из друзей Верка Струкова выпила много вина и сильно опьянела. Ее вело на всякие глупости, вроде – танцев на столе, при этом накатывали приступы тошноты, и клонило в сон. Приятели потешались над глупой Веркой, хотя, откровенно говоря, мало кто из них был намного ее трезвее. Только один парень, до этого вечера не знавший Веру лично, проявил к ней сочувствие и помогал прийти в себя. Он сам отводил ее в уборную, в самый конец огорода и ждал, пока Верку выворачивало, а затем умывал ее ледяной водой из крана и собственноручно вытирал ее лицо своим платком.
В то время как молодые люди развлекались, наблюдая за пьяной девушкой, Леха Рябов ее жалел. Рано утром страдающая Верка обнаружила себя в незнакомой комнате, все подоконники которой были заставлены горшками с геранью. А на стуле – прямо перед диваном, на котором она себя нашла, кружка с мутноватой жидкостью; пахло квашеной капустой. Верка отхлебнула глоток рассола и позывы к рвоте чуть отступили. Ведь именно рассолом ее отчим всегда лечил утреннее похмелье, это уж она помнила с детства. Выпив кружку до дна, Верка поднялась с дивана, ничуть не задумавшись о неведомом спасителе, который не позволил ей пьяной явиться домой. Вот бы попало за такие выкрутасы!
Поднявшись с дивана, Вера вышла из комнаты, заслышав лязг цепи со двора, побрела прочь из дома. Парень, потративший на нее весь вчерашний вечер, кормил огромную собаку. Оглянулся на звук открывшейся двери и, завидев Веру, улыбнулся:

- Ну что, как ты?

- Пойдет, - еле проговорила Вера, направляясь к калитке.

- Стой, куда ты?

- Домой, мамаша вопить станет, никогда отродясь со мной такого не было, чтобы домой, ночью не явилась.

- Хочешь, провожу, объясню?

- Да не, сама обойдусь.

- Постой. Ты где живешь?

Вера назвала улицу. Алексей удивился:

- Да это черт те где, за речкой, потому я тебя раньше не видел. Стой, я попрошу у соседа трактор, отвезем. Иначе к обеду не прибудешь. Или на фуре тебя отвезти?

Так Вера приехала домой на тракторе.
И с этого дня заболела. Образ парня с добрыми глазами преследовал ее поминутно, чем бы она ни занималась. Верка была дочкой доярки, отец погиб, когда она только родилась, мать пропадала на ферме денно и нощно, чтобы прокормить ее и брата, до ласок ли ей было, потому девчонка росла диковатой, нелюдимой. Алексей был, пожалуй, первым человеком, который отнесся к ней со вниманием, не стал насмехаться и унижать. Была, правда старая бабка, иногда заступалась за нее перед матерью, если попадало за шалости, но она рано померла, перед смертью наказав: «Ничего не бойся, Верушка, а как совсем страх одолеет – в курятнике за ящиком с яйцами откопай сверток, и там найдешь все, что надо». Это слова маячили в голове как сон, увиденный когда-то, все сильнее и сильнее отдаляясь, с каждым годом прожитым Верой. Наказ, данный внучке, когда ей исполнилось шесть, и часто ею забываемый, но иногда всплывающий в памяти, как всякий ценный совет. Было ей страшно в жизни? Конечно, и не раз.
Когда Верке исполнилось двенадцать, появился Игнат. Забуренный тракторист, которого мать, незнамо зачем, к ним домой притащила, себе на радость – детям на горе. Единственная ценность – был бездетным, а в остальном – все прелести старого холостяка в одном флаконе: пьющий, нраву буйного, особенно как выпьет, и чужих детей не принял. Да так не принял, что частенько спасались всей семьей от его тяжелой руки в сарае с лопатами, да граблями – а зимой было наказание сплошное, если не успевали в теплое одеться, когда буянил проклятый отчим.
Когда Сашке исполнилось пятнадцать лет – налетели с мальчишками на дерево, когда катались на мотоцикле по деревне. Так Вера осталась одна. И опять вспомнила бабушкин наказ о свертке, но вновь не смогла определить: приснилось ли, или на самом деле услышала. После гибели брата мать еще сильнее отдалилась, и подавно никакой теплоты от нее невозможно было дождаться. Верка начала жить так, как мечтала еще со школы: вольно. Не прошло ни одного вечера в деревенском клубе, который бы она пропустила. Но ночевать всегда приходила домой, опасаясь: пьяный отчим, не ставший с возрастом более покладистым, мог поднять руку на мать, а при взрослой падчерице он такого себе не позволял.
Доброе отношение Лехи стало пуском того пламени, которым занялось Веркино сердце. С того дня она сравнивала парня со скотом, что по ее дому шастал и никогда не выхмелялся. Но мать бы ее не поняла: сама никогда не испытывала сильных чувств. Огромный хутор был разделен рекой – Струковы и Рябовы жили по разные берега, но с памятного дня Вера часто начала появляться на Лешиной улице, принарядившись в пуховую материнскую шаль. Не быть назойливой, сохранять такт, не маячить у парня перед глазами, чтобы не надоесть – обо всех этих тонкостях Верка сроду не знала. Ей казалось: чем чаще Леха будет ее видеть, тем быстрее и крепче полюбит, как и она его. Ей ничего не стоило, подойдя к Рябовской калитке, громко постучать, и когда выходила Матрена Егоровна – мать Алексея, потребовать:

- Теть Матрен, а Леха дома? Кликните, если дома.

Часто Алеши дома не оказывалось: он возил товар на фуре, но если выходил на улицу – то был праздник.
Очень скоро крикливая и вульгарная девка стала раздражать всех на улице. Она была мерзко воспитана – почти никак, могла схватиться в ругне с любой соседкой – даже самой языкастой и сварливой. Егоровна не одобряла визитов Верки, но ее сын, бывший очень тактичным и деликатным парнем, не разрешал ей раз и навсегда положить конец этой «дружбе».
Мать опасалась того, что Вера вскорости «осчастливит» ее потомством, и однажды попыталась выяснить у Леши его истинное отношение к девушке.

- Мама, мне никогда не нравились вульгарные девушки, ты же знаешь, - сказал парень, - и Вера мне неинтересна как будущая жена.

- Тогда, зачем ты проводишь с ней время? – спросила мать.

- А что я могу поделать?

- Я поговорю с ней.

- Не смей. Бедная девчонка сроду ничего в жизни не видела, а с меня убудет, если свожу ее в кино? Да она сама скоро от меня отстанет.

Но Вера «не отставала». Она даже подумать не могла, что Алеша из жалости проводит с ней время. Загораясь сильнее каждый день, все четче и отчетливее стала ощущать конечную цель – прийти в дом Рябовых как невестка, и потому не настаивала, стать для Алексея настоящей девушкой. Все вольности только в роли законной жены. И их чинные прогулки продолжались.
Не признаваясь даже себе самой, Вера так любила Алешу, что даже эти несколько часов, вынужденные проводить без него, казались ей адовыми муками, что говорить о днях, когда он бывал в отъезде. Уж, сколько она надумала, нафантазировала себе, лежа бессонными ночами в кровати! То ей хотелось прижаться лицом к Лешиным рукам, то расцеловать его с головы до ног, а уж сколько раз она ему в памяти отдавалась – не счесть просто. Но какой – то здоровый инстинкт подсказывал: нельзя. Даже намекать на это нельзя, если он сам молчит. И, страдая и боля сердцем, Верка терпела. Страх злого отчима, страх стать непонятой матерью, с которой у них никогда не было теплых отношений, даже страх быть высмеянной кем-то из приятелей – ни один из них не являлся причиной к тому, чтобы раскопать загадочный сверток под ящиком, где несется курица.
Уповая на острый и злой язык, Верка оставалась спокойной, хотя так неприятно резало – как радостно ее парня приветствуют другие девки, и он сам не чурается общения с ними. Закатывать ему истерики Вера опасалась, но патлы наглым соперницам подрала немало.
Время шло, и эта неопределенность стала тяготить Веру. Сколько они еще будут гулять под ручку под луной, когда вся она – одно бушующее пламя? Когда язык от типунов не проходит – столько раз его закусывала, не позволяя сорваться вопросу: - Будет ли свадьба, будет ли Вера невеста в белом платье, будут ли у них ребятишки?
А потом Алеша пропал: уехал на заработки к черту на кулички. У Верки все однажды оборвалось внутри – когда Лешина мать, эта старая ведьма, почти не скрывая злорадства, о том ей рассказала.
Но даже это не было настоящим, сокрушающим страхом. Хотя и наступила ломка, будто с перепоя; лежала днями на кровати и тихо подвывала от боли, разрывавшей нутро на куски. Страх пришел позже.
Однажды мать после очередной схватки с проклятым мужем, взялась Верку отчитывать:

- Ты мой позор, уже весь хутор жужжит, как ты с Рябовым таскаешься. Мне на ферме работать не можно – каждая собака зубоскалит. А он себе на свадьбу зарабатывать поехал, говорят, скоро жениться будет.

- Пусть. Я давно этого жду, - сказала Вера.

Мать дала ей оплеуху.

- Мне на мою седую голову сраму такого! Еще про мою дщерь, что курва, не трепались! Мало мне – что сын погиб малым? Теперь и ты позоришь? Паскуда!

Семейная жизнь

Или то Матрены старания, или еще что – может и какая знакомая Алеши, которой Вера космы подрала, донесла до ушей сплетниц – Струковских соседок, но теперь Верке больно худо сделалось по улице ходить. Селянки при виде ее задами поворачивались и нарочно начинали громко шептаться да заливаться хохотом. Вера поначалу внимания не обращала, думала – пусть завидуют, дуры. А однажды, проходя мимо таких кумушек, поймала конец монолога одной из них:

- Прицепилась к Рябову эта Верка как репей к собаке, да никак не отвяжется. Уж и нет ничего меж ними, а приклеилась, вот ведь – липучка.

С огромным трудом стоило Вере пройти мимо и не вцепиться бабе в морду.
Самое обидное именно в этом: были бы между ними обычные отношения, как у парня и девки. И откуда им, местным выдрам, известно, что не так? Неужели сам Алексей рассказал?
Новая немочь овладела Веркиным сознанием.
От разговоров, разговоров – мерзким шепотком и громкими голосами, смолкавшими, когда она появлялась – пачкались полы и стены в больнице, сколько не отмывай. Все труднее было делать вид, что все хорошо.
А через какое-то время Алеша вернулся домой. И привез молодую и глазастую Галину.
Будь мать Веры внимательнее, ее б, конечно, удивила та спокойность, с которой дочь восприняла новость о женитьбе ее парня. И не просто удивила, а испугала бы. Наверное, человек, хорошо знавший Веркин нрав, понял бы – эта спокойность была в разы страшнее самой громкой и яростной истерики. Но мать оставалась к ней безразличной, все ее мысли были направлены на то, чтобы Игнат не буянил.
У Веры же случались дни, когда она всерьез боялась сойти с ума от потрясения.
За час до страха, она пришла к Рябовым и подкараулила Алексея, когда он домой шел. Окликнула вполголоса. Парень обернулся. Первое, что резануло ее по сердцу: абсолютно безразличные глаза человека, по которому она страдала как помешанная.

- Привет, - сказала Вера.

- Привет.

- Давай поговорим?

Алексей пожал плечами.

- О чем?

- Может, отойдем в сторону?

А потом, под старым паршивым деревом абрикоса, Вера решила выяснить – почему же, из-за чего получилось так, что Леха ошибся, или перепутал, что означало то, что он привез откуда-то незнакомую девку - когда она, Верка должна быть его женой, ведь их столько связывало! Она совсем искренне позабыла о том, что нежная и пылкая любовь, которую Леша проявлял к ней – рисовалась всего лишь в ее фантазиях. Алексей же никак не мог понять: неужели прогулки по улице, да пара танцев в клубе, это «столько всего»? Он совершенно не понимал, о чем пытается ему сказать Верка – раскрасневшаяся, с выпученными от злости глазами, что она от него хочет? Под конец бессмысленного и бестолкового разговора Вера перешла на крик.

- Ты не можешь решать, - сказал Алексей, - поскольку, решение о женитьбе должен принимать мужчина, то есть – я. А я не хочу на тебе жениться, неужели непонятно? Ты мне не нравишься.

- А на этой, значит, хочешь? – задохнувшись, спросила Вера.

- На этой – хочу. Да и, в конце концов, о чем речь? Я тебе ничего не обещал, так что – оставь меня в покое. Смешно, ей-богу! Тогда все парни, которые прогуливаются с девушками, должны на них жениться, так получается? Пока, Вера, приятно было с тобой пообщаться.

Он потрепал ее по плечу и ушел домой. А Верка без сил опустилась на землю. Несмотря ни на что, где-то глубоко в душе она принимала правоту дружка. Ведь, правда: он ей ничего не обещал, ни в чем не клялся. И разговоры о женитьбе, как и страсть, творились лишь в ее воображении.
Однажды тракторист Игнат пробудился под утро – когда небо разбавлялось серым цветом и первые петухи начинали горланить. Встал, чтобы выйти по делам, подошел к двери и случайно глянул в окно, выходившее во двор. Да так и забыл, зачем встал.
По двору носилась баба – в белой рубахе до пят, с волосами наперед. Носилась странно: бегала кругами вокруг сарая, и в сумеречном свете почудилось Игнату: точно хвост, гоняет за ней ветер, клубится малыми бурунами, даже свист от него, как от урагана. В безумной бабе узнал Игнат свою падчерицу. Вернулся на кровать, осенив себя крестом. Тихонько улегся, натянул до макушки одеяло, как ребенок.
А через месяц, когда вся деревня ходуном ходила на свадьбе дальнобойщика Алексея и училки Галины, появилась и Вера. Уселась в сторонке, наблюдая за свадьбой. Ни с кем не разговаривала, вино чуть пригубливала. Никому до нее дела не было, а то заметили б, как играет на губах Верки легкая усмешка, которую не стирает гримаса боли и разочарования.
Никому до нее дела не было, и когда кончилась свадьба и все селяне разошлись восвояси
– и влился в уклад Рябовых новый быт, забылась Вера. И сами молодые – Алексей с Галиной начали жить-поживать, не вспоминая о ней.
Но она никогда о них не забывала.
Прошло время, и у молодых Рябовых родился ребенок.
И Вера, всегда бывшая в курсе их дел, об этом услышала.
Однажды Алексей уехал в другой край, отвозить какой-то груз. Дома остались старая Матрена Егоровна и ее сноха Галина, а в коляске посапывал Андрюшка. Был теплый июльский вечер, духмяный и ласковый как парное молоко. Галина читала, качая коляску с ребенком, окна настежь распахнуты. Солнце медленно скатывалось за горизонт. Внезапно показалось Галине, что лязгнула рукоятка калитки, может, ребятишки проказили, может просто послышалось. Но басовито прогавкал Полкан; значит, все-таки, не показалось.
Отложив журнал, поспешила Галина выйти. Как вечер – будто пчелы к варенью, слетались к ним соседки: то молока стакан, то пару яиц попросить. Вот и сейчас, наверное, решила Аня приготовить мужу омлет на ужин. Подойдя к калитке и распахнув ее, Галина никого не увидела. А на скамейке миска, доверху наполненная кроваво-красной малиной. От кого столь щедрый подарок? Забрав гостинец, Галина вернулась в дом.

- Кто там, Галя? – подала голос свекровь из своей комнаты.

- Не знаю, мама. Кто-то решил угостить своим урожаем. Вот, посмотрите, какая ягода у людей уродилась, не чета нашей.

Матрена Егоровна вышла из комнаты и недоверчиво оглядела загадочный дар. Малина точно светилась, искрясь огненными искрами.

- Не ела б ты ее, дочка, - сказала свекровь. Галина рассмеялась.

- Да что вы, мама, от ягоды какой вред? Знамо же, что это малина, а не волчье лыко. Что сделается? Да я ее помою, как следует, и все. Не отравимся.

Галина пошла в кухню, забрав с собой плошку с ягодой.

Поздно – поздно, как не случалось уже лет тридцать, растолкали старую Матрену, настырно стаскивая с нее одеяло:

- Проснитесь, проснитесь!

Вскочила старуха, включила лампу. Перед ней сноха Галина – волосы растрепанные, вся всклокоченная. В глазах страх.

- Господи, что стряслось? С Андрюшкой что?

- Нет, плохо мне, мама, ой как плохо. Тошнит, пышет, будто жар из печки.

Приложила ладонь старуха ко лбу молодой женщине и ойкнула: будто случайно к раскаленной плите прикоснулась.

- Да ты горишь!

- Знаю, знаю, то малина, будь она неладна! Звоните в больницу, мама – чую, не доживу до утра.

Плохо со сна соображая, помчалась старуха к телефону, от ужаса забыв номер «скорой помощи», но палец уже набирал заведомые цифры, а мысли, тем не менее, шарахались – чем же обработали ту проклятую ягоду, что ею отравиться так просто стало? Дустом? Но у него запах, есть не можно. Ядом крысиным? Горчит, тоже почувствовала бы Галина.
Приехали быстро врачи, забрали Галину. До самого утра промаялась Матрена Егоровна – то подбегая к коляске со спящим ребенком, то неотлучно сидя у телефона.
В один момент закемарила, покачивая коляску с пробудившимся ребенком. И сквозь сон услыхала навязчивую трель телефонного звонка.
Рванула к столику, схватила трубку.

- Здравствуйте. Вы кто? – послышался женский голос.

- Я Рябова.

- Вам звонят из больницы. Рябова Галина Павловна умерла час назад. Приезжайте за трупом.

Матрене почудилось: это сон. Здесь какая-то ошибка.

- Вы слышите? – теребил ее голос в трубке.

- Да-да.

- Вы кто будете покойной?

- Я Матрена Егоровна, свекровь. Как покойной, что вы говорите такое?!

- Вы меня поняли? Кто приедет за телом? Забрать бы ее скорее, тут..., – телефон отключился.

Когда звонила Егоровна соседям Липовым, просить, чтобы Анна забрала ребенка, а Николай поехал с ней в больницу, напрочь забылась проклятая малина. Горькое недоумение, горячая надежда на то, что это глупая ошибка – нелепая и страшная путаница, так всегда бывает в первые часы после кошмарного события, а боль приходит позже. Как же было месяц назад, когда Галину везли в больницу с первыми схватками. Разум позволяет частично заблуждаться – и вот уже Матрене кажется, что это тот июньский день, и через три часа они с Алексеем узнают, что Галина родила мальчика.
Спешное собирание, полная отстраненность от того, что было пустяковым в сравнении с основным. А в забытой на кухонной лавке плошке с недоеденными накануне Галиной ягодами, лежало то, что было накануне спелой малиной. Бурая гниль с пятнами зеленоватой плесени. Точно, месяц пролежала забытой сорванная ягода.
Сколько отведено было жизни соседу – грубоватому человеку, рожденному в деревне, ни выпивки, ни матерных слов не чуравшемуся, сколько еще предстоит прожить на свете, никогда не забыть того, что пришлось увидеть в больнице.
Приехали они утром – на крыльце лечебницы уже стояла молодая санитарка, высматривая машину. Николай вышел, а Матрене Егоровне запретил: у пожилой женщины прихватило сердце.
Санитарка была очень бледной – даже сероватой. В пол-лица глаза. Она выглядела смертельно испуганной.
- Здравствуйте, вы звонили из-за Рябовой Галины, - неловко представился Николай.
Девушка поначалу, будто его не услышала, с ужасом уставившись куда-то. Но, моргнув, немного ожила

- Вы муж?

- Нет, я сосед. А там, в машине ее свекровь.

- Не стоит ей видеть это, - сказала девушка, - никому не стоит, я и сама чуть не умерла.

- Что там такое?

- Пройдемте со мной, - девушка повернулась к дверям больницы, - вы только сможете. Я не могу в себя прийти.

Пока они шли по коридору, девушка бормотала, бормотала:

- Мы ее убирать не стали, времени же мало прошло. Часа два всего. Признаться, желавших убрать тело не нашлось. Господи, да у нас два санитара всего, а тут... Мамочки, что только не бывает!

Подошли к процедурному кабинету, в котором работала кварцевая лампа. Санитарка выключила аппарат.

- Зайдите. Она на кушетке. Я больше не могу это видеть.

Николай повернул ручку двери и зашел.
И остолбенел.
На кушетке лежала гора до потолка, с которой сползло белое покрывало.
В первую минуту Николаю показалось, что это груда подушек, перин, одеял – что санитарка стащила с кровати постель, чтобы продезинфицировать после умершего человека. Но слезший саван представил его взору самое кошмарное из всех зрелищ, которые только он видел. Огромный шар, будто надутый кем-то мыльный пузырь с невнятным переходом к голове – еще так маленькие дети лепят первых снеговиков: огромный ком снега, это тело, а небольшой, всаженный в туловище – голова. На этом кругляше слабо вырисовывались две точки, маленькое утолщение вместо носа и микроскопическая черточка, где обычно рот. Мало того, что это не было похоже не хрупкую, стройную Галину - большеглазую, изящную – оно вообще не напоминало человека.
Николай пошатнулся; он понял, что вот-вот потеряет сознание.
Это была, все-таки Галина. Он помнил желтые бусики, которые она постоянно носила на шее. Сейчас же нитка янтарных бус впивалась в шею, или в то, что обозначало шею.
Снаружи послышались шаркающие шаги. Инстинктивно Николай поспешил на звук, и увидел Матрену Егоровну. Пожилая женщина с трудом продвигалась по больнице, разыскивая его.

- Где Галина?

Что он плел, что придумывал, только бы не пустить старуху в процедурный кабинет, не позволить ей видеть то, во что превратилась несчастная Галина. Готовый, какую угодно нести околесицу, Николай заверил Матрену Егоровну, что сам оплатит катафалк, что сейчас отвезет ее домой, а затем вернется и организует похороны.
Вернулись домой, Николай старуху ссадил, и к себе домой вернулся. Все жене рассказал.

- Нельзя Егоровне ее видеть. Умрет сразу.

Анна покачала головой.

- Не по-людски, чтобы с покойным не попрощаться. Она нам никогда того не простит.

Горько задумались молодые люди. И тут вспомнил что-то Николай:

- Помнишь, десять лет назад, когда пацанята снаряд на стройке нашли да в костер бросили, как рвануло? Генку Коробейникова в клочья разметало, так его в закрытом гробу и закопали. Мать его Вика так же сына и не увидела, ей наплели еще, что его труп от жары разложился, крышку, мол, снимать не нужно. Может, так и на этот раз поступить? Благо, лето сейчас, то же сойдет.

На том порешили. Николай заказал огромную домовину, чтобы раздутый труп Галины в него поместился. Хоронили ее с закрытой крышкой. Матрена Егоровна, от сильных лекарств совсем рассеянной стала, в похоронах не участвовала, будто во сне двигалась. Лишь раз обратилась к женщинам:

- А чего это домовина, вроде такая огромная, Галюшка же худенькой была?

Что-то придумали, то и сошло.
Но потом часто вспоминала с укором:

- Не дали мне с Галюшкой попрощаться. Э-эх!

Через две недели вернулся Алексей. И за день почернел от горя.
Как, каким непостижимым образом Вера Струкова опять оказалась в этом доме – никто уже не вспомнит. Помогала, приносила что-то, куда-то бегала, мыла, приглашала. Может, не слишком рады были видеть ее селянки, но устраивать грызню в доме, где траур – это грех. А Верка как находка, незаменимая – бегает, что-то делает, устраивает, помогает с обедом. Когда приехал Алексей – она была тут на правах ближайшей соседки, и ему не до того было, чтобы указывать ей на выход. Совсем заболела мать – почти ходить перестала, и маленький ребенок нуждался в уходе.
Запил Алеха, да так – что чертям в аду тошно делалось. И повадился к соседям ходить с бутылкой, душу изливать. Сиживал, пока совсем темно не делалось, плакал, жаловался на жизнь горькую. Вспоминал Галину. Неплохой мужик – хозяйственный, работящий, с легким характером, превращался в угрюмого бирюка, глядел исподлобья, ожесточался. И не могли его вразумить, ни дитем малым, ни тем, что еще не осела земля над могилой Галины. Никого не слушал.
Тогда удивлялись соседки – как же быстро стала Вера хозяйничать в Рябовском доме! да так, будто сроду тут жила. Тотчас перевела всю птицу, и продала корову. А тому, кто смел замечание делать, мол, негодно так, еще след прежней хозяйки не остыл – сразу рот затыкала и тот, кто имел неосторожность что-то говорить, уже и сам не рад был тому.
Еще не прошел шок от страшной смерти Галины, как новая беда: старая Матрена, которая едва по двору передвигалась, оступилась у колодца, да в него и свалилась. Вероятно, случилось это поздним вечером, когда Алексей пил у соседей, и никого из селян поблизости не оказалось. Может, кричала, звала на помощь. А когда поняли, куда делась старуха, да, когда достали, Егоровна была мертвая.
Опять возник первый шепоток между селянками: как-то все удачно для Верки складывается. А не постаралась ли она, подпихнув старуху к колодцу? Ведь створялись между ними с Егоровной скандалы страшные, на всю улицу, так и не приняла Верку Матрена, все ей смерть Галины припоминала. А могло так случиться, что вырвалось у бабки: «Смерть Галины – твоих рук дело, ведьма. Вот придет Алеша, все ему и расскажу, как было»? А Верка перетрусила, что так и будет. И поспешила старуху обезвредить.
Но, не пойман – не вор. Как ни хотели соседи Верку – пришлось терпеть. Только жизнь в доме Рябовых поганая пошла.
Алексей на Веру прикрикивал и мог матюгами прямо во дворе обложить. Вера мачехой никудышной оказалась, за ребенком смотрела плохо. Утром, скорее бежит пса кормить, а дите от голода надрывается, кричит, мокрое. За то бил ее Алексей нещадно, уж, на что спокойным был давеча. Он все чаще стал из дома отлучаться, все чаще пил, да так, что ходить не мог. Веру возненавидел, о Галине тосковал. А уж сколько раз Веру выгонял из дома – даже ногой со ступенек спихивал, без счету. Любая другая баба от такого обращения давно бы ушла: не вытерпела унижений. А Верка ничего: ходит, улыбается.
Как-то раз услышала Анна Липова плач за калиткой, стук. Загавкал пес, признав чужака, но странно так загавкал: с подвываниями, точно учуял покойника. Анна вышла, цыкнула на собаку, отворила калитку. И увидела Веру. Точно сломанная кукла валялась она, испачканная в пыли. И выла, как та собака, и приговаривала что-то. Когда Анна к ней подошла, пахнуло на нее спиртным. Помогая ей подняться с земли, опять удивилась Липова: живого места на Веркином лице не было, все в царапинах да ушибах. Посадив Веру на скамью, Анна побежала домой за ватой и йодом, вернулась и начала обрабатывать раны. Очень пьяная, очень избитая женщина, с трудом приходя в себя, завела свою исповедь. Нет, не о заговоренной на смерть малине, не о том, как старой бабке помогла оказаться на дне колодца, а о том, что Алексей так и не стал относиться к ней как к настоящей жене. И как Верка не намекала, как не старалась, все без толку, и что стал пить беспробудно, а как выпьет, становится зверем, и вымещает на ней все свое зло. Его будто подменили с того дня, как они гуляли по аллеям. Тогда добрым был, нежным, а теперь сущим чудищем сделался. Чтобы избавиться от горькой досады, стала Вера иногда прикладываться к бутылке. А как не досадовать? Ублюдок Галкин орет дни напролет, чтоб его разорвало. На хрен он ей сдался? А Леха, вместо благодарности за то, что кормит его выродка и не дает подохнуть – морду бьет.

- Но я его люблю все равно. Не веришь? Будет, по-моему, вот увидишь. По - моему. Зря, что ли столько трудов..., - предложение осталось недоконченным. Сколь ни была пьяной Вера, сообразила: что-то ее совсем не туда несет. Язык и прикусила.

Но Анна сумела сделать выводы из ее слов. Уже на утро следующего дня знали селянки: затевает Вера что-то очередное и вряд ли доброе.
Вот, после этого вечера и обезлюдел Рябовский дом. Даже ставни на окнах прикрылись. Калитка на засов. Точно вымер.
Первое время шушукались люди: никак, уехали поздней порой Алексей и Вера, с соседями не попрощавшись. Правильно, кстати, сделали. Ничего их тут не держало. Странно только, что их пес так и оставался на цепи. Неужто забыли о собаке, и грозит ей смерть от голода? Теперь повелось так у селян: как проходят мимо двора Рябовых, крестом себя осеняют. Причудливая и страшная смерть двух человек в такой краткий срок наводила суеверный ужас на людей. Но ведьмой Верку пока не называли.
Почтальонка Зоя, бывшая любопытной и дотошной, когда приносила газету и засовывала ее в ящик, все пыталась рассмотреть во дворе что-то, чтобы знать наверняка: правда ли уехали люди, или в доме попрятались? Не блеснет ли полоска света из-за створки ставней, не стукнет ли дверь? Газеты, которые она в ящик складывала, там и оставались – судя по этому, людей не было. Но, как-то в сумерках удалось рассмотреть Зое в миске пса кость. Значит, кто-то, все-таки, был, раз кормили собаку.
Прошло время, и люди начали понемногу забывать о Рябовых, перестали интересоваться их укладом. Ну, сколько можно? У каждого человека свои проблемы, дела, свои беды и радости. Но, как-то раз Николай Липов пошел в магазин за краской и увидел Алексея Рябова.

- Здорово, сосед! – обрадовался Николай, - давненько тебя не видно. Как делишки? Вы, небось, уезжали, что ни слуху - ни духу наружу не просачивалось? Как пацан, растет?

Странным ему показалось: еще недавно ближайший сосед и добрый приятель поспешил бы заключить Николая в крепкие объятия, выразить бурную радость от встречи, а там и позвать вечерком на пивко. Или самому напроситься. Леха же, глаз не поднимая, вяло кивнул головой, быстро расплатился и вышел из магазина. Николай поспешил за ним.

- Ты чего это, сосед? Или хвораешь? Или твоя ведьма тебе запретила с соседями знаться?

Реакция последовала невероятная. Алексей схватил Николая за шею и сжал пальцы.

- Еще раз так скажешь о моей жене – удавлю. Ты понял?

И такой яростью исказилось его лицо, что Николай опешил. С трудом оттолкнув от себя Алексея, плюнул:

- Ну, тебя к чертям, придурок! С кем поведешься, знамо дело...

Но целый вечер в доме Липовых прошел в раздумьях и разговорах: что же так обозлило Алексея? Анна была уверена, что он не смог оправиться от смерти матери и жены. Николай же подозревал другое. Шибко сильно подозревал.
В конце сентября случилось и вовсе невиданное: хуторской любимец всех девок, баб, вдов и разведенок Алексей избил девушку. Девки сидели около сельмага, судачили о своем. Рябов вышел из магазина, повернул к дому, и тут одна из языкатых кумушек как-то прошлась по Вере Струковой. Съязвила, что было обычным делом для деревенских сплетниц; у всех них языки, что твоя бритва. Вслед Лехе, да вот незадача – он услышал. Налетел на девчонку как коршун и надавал сильных оплеух по лицу. Все притихли, да будь тут любой из мужиков – тотчас заступился бы за девку, отмутузил самого Леху.
В тот же день Светка, секретарша председателя, поведала совсем уж жуткое:

-Хотите, верьте, хотите, нет, но, когда подскочил к нам Лешка, глаза его больно страшные были. Точно два омута бездонных. Господи, сто лет на свете живу, такого отродясь не видывала.

Тут вспомнились и слова Веры, что будет по ее все, и остальные странности в поведении Алексея. И поняли селяне: Верка Леху приворожила.
Уже поговаривали, что Верка в колдовство заигралась, что кружат иной раз по двору Рябовых ветры – когда погода ясная везде, и травинка не шелохнется – такая тишь. А самое главное – от забора Рябовского отклонились все растения в соседском огороде, как будто даже касаться штакетин Липовской смородине больно. Зойка страху еще нагнала: в среду принесла газету, в ящик ее впихнула. И как обычно глянула через забор, может, хозяева покажутся, так словом перекинется с ними? Глянула и сама не рада была. В сумерках, чего только не привидится, но только глаза у Зойки острые, иначе бы на почте не работала. Может, придумала? Только люди после ее рассказа в церквушку деревенскую зачастили, да окна свои на ночь начали крестить.
Увидела Зоя, как шастает, лапы согнув, по двору Рябовых существо невиданное: ростом с теленка, да худющее, будто кот с помойки. И вида кошачьего, да вот только семенит, как собака. И за дом, и к огороду, а потом опять к дому. И вдруг встало на задние лапы и к окну приникло. Никак сам нечистый за платой пожаловал. Зойка такого страха натерпелась, что от проклятого двора отступала, спиной к нему не повернувшись. И дворовая собака, вероятно, от жути, даже не пискнула, хотя каждый раз, когда газету приносили, басом обзывалась.
Теперь дом Рябовых обезлюдел по-настоящему. По ночам тоскливо выла собака, никто не подкладывал в ее миску еды. Ставни все нараспашку, и дом не заперт. Унылая и горькая стояла там тишина. Но вторгаться в чужой дом соседи пока не спешили. Могло статься и так, что Вера уехала к матери и отчиму погостить какое-то время, а вот куда Алексей подевался? Машина его ржавела в гараже – то есть, в дальний рейс он не уехал. И где же ребенок? Не могла мачеха, дитя ненавидящая, забрать его с собой к родным. И потом: кто бы последним дом не покидал, почему не запер, ставни не прикрыл? Выждав время, Анна Липова сама решила наведаться в проклятый дом. Надела крестик, хлебнула святой воды. Страха не было, но и лезть в черную муть не хотелось.
Сверток
Ее вело чутье. Осмотрела дом, но догадалась: если что и есть, не будут это держать в доме. Это что-то будут хранить в самом безопасном месте, куда не сунется любопытный нос, а особенно нос того, для кого все затеяно.
Холщовый сверток, чуть припыленный, обнаружился в бочке с кукурузой. Анна, не выходя из сарая, сверток развернула. А там... Кусок трухлявой древесины, игла, с конца заржавленная, и письмо. От времени расплылись чернила, но текст был читаем, хотя и с уймой ошибок в словах.
События последних месяцев были удивительными, никогда люди хутора К.... с таким не сталкивались. Но, с трудом различая блеклый от времени малограмотный текст, Анна испытывала новое потрясение. Все, казалось, было ненастоящим. Но куда деваться от действительности?
Это было письмо, написанное ведьмой. Подробная инструкция к тому, что лежало в старой тряпке. Кусок трухлявой древесины – то был остаток креста с надгробья грешника, и его надо было отколупывать по щепочке для разных нужд. И порчу навести, и милого приворожить. Вспомнив, в кого превратилась несчастная Галина, Анна покрылась мурашками. Игла же – это орудие, чтобы дар проклятый в себя ввести. Как малярию какую-нибудь, или гепатит. И ржавчина на ее острие была кровью. Веркиной кровью. Игла-то заговоренная.
Послесловие
Уже весной в реке, в ста километрах от хутора выловили раздутый женский труп. То была Вера, и платье цветастое, и синяя кофта, в которых она была одета, расползлись от воды в лохмотья. Как она оказалась около реки, если шла оставлять ребенка на железной дороге – сам Бог знает. Да только последнее злодейство у нее не вышло: душа матери спасла дитя от страшной гибели. Скорее всего, Верка сама помешалась на своем колдовстве, раз пошла на такое. Как могла при живом отце отнести сына под поезд? Алексей так и не стал ей настоящим мужем, а с приворотом Верка напортачила. Вместо покорного своей воле получила живого мертвеца: ведь, по сути же, не была она ведьмой.
Вероятно, спустившись в погреб, не смог подняться из него Алексей. Помер и стал той кучей тряпья, что испугала местных ребятишек. Похоронили его по-людски. Рядом с матерью и женой.
Так и закончилась эта любовь без одного поцелуя. И никому счастья не принесла



Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.


Отредактировано - Дервиш 15 Ноябр 2016 19:58:31

Wadim
Магистр



203 сообщений
Послано - 21 Окт 2016 :  20:38:08  Посмотреть инфо об авторе  Получить ссылку на сообщение
Очень интересно, но местами цинично.
Например

«Вам звонят из больницы. Рябова Галина Павловна умерла час назад. Приезжайте за трупом.»

Врачи, конечно, циники, но ненастолько.


ШушАквинский
Ищущий Истину



72 сообщений
Послано - 22 Окт 2016 :  16:32:32  Посмотреть инфо об авторе  Получить ссылку на сообщение
в целом рассказ понравился.

сначала о том, что мне не понравилось.

то, как выстроен рассказ, отбило всю охоту читать. я раскрыл его, я увидел эти главки, плюнул и подумал о том, что начать читать те рассказики, которые с конца в списке конкурсных.

название. неудачное, на мой кошачий. разве эта самая горсть имеет хоть какое-то значение? имеет смысл привлекать к ней внимание? с неё что-то началось или с неё что-то закончилось? нет, название неудачное.

тема раскрыта вполне, на мой кошачий.
сюжет. страшненькая, жутенькая история из тех, что бродят по деревням, не набивая оскомину. местные тёмненькие легенды. отлично!

теперь о постороении - ещё раз скажу. в самом начале я вижу попытку закольцевать рассказ. даже дважды. с домом, и с находкой младенчика. и оба раза автор эту закольцовку не сделал. и оба раза эти два лирических отступления повисают в воздухе. ну да, да, история с младенцем нужна, но не в таком виде.

а ещё, знаете, автор... Меропа Мракс. воот. вот кого мне напомнила ваша героиня.

рассказ, как мне показалось, быо бы неплохо сделать яснее, некоторые моменты покороче дать, убрать повторы вроде бесконечных этих метаний Веркиных.

я бы его сократил и всё-таки закольцевал бы. ну, то есть после финала дать чего-нибудь вроде описания вот этого страшного пустого дома, куда местные не ходят.

а, ещё!! как же суперски получилась с цена, подсмотренная почтальоншей! ах, какой страшненький чудик!! вот здесь я испугался.

в целом, рассказ запомнился. и мысль главная, о насильно мил не будешь - тоже запомнилась.

спасибо, автор, за это!

Кот, Мартокот, Мартокот в октябре.
Всем добра и кофе из-под диванья

Летя
Посвященный



41 сообщений
Послано - 22 Окт 2016 :  17:50:26  Посмотреть инфо об авторе  Получить ссылку на сообщение
Эдакая местная страшилка. Сказ, который шёпотом рассказывают у костров, чтобы напугать и предостеречь.
Конечно же, рассказ глубже, чем то, о чём я поведала выше, но впечатление создалось такое.
Написано неплохо, но не хватило каких-то эмоций посильнее, чтобы прочувствовать вот эту безнадежную любовь. И по сюжету ясно было, чем закончится. А когда предугадываешь конец, уже нет того напряжения, которое могло бы быть. Достигается это (для меня) двумя способами: либо эмоции зашкаливают и, даже предугадывая концовку, всё равно погружен настолько, что дочитываешь на подъёме, либо концовка оказывается не такой, какую ты себе нарисовал.
Но в целом - есть колорит, есть искра, есть хороший язык. Спасибо!

Дорогу осилит идущий

Матильда
Хранитель


Украина
259 сообщений
Послано - 26 Окт 2016 :  00:31:48  Посмотреть инфо об авторе  Получить ссылку на сообщение
Начнём с плохого. Язык. Он у вас хромает на обе ноги, спотыкается о канцелярит, путается в лексических ошибках, а потом топчется по пунктуации. Стиль прыгает.
Что неплохо, так это сюжет. Удачный образ чудовища. Образ Верки.


Nessyori
Посвященный



44 сообщений
Послано - 28 Окт 2016 :  12:15:33  Посмотреть инфо об авторе  Получить ссылку на сообщение
Название рассказа совсем не понравилось, почему-то казалось, что с таким названием он будет совсем плох. Оказалось, совсем не так. Мне понравилось как написано, не по построению, а по словам. Ошибки я редко замечаю, поэтому тут ничего не скажу, а так при чтении споткнулась, только раз. Речь построена довольно ровно. Главы в рассказах и правда несколько напрягают. И тут, на мой взгляд, первый эпизод с путями и ребёнком можно смело убрать.
И сюжет понравился. В отличие от остальных, он какой-то жизненный. Даже "магия" приближена к реальной. А врачи... Мне кажется, они циники именно настолько, может и не все, но некоторые вполне. Спасибо за рассказ. Он разительно отличается от остальных и этим мне больше всего и симпатизирует.


   
Перейти к:


Последние 10 сообщений | Активные форумы | Тематические разделы | Хранители | Инквизиторы | Поиск | Вопросы и ответы
© Wilmark Design Пользовательское соглашение
Политика конфиденциальности
Snitz Forums 2001
Русификация: Wilmark Design