Мы с Леди Денвер в большом синем джипе несёмся по трассе в Вегас отмечать мой день рождения. Она за рулём, в круглых солнцезащитных очках зелёного цвета. Жёсткие рыжие кудри связаны лентой на затылке. В ушах огромные золотые кольца-серьги.
Ей двадцать семь, а мне тридцать семь. Я безработный одинокий вдовец. Я серийный убийца, но об этом никто не знает. Мы едем в Вегас прожигать деньги от продажи моего дома в Калифорнии.
Моё имя – Курт Лару, а эта история о жизни и смерти.
Смерть преследовала меня с самого детства. Взять, к примеру, ту странную поездку на Гавайи. Мы с родителями заселились в шикарный отель на побережье, в двухкомнатный номер со всеми удобствами. Утром в бассейне утопилась горничная. А вечером я ужинал на балконе и любовался видами тихоокеанского заката.
– Эй! Паренёк! – послышалось с соседнего балкона.
Я обернулся на звук, там, перегнувшись через ограждение, за мной наблюдал мужчина средних лет.
– Паренёк! – ещё раз позвал он. – Помоги мне, будь другом.
Мне не разрешали говорить с незнакомцами, поэтому я сунул в рот большой кусок пирога, встал из-за стола и подошёл поближе.
– Затяни узел покрепче, – попросил мужчина. – Мне неудобно.
Он повернулся спиной, и только тогда я заметил, что на бледной конопатой шее висит петля. Я был слишком молод, чтобы задумываться о странностях, которыми занимаются взрослые. Молча затянул петлю и, похлопав по плечу мужчину, сообщил, что всё в порядке.
– Спасибо, – он пожал мне руку и спрыгнул с балкона.
Безвольное худое тело в костюме болталось на длинной верёвке между этажами. Красное солнце спускалось за горизонт и в его тёплых лучах блестели залысины на голове незнакомца. Я прожевал пирог и только потом, собравшись с духом, огласил побережье звуком чистого детского страха.
Сейчас мне тридцать семь, а тогда было пять. Тридцать два года я смотрю на закат и мысленно затягиваю петлю на конопатой шее. Мы едем по трассе в Вегас, а солнце уже совсем низко. Пустыня становится красной. Я сжимаю кулаки, а Леди Денвер говорит:
– Давай остановимся, я люблю закат.
– Давай, – соглашаюсь я.
В школе я был популярным. Играл на барабанах в местной рок-группе. Мы выступали на дискотеках, на вечеринках и днях рождения. Я коротко стригся, красил волосы в чёрный и проколол язык.
Всё было хорошо до старших классов. Я влюбился в красавицу Линду – блондинку с длинными ногами. В куклу барби. Когда мы сдружились, она пригласила в гости, познакомила с родителями. Потом мы отправили их к друзьям и обещали не шалить.
Когда Линда спускалась поцелуями вниз от пупка, позвонил телефон. Она сбросила вызов, потом ещё и ещё раз, но, в конце концов, ответила:
– Да! – раздражённо бросила она.
Тихий женский голос долго рассказывал ей, как родители попали в аварию на кольце. Объяснял, что скорая приехала вовремя, но смерть добралась быстрее. Ей предложили связаться с консультантами по телефону поддержки и назвали адрес морга, где будут храниться тела.
Я застегнул штаны и ушёл, оставив Линду одну в пустом доме.
Утром её нашли мёртвой. На полу у кровати лежала упаковка из-под снотворного и неиспользованный презерватив.
Сейчас мне тридцать семь, а тогда было семнадцать. На протяжении двадцати лет я каждый раз выключаю телефон, прежде чем заняться сексом.
Леди Денвер щурится на солнце. Её щека лежит на моём плече, мы держимся за руки. Тёплый сухой ветер раздувает лёгкое прозрачное платье тёмно-красного цвета. Я выключаю телефон.
О том, что что-то не так, я задумался в двадцать пять лет, когда устроился на работу в страховое агентство. Мои клиенты умирали постоянно. Суицид, авария, убийство, торнадо в Оклахоме. Однажды я застраховал школьный автобус перед поездкой к Гранд Каньону. Об этой трагедии писали все газеты.
Двенадцать детей погибло.
Директор вызвал меня к себе и пригрозил уволить, если статистика не выправится. Он требовал, чтобы я был внимательнее, чтобы тщательно проверял медицинские карты, чтобы отказывал в страховке каждому, кто хоть на дюйм приблизился к трагической кончине.
Он сидел в большом кожаном кресле, за широким столом из массива вишни. Спиной к огромному панорамному окну, из которого открывался шикарный вид на Детройт. Осеннее солнце медленно тонуло в сером облаке смога, окрашивая его в бордовый.
Я представил, как петля затягивается на толстой короткой шее и тонет в складках морщинистой бледной кожи. Как невидимая сила тянет верёвку, и рыхлое грузное тело в модном чёрном костюме взлетает к потолку, беспомощно машет ногами, а руками тянется к горлу. Несколько секунд, и – всё – конец жизни.
Через полчаса я написал заявление и разорвал договор с компанией.
Через час мой экс-руководитель скончался от сердечного приступа.
Это случилось двенадцать лет назад, и с тех пор я стараюсь не волноваться. Мы с Леди Денвер на заднем сидении синего джипа. Она сверху. Красное платье расстегнуто и спущено на бёдра, розовые соски в лучах закатного солнца кажутся малиновыми.
Она движется медленно и прерывисто дышит. Она не сняла очки, поэтому мне кажется, что она смотрит в окно. На самом деле это не так.
Рядом с нашей машиной останавливается полицейский форд. Патрульный стучит в окно, я нажимаю кнопку, и тонированное стекло опускается. Первое, что видит полицейский – малиновые соски Леди Денвер. Последнее, что он видит – это я.
Не бывает двух одинаковых смертей, как не бывает двух одинаковых оргазмов. Сегодня мы на липком кожаном сидении под остекленевшим взглядом сползающего на асфальт полицейского. Вчера это был полупустой вагон метро и три не проснувшихся пассажира. А завтра может быть карточный стол в казино и схватившийся за сердце крупье.
Каждый раз – это что-то новое. Каждый раз – это что-то незабываемое.
Так бывает только с ней. Только с Леди Денвер.
Раньше всё было гораздо проще. Десять лет назад, когда я был женат и счастлив.
Мою жену звали Молли. Типичная блондинка с аккуратным каре, белой фарфоровой кожей и розовым блеском на губах. Она шла по тёмной улице в промышленном квартале Детройта. Высокие фонарные столбы наблюдали за каждым шагом стройных ног, обутых в розовые босоножки с бантиками.
Я сидел в придорожном кафе, когда услышал крик с улицы. Официантка с вышитым на груди именем «Элен» нехотя сняла трубку и набрала: девять один один.
– Да, пришлите патруль, – сказала она, когда дверь за мной уже закрылась.
Я бежал на крик так быстро, как никогда прежде. Тёмные силуэты многоэтажных домов мелькали на фоне бесконечного звёздного неба, а созвездия окон сплетались в причудливые кружева. Тёмный квартал полусонного города звучал голосом Молли и рассыпал в ночи сноп бело-жёлтых искр.
– Отпусти меня! – кричала она совсем близко.
Их было трое на крохотном острове света под фонарём: девушка, чьё имя останется со мной на всю жизнь и два парня, с которых началось моё падение к тьме.
– Отпусти её! – крикнул я и оттолкнул того, что стоял ближе.
Он споткнулся о бордюр и выпал из освещённой зоны. Второй оставил Молли и пошёл ко мне, в руке у него блеснул нож. Молли отступила назад и тоже пропала из виду.
Именно так всё произошло в первый раз. Мы стояли вдвоём в кругу бледно-жёлтого цвета. Гладкое лезвие ножа неспешно разрезало воздух, а я представлял, что по нему стекает моя кровь. Сердце колотилось всё быстрее, и этот безумный стук в ушах заглушал всё: голос Молли, сирену подъехавшей полицейской машины.
Где-то внутри меня просыпались фантомы. Очнулась горничная из отеля на Гавайях. Открыли глаза двенадцать детей из сгоревшего автобуса. Протянул руки директор страховой компании и сомкнул бесплотные пальцы на горле моего соперника.
В одно мгновение незнакомец выронил нож, осел и завалился на спину. В его глазах не осталось ничего: ни страха, ни удивления. Безликая холодная смерть поглотила всё без остатка. Необратимо.
Если бы в тот момент кто-то посоветовал мне остановиться, он первым отправился бы в мир иной. Мне для уверенности нужна была ещё одна жертва; фантомы выскользнули из тела и разлетелись в разные стороны.
Из машины вышел патрульный, Молли стояла в метре от меня, второй нападавший пытался убежать и скрыться в темноте. Патрульный оступился, замер и рухнул на асфальт. Ещё одно тело столкнулось с мусорными баками и утонуло в грохоте металла.
Всё! На этом я должен был остановиться. Мы вдвоём под звёздным небом, среди мёртвых тел и мёртвых душ. Так начинался наш роман. Так зажглась любовь.
Это было десять лет назад. Сейчас Молли тоже мертва, и мне больше некого любить. Я путешествую по стране с проституткой, которую подобрал в Денвере. Она возбуждается, когда кто-то умирает, а мне ничего не стоит воплотить в жизнь её фантазии.
Мы едем в Вегас, чтобы спустить все деньги в казино и навсегда усыпить город греха.
Свою последнюю жертву я утрамбовываю в багажник рядом с двумя сумками новеньких жёстких баксов. Пахнет типографской краской. Из сумки выпадает пачка банкнот, рассыпается и накрывает лицо мёртвого копа. Я достаю ещё несколько пачек, кладу их на переднее сидение полицейского форда с запиской: «безутешным родственникам».
Никому не интересно, дойдут ли деньги до адресата или осядут в кармане того, кто найдёт машину на обочине. Я заплатил за жизнь копа и его неупокоенная душа теперь не сможет приходить ко мне в ночных кошмарах.
В отличие от Молли, которая снится мне каждую ночь со дня своей смерти.
Два года назад, когда мы ещё были вместе, она сказала:
– Если я заболею, ты сможешь меня убить?
Мы завтракали в открытом кафе на пешеходной улице Нью-Йорка. Раннее летнее солнце отражалось в окнах и рисовало бликами на белой коже Молли. Её взгляд был тёплым, а глаза – голубыми, как небо. В моей чашке остывал кофе, в тарелке – блинчики с клубникой.
– С чего вдруг такие мысли? – спросил я, отодвигая тарелку.
– Не знаю, – Молли повела плечом. – Ты вчера рано уснул, а я смотрела телевизор. Какой-то документальный фильм, кажется. Об эвтаназии.
– И? – я напрягся. – Тебе это зачем?
– Да ни за чем! – Молли хихикнула, прикрыла рот ладошкой. – Но они там так мучились.
– Кто – они?
– Больные. У которых рак, СПИД или что-нибудь ещё, от чего умирают. Я бы не хотела так умирать, это невыносимо.
– Ты здорова.
– Сейчас – да, – кивнула Молли. – А завтра? Или через год? Пообещай, если я заболею, ты не позволишь мне мучиться.
– Обещаю.
Она прожила ещё год, а потом умерла. А завтра – ровно год со дня её смерти. За такой короткий срок я перестал быть человеком, и перестал ценить жизнь. Не только свою, но и чужие. Поэтому я медленно убиваю себя. Поэтому в моём багажнике лежит труп человека, на которого мне наплевать. Я даже не знаю, как его зовут.
Мы добрались до Вегаса ближе к полуночи, но ночью здесь светлее, чем днём. Яркие огни, неон, праздник рекламы. Наркотики, блуд, азарт. Разве это не лучшее место на земле?
Леди Денвер и сейчас не снимает очки. В тёмных стёклах отражаются гигантские цветные фигуры. Зажигаются и гаснут. Привлекают к себе внимание и зовут расстаться с деньгами и самоуважением. Точно так же, как и сама Леди Денвер. Она такая же неоновая, как рекламные фигуры на казино.
Мы заходим в казино-отель Белладжио в тот момент, когда включаются фонтаны. У меня две сумки с деньгами, а за спиной грохочет музыка, струи воды окрашиваются в синий, красный, зелёный. Все цвета смешиваются и разлетаются пёстрыми каплями. Это незабываемое зрелище, танец дождя и радуги.
Леди Денвер смотрит только вперёд, а фонтаны остаются позади. В её солнцезащитных очках отражается роскошь и блеск вестибюля Белладжио: тёплые тона южной Европы, Итальянский шик полированного мрамора, бархат и гротеск. Всё продумано до мелочей, чтобы впечатлять и завораживать.
Золотой капкан срабатывает каждый раз, когда открываются высокие стеклянные двери. Ровно с этого момента и до тех пор, пока на вашем счету есть хоть один паршивый цент, вы принадлежите казино. Это может произойти с кем угодно. С кем угодно, но только не с нами.
Я прохожу мимо приветливой девушки-администратора. Она улыбается и говорит:
– Добро пожаловать в казино-отель Белл…
Внезапный приступ заставляет её проглотить окончание фразы, язык опухает, а в глазах появляется страх. Девушка дрожит, я читаю имя на бейджике: Синди.
– Спасибо, Синди, – говорю я, когда она уже не слышит.
К ней подбегает портье, подносит ухо ко рту, чтобы услышать дыхание, щупает пульс, но всё зря. Он кричит кому-то:
– Скорую!
Я оглядываюсь – парню не больше двадцати лет. Он делает массаж сердца, глубоко вдыхает, кашляет и падает сверху на Синди. Под крики гостей Белладжио мы с Леди Денвер покидаем лобби.
– Всё слишком быстро, – говорит она, – не торопись.
Ловким движением развязывает ленту, кудри рассыпаются по плечам, путаются в серьгах-кольцах. Вдыхает полной грудью и выдыхает с тихим сладким стоном. Я иду следом и наблюдаю, как покачивается струящаяся ткань короткой юбки. Леди Денвер кладёт руки на грудь, медленно спускает их вниз – по талии к бёдрам, а потом резко встряхивает ладони, будто сбрасывая собравшуюся на них грязь.
– Где здесь казино? – спрашивает она у проходящего мимо официанта.
– Прямо и направо, – он неопределённо указывает в сторону и ныряет за угол.
– Не надо! – Леди Денвер берёт меня за руку и подносит пальцы к губам. – Позже.
Мы идём в казино менять души на цветные фишки. Проигрывать самоуважение в карты, а счастье – в рулетку. Азарт сродни голоду – его нельзя игнорировать или перетерпеть. Это чувство, с которым рождаются на свет. С ним невозможно бороться, с ним можно только смириться. Играть, играть, играть…
Пока не проиграешь самое ценное.
Год назад умерла Молли, а до этого я девять лет игнорировал голод фантомов. Мы купили домик в Калифорнии и открыли булочную, где пекли потрясающие кексы. У нас были дети. Мальчик и девочка. Джон и Дина. Чтобы они жили в безопасности, я научился контролировать эмоции и запечатал своих демонов.
Помню, как мы вчетвером поехали отдыхать на озеро.
Двадцать километров по гладкому шоссе под горячим калифорнийским солнцем. Знойное лето похоже на россыпь изумрудов; от мягкой травы до листвы в кронах вязов – всё усыпано драгоценными камнями. Когда ты счастлив, мир прекрасен. Время исчезает; незачем больше считать минуты. Незачем больше отмерять дни и вычёркивать годы. Каждое мгновение ценнее, чем вся жизнь до и после.
Это и есть любовь. Она не повторяется.
Мы ехали на озеро, чтобы хорошенько отдохнуть всей семьёй. Джону было пять лет, Дина – на полтора года младше. Я наблюдал за ними в зеркало заднего вида, мне нравилось, как они играют вместе.
Джон – он герой. Его пластиковый спайдермен карабкался по ремню безопасности, взбирался на подголовник моего сидения, перепрыгивал весь салон одним махом и приземлялся на полу рядом с куклой Дины. Кукла отчаянно звала на помощь.
Кукла барби. Кукла Линда.
Я даже не заметил, как проснулся фантом моей школьной подружки. Это случилось на перекрёстке, когда мы проезжали светофор. Водитель грузовика должен был пропустить, но что-то пошло не так. Он проехал на красный и врезался в наш маленький жёлтый ниссан. Заднюю часть автомобиля просто разорвало на куски.
Полтора года назад я похоронил счастье в искорёженном железном гробу цвета солнца. С тех пор никогда не садился за руль, и очень боюсь светофоров.
Мы поставили всё на красное. Всё до последнего цента. Пока вращается рулетка, Леди Денвер не дышит. Она закусила нижнюю губу белыми как жемчуг зубами. На зубах осталась помада. Красная.
Мы стоим в просторном зале, где кроме нас ещё несколько сотен игроков. Кто-то кормит жетонами автомат, кто-то вытягивает очередную карту. Им всем в чём-то не повезло, они что-то потеряли и теперь отчаянно пытаются компенсировать несправедливость судьбы. Ловят удачу.
А мне всё безразлично. Я слышу биение каждого сердца и считаю до десяти.
– Красное, – говорит крупье.
Леди Денвер визжит, подпрыгивает и хлопает в ладоши. Мысленно проговариваю: один, два, три, четыре. Она бросается мне на шею, и я кружу её по залу под аплодисменты свидетелей нашей победы. Пять, шесть, семь, восемь.
– Пора, – шепчет на ухо.
Я бросаю её на стол, на гору фишек. Они рассыпаются, падают на пол, катятся во все стороны. Кто-то подбирает наше богатство и прячет по карманам. Я расстегиваю ремень и говорю вслух:
– Девять, десять.
Фантомы разлетаются по залу, и словно юркие тени мелькают в толпе озадаченных игроманов. Все замирают. Такого никто не видел. Мы отмечаем победу самым нестандартным способом. За нами наблюдают люди и камеры слежения.
Охрана уже спешит испортить праздник, но Леди Денвер кричит во весь голос:
– Да!
Стук сердец замирает. Исчезает пульс, воздух покидает лёгкие. В последние мгновения жизни Беладжио наполнен страхом. Все падают, как по команде, и возвращаются ко мне в виде фантомов.
Год назад я сидел в больнице у кровати Молли и подбирал слова, чтобы сказать: наши дети мертвы. Она быстро шла на поправку и постоянно задавала вопросы. А я лгал в ответ. Врачи запретили её расстраивать.
Всё случилось само собой.
Я взял Молли за руку, прижался губами к её нежным пальцам. В палате было светло и прохладно. Я говорил, что всё будет хорошо. Что жизнь не заканчивается. Что мы вместе. Мы это переживём.
Всё это время Молли смотрела в сторону. Я видел, как она плачет, как слёзы стекают по щекам и тонут в складках больничных простыней. Когда я замолчал, она повернулась ко мне и тихо, будто сама не верила словам, сказала:
– Водитель грузовика умер от сердечного приступа.
На самом деле она хотела сказать: я знаю, это ты убил наших детей. Это ты превратил нашу жизнь в кошмар. Это ты один виноват во всём, что случилось. И теперь я это знаю. Я никогда не смогу простить тебя, но никогда не скажу об этом.
Ты – чудовище.
А потом Молли умерла. Меня не было рядом, когда она встала с кровати, открыла окно. В последний раз взглянула на высокое синее небо и ушла вслед за детьми, оставив меня наедине с чувством вины.
Ровно год назад я потерял смысл жизни. И целый год с того дня собирал фантомов. Понемногу брал в каждом городе: в Нью-Йорке, в Вашингтоне, в Фениксе. Исколесил всю страну и приехал сюда, чтобы сказать: прощай, Лас-Вегас!
Леди Денвер складывает фишки в сумку. Осторожно перешагивает тела, словно боится навредить мёртвым. Я суммирую прибыли. Плюс деньги, плюс фантомы, минус надежда на спасение.
Как ни крути, а я всегда в минусе.
Мы направляемся в Стратосферу. Оттуда видно весь город, и я смогу наблюдать, как погаснет свет. Леди Денвер не выпускает сумку из рук, она считает, что ей со мной крупно повезло. Мы встретились, когда в подворотне Денвера пьяный сутенёр угрожал ей пистолетом. Я уже тогда знал, что фантом быстрее пули.
– Эй ты, – крикнул я, – оставь её!
– Вали отсюда, – он повернулся ко мне, прицелился и выстрелил в землю.
Я сложил пальцы в подобие пистолета, направил их на сутенёра и сказал:
– Пиф-паф!
Он обмяк и упал лицом в грязь. Девушка бросилась ко мне.
– Спасибо, – она коснулась губами моей щеки.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Денвер.
Мы познакомились год назад, но за все дни, что провели вместе, она так и не назвала настоящее имя. Я подарил ей новую жизнь, а она подарила мне вечный праздник. Каждый получил, что хотел.
На верхний этаж Стратосферы мы поднимаемся на лифте. Я считаю этажи и пополняю армию фантомов. Когда двери лифта разъезжаются, во всём небоскрёбе не остаётся ни одной живой души, кроме нас двоих.
Я подхожу к огромному окну. В Лас-Вегасе ночь, но город не спит. Здесь всё кипит круглые сутки. Вечный праздник не прекращается, раскрашивает жизнь ядовитыми, осыпающимися красками. Под цветным панцирем он прячет разочарование.
Леди Денвер – это Лас-Вегас в миниатюре. Она красивая, неоновая, раскрепощённая. Она живёт одним днём и не задумывается о будущем. Но это только фасад. Я знаю, как она попала к сутенёру. Знаю, что за большими очками она прячет грустные глаза.
Я говорю:
– Мы на вершине мира, детка.
Она кивает. В её сумке полно фишек, её волосы – ярко рыжие. Она садится на стол, за которым только что ужинала семейная пара. Я подхожу к ней, обнимаю за плечи и спрашиваю:
– Если я умру, ты расстроишься?
– Нет, – отвечает она.
– Почему?
– Все умрут.
Мы на вершине мира, и одновременно на самом дне. Всё что у нас есть – фальшивое или украдено. Нам наплевать друг на друга, нам наплевать на всех. Я храню в себе воспоминания о прошлой жизни, и тысячи фантомов разрывают меня изнутри.
За окном поднимается новое солнце, небо над Вегасом светлеет, и неоновые огни уже не кажутся такими яркими. Всё, чего мне хочется сейчас – вернуться назад. В изумрудное лето, за день до аварии.
– Как тебя зовут? – ещё раз спрашиваю я.
Леди Денвер снимает очки. У неё холодные голубые глаза, пронзительный взгляд.
– Молли, – говорит Леди Денвер.
– Молли, давай начнём всё с начала?
– Слишком поздно.
В зал врываются полицейские. Что их привело сюда? Труп в багажнике моего джипа? Или шлейф смерти, что тянется от самого Беладжио? Не важно. За окном зависает вертолёт, он ослепляет нас мощным прожектором. Я слышу:
– Оставь девушку, подонок!
Молли отпускает мою руку, и я бегу на свет, навстречу смерти. За спиной звучат выстрелы. Пули разбивают стекло. Я на мгновение замираю на самом краю, бросаю последний взгляд на Лас-Вегас и кричу в утреннее небо:
– Прощай, Молли!
Пуля вонзается в позвоночник. Потеряв равновесие, я падаю с вершины стратосферы. Жизнь мелькает перед глазами, и с каждым кадром уходят фантомы. Уходят воспоминания. Все страхи, что я хранил долгие годы, растворяются в свободном полёте.
Прощайте, кровавые закаты. Здравствуй, новый рассвет.
Послано - 13 Окт 2016 : 16:46:11
Ну да, умерли. Но ведь здорово же! И придумка хорошая, и любовь с несчастьем, причем в нее веришь, и слог такой - скупой, но ёмкий. Мне очень понравилось.
Послано - 22 Окт 2016 : 06:56:41
Начало захватило, стилистика напомнила классику нуара... Но ближе к середине накал текста начинает спадать, а картинка становится циклической: хоровод смертей не ужасает, а становится обыденным. Возможно, так и задумывалось... Но я лично мне чуть-чуть не хватило яркого всплеска кульминации...
Послано - 23 Окт 2016 : 20:38:46
Тоже присоединюсь - хороший нуар, все на месте, хотя мне кажется, закольцовка, когда они с леди Денвер едут дальше, тут бы проперла больше. Но дело хозяйское.
Вообще приятно вот так прийти на конкурс и полистать рассказы: понятно, что внеконкурсные были написаны и выложены аж когда, но все равно ведь остаются хорошими приятными рассказами. Ну, и все умерли, опять же, что не может не ра... извините))
Версия для печати
Послано - 10 Сент 2016 : 20:29:49
