Чудесная должность - конкурс: Рисунок мелом

Все было всерьез. Я это видел по позе мужчины, обнимающего свою спутницу за талию, по улыбке в глазах женщины. Непревзойденные актеры, Гертруда Новак и Марк Антонио могли бы сыграть что угодно, но им не было нужды врать. Сейчас их не заботили гонорары, поклонники, репортеры и оставшийся в лимузине шофер, который должен был везти звездную чету в коспопорт. Они смотрели друг на друга, отгородившись от всех стеной любви – всепоглощающей, страстной, случающейся, быть может, лишь раз в столетие. Усталость, дрогнувший в руках объектив – даже они не могли приглушить сияние чувства, окружавшее красивую пару. Мы рядом, говорили их счастливые лица. И пусть весь мир подождет!

Я разглядывал фотографию, не в силах понять, куда делись два поп-кумира, не мыслящие себя вне сцены. От них не было вестей почти год. Дон Стау ждал их для съемок в своей новой романтической драме. Несколько прежних ролей Гертруды уже отдали актрисам попроще – не таким ярким, но, в отличие от примы, доступным. Через полгода супругам вновь придется завоевывать те вершины, на которые они когда-то успели подняться. А потом толпа найдет себе новых любимцев, и о звездной чете забудут. Гертруде и Марку останутся роли в массовке и воспоминания о том, как на них восхищенно смотрел целый мир. Вся Федерация, плазмоиды Плеяд, биомехи Альтаира и Веги…

Стау, с которого началась карьера обоих, любил их, словно детей. Он нанял меня, чтобы я вернул беглецов – или привез личный отказ. Стау был стар, и понятия у него были не чета новомодным. Его не волновали тайна личности и право на уединение, он хотел знать, что случилось с его воспитанниками. Почему для расследования он выбрал меня, я даже предположить не мог. Может, сработала творческая интуиция, может, кто-то из прошлых клиентов, знакомцев Стау, шепнул пару слов в паузе между сигарой и виски. Да и какая теперь разница? Главное, что сейчас я должен был искать тех, кто вряд ли желал найтись. И все, чем я располагал на данный момент – любительским снимком, сделанным незадолго до отлета, и копией билета на Новую Терру.

Билетом в один конец. Без обратного рейса, даже с открытой датой. Будто эти двое что-то чувствовали… или с самого начала не думали возвращаться.

Город на Новой Терре строили всем миром.

Архитекторы отбраковывали проект за проектом, собирая лучшие идеи. Конструкторы создавали новые типы машин, системщики – программы для роботов и оборудования. Недостающие материалы подвезли соседи с Центавры, веганцы помогли наладить систему планетарной защиты. Дело нашлось и ученому, и дизайнеру, и строителю. Даже дети внесли свою лепту, отправив рисунки на конкурс граффити – и каждый дом, каждая улица получили свое лицо, неповторимый стиль и характер. Паутина информационных каналов оплела Новую Терру, превратив ее в целостный организм. Клетками Города стали дома, артериями и нервами – дороги и линии связи, а роль мозга взял на себя искусственный интеллект.

Вобрав в себя лучшие памятники культуры, Новая Терра стала символом дружбы входящих в Федерацию рас. Каждый хотел бы жить в Городе, но лишь немногие удостаивались приглашения. А потом грянул День Гнева, и планета-прародительница оказалась погребена под толщей воды, тоннами боевого железа и грудами радиоактивного мусора. Город остался единственной памятью о любимом, но навеки утраченном доме. Слова «Земля» исчезло из обихода, взамен появилась Терра, объединившая в себе черты Земли старой и новой.

Жилье на Терре не покупалось и не продавалось. На адрес администрации приходили тысячи писем с угрозами, предложениями и просьбами, робот подшивал их в архив и писал вежливые отказы. Еще один робот рассылал приглашения: редкие счастливчики находили в почте письмо с разрешением посетить Новую Терру, когда и на какой срок будет удобно. К письму прилагался чип, стилизованный под вычурный медный ключ, иногда – еще билет с открытой датой прилета и вылета.

Ключ был только формальностью, билет мне оплачивал Стау. Но без разрешения нечего было и думать попасть туда, где оборвался след Гертруды и Марка. Я отправил три запроса подряд, но не дождался ответа. Будто мое копошение сочли слишком мелким, не стоящим даже того, чтобы написать «нет». Стау ходил мрачнее тучи, но продолжал смотреть на меня так, словно я был фокусником и вот-вот собирался достать из цилиндра письмо, ключ и Марка с Гертрудой впридачу. Стау был импульсивен, порой жесток, но он в меня верил, и это придавало мне сил. Я был готов сделать все, чтобы оправдать его доверие.

В который раз я рассматривал снимок, запечатлевший моих подопечных. Они были на пике славы – еще немного, и им пришлось бы искать новые горизонты или лететь кубарем вниз. Одаренные, умные, они не могли этого не понимать. Не связано ли исчезновение с тем, что они не смогли сделать выбор – или найти приемлемый для обоих компромисс? Пресса никогда не писала об их размолвках, но эти двое старались не выносить сор из избы. Даже Стау мне не сказал, ссорились они или нет, и ничего удивительного: Гертруда и Марк берегли старика, обо всех неприятностях он узнавал последним. В этом был свой резон; умом я их понимал, но все равно злился, что никто не желал облегчить мне поиски. Я уже подписывал четвертый по счету запрос на Терру – экспрессивный, подробный, в надежде, что администрация войдет в положение, когда меня отвлек вызов по приватной сети.

Этот код знали немногие. Клиентам я его не давал, они звонили на рабочий номер из базы, а в привате бывали лишь те, кто что-то для меня значил. Девушки; Тони, бывший сосед по квартире и мой старый приятель; родители, пока были живы… Сейчас запрос шел от Тони, но что-то было не так. Совсем не в его манере столько добиваться ответа, обычно он сбрасывал вызов и ждал, когда я перезвоню.

– Да? – настороженно спросил я, включая видеорежим. С Тони не убудет, если он поглядит на мою опухшую с недосыпа физиономию, а я должен знать, с кем разговариваю.

На экране появилась худощавая женщина в годах, в бежевой блузке и с тщательно уложенными волосами – Джин Салливан, наша квартирная хозяйка. Мы с Тони снимали у нее жилье, пока учились и подыскивали места после выпуска. Потом я съехал, а Тони остался, став единоличным владельцем нашей с ним комнаты. Хозяйка жила за стенкой и была в курсе всех дел: журила за ночные гулянки, угощала домашней стряпней. Я был рад ее видеть, но лучше бы звонила не она, а Тони.

– Стивен, мальчик! – сказала она мне, улыбаясь, и морщинки лучами разлетелись от уголков выцветших глаз. – Прости, что с адреса Тони. Мне нужен совет, а я куда-то потеряла пароль, который ты мне давал.

Я улыбнулся. Джин верна себе: она никогда не дружила с техникой, все время у нее что-то ломалось или терялось. Если она решила без спроса полазить по компьютеру Тони – для этого был повод.

– Рад видеть, мисс Салливан. Нашли способ – и хорошо, но к чему сложности? Попросили бы Тони, он бы в момент все настроил.

– В том-то и дело, Стивен, – вздохнула она, мрачнея. – Думаешь, зачем я звоню? Тони пропал.

– Как пропал? – переспросил я, ошарашенный новостью. Перестраховщик и домосед, Тони был не из тех, кто способен взять и пропасть. Если он и правда исчез, ничего не сказав даже мне, этому была причина, и причина гадкая. Иначе бы он давно позвонил и попросил помощи, он же знал, что не откажу. Разве что – не захотел рассказывать личное, ставить меня под удар…

– Он вчера не пришел ночевать. И сегодня не объявился. Я думала, он у Молли, но она заходила с утра, помириться хотела, а теперь уверена, что у него – другая… Я все испортила, но что я могла ей сказать, он же не предупредил, даже записки не оставил!

– Джин, – попросил я, теряясь в догадках, одна другой мрачнее. – Расскажите все, что знаете. Тони мой друг, я постараюсь его отыскать, но для этого нужна информация.

Она вздохнула, украдкой смахнула слезу.

– Ох, Стивен. Если б я хоть что-нибудь знала! Позавчера встретила его у лифта, он был не в духе, едва поздоровался. Сказал, что поссорился с Молли и ему надо какое-то время побыть одному. Может, даже уедет куда-то развеяться, на неделю-другую. Но если он и правда уехал, как говорил, почему не взял вещи? Я же у него прибираюсь, вижу, что все на местах.

– Вещи можно купить, – заметил я невзначай. Но это предположение могло успокоить разве что мисс Салливан: Тони ни за что бы не бросил компьютер со всеми личными данными, и он обязательно предупредил бы меня, хотя бы письмо прислал. Письмо?

– Джин, – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Вам не сложно переслать мне его корреспонденцию за последние дня три, или даже неделю? Адрес найдете в почте, он мне часто писал. Вдруг там что-то есть, а ехать до вас – далеко.

– Хорошо, – Джин слабо улыбнулась, начиная успокаиваться. – Конечно, я перешлю, Стивен. Только не отключайся, подскажешь, что делать, если я что-то забуду.

Во входящих было четыре письма от клиентов – Тони работал дизайнером и частенько брал работу домой, не проводя заказ через студию. Еще реклама, много: или у него не дошли руки включить фильтры, или он на нее подписывался. И, наконец, то, что больше всего на свете я бы хотел получить для себя: официальное приглашение на Новую Терру, архаично-вежливое письмо с вензелями и вложенным крипт-ключом. Я машинально нажал «Сохранить», зная, что чужой ключ ничем мне не поможет, что он настроен на Тони и будет работать лишь для него, а на моей машине превратится в бесполезную мешанину кода, которую тут же сотрет защита системы. Но я ошибся. Ключ скачался, а когда я не утерпел и все же его открыл – в поле «владелец» стояло мое имя. Спустя три часа на адрес моей ячейки в Хранилище пришел бумажный конверт со штампом Новой Терры. Там был чип и короткая, в несколько слов, записка: «Добро пожаловать, Стивен!»

Ошибка исключалась. Я мог лететь на Терру, чтобы искать Гертруду и Марка. Интуиция подсказывала мне, что я найду там же и Тони – но я все-таки обзвонил морги, больницы и полицию, убедился, что у них не значится никого похожего, и составил официальный запрос. Если Тони объявится, мне сразу же сообщат.

Стау взял мне билет VIP-класса, так что долетел я с комфортом. Шелковые простыни, бар, натуральное меню, человек-стюард… Неполные шесть дней в пути. Я провел их с толком, нырнув в публичную сеть Новой Терры и просмотрев все, что позволял гостевой статус. Когда я активирую ключ, у меня будет все, что доступно каждому жителю, а для знакомства довольно и этого.

Город был совершенством. Даже на плоских фото, на экране размером с ладонь. Все – зеленое, светлое, чистое, залитое солнцем или ярким праздничным светом ночных фонарей и витрин. Я поймал себя на мысли, что жду не дождусь посадки, чтобы коснуться мощеных узорчатой плиткой улиц, вдохнуть запах листвы и увидеть, как солнце выплывает из-за изломанных гребней крыш, знаменуя начало нового дня. К тому моменту, когда корабль закончил торможение и лег на орбиту, я уже локти грыз от нетерпения, ожидая, когда же смогу собственными глазами взглянуть на потрясший меня Город.

Шаттл приземлился на космодроме в северном полушарии Терры. Стояло позднее лето, обещающее стать роскошной, золотисто-хрустальной осенью, в воздухе плыл запах меда, лайма, корицы и чего-то особенного, не похожего на запах планет, где я успел побывать. Наверное, так пахло солнце, дробящееся в гранях сверкающих стекол, и полное предчувствием первого снега небо – прозрачное, светлое, похожее на треснувший от мороза топаз. Было далеко за полдень, лучи медью лежали на зданиях, подчеркивая углы и до черноты углубляя тени, отчего все вокруг казалось четким и выразительным – будто удачный этюд с натуры или профессиональная фотография. Картина стояла перед моими глазами, пока я ехал до административного комплекса, когда проходил досмотр и знакомился с гидом, прибывшим для того, чтобы сопровождать меня в Город. Это был совсем молодой парень, смешливый и дружелюбный, он мне сразу понравился. Около получаса формальностей – и мы с моим новым знакомым, Рэем, отправились искать приготовленный для меня дом.

За окном мелькали деревья, уличные скульптуры, стены, украшенные мозаикой и граффити. Рэй вел мобиль медленно, почти у самой земли, чтобы я мог все разглядеть и лучше познакомиться с Городом.

Город оказался таким, как я его представлял. Он был прекрасен – от первого кирпича до последней трещины на асфальте. В нем причудливо сочетались сталь, бетон, стекло и старинная кладка, клумбы перемежались альпийскими горками и пестрящими цветами лужайками. Здания разных культур и эпох соседствовали между собой, рождая ощущение глубинной гармонии. Сверкающий тонированным стеклом бизнес-центр, вознесшийся посреди одноэтажной, словно игрушечной улочки, выглядывающие из-за готического собора изгибы китайской пагоды – все радовало глаза, все было на своем месте, выверенном до идеала. Я задумался: не потому ли Городу так и не дали имени, что не смогли подобрать название, достойное этого великолепия, способное вместить в себя все, чем он мог по праву гордиться? Сан-сити, решил я. Буду звать тебя Городом Солнца, потому что мне не по душе безликое «Город», а в солнечном свете ты – само совершенство!

– Вам нравится, – улыбнулся гид, глядя на мое сияющее лицо. – Славно! Не желаете прокатиться с ветерком?

Я желал, и еще как, а спустя мгновение едва не кричал от страха и удовольствия: заложив крутой вираж, Рэй послал мобиль вверх и с ревом понесся над крышами. В лицо бил ветер, ослабленный стазис-полем, магнитная подушка надежно держала нас над землей – но я никак не мог отогнать мысль, что мы сейчас упадем или во что-нибудь врежемся. Страх не давал до конца насладиться полетом, и он же усиливал каждое ощущение. Под конец я и сам не понимал, боюсь или чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

– Снижаемся, – обеспокоенно сказал Рэй, который, похоже, читал с приборной доски телеметрию. – А то с непривычки «поплывете». Кстати, на будущее: за всем, что творится в воздухе, следит Небесный Хранитель. Он помогает избегать столкновений, а если нужно – берет управление на себя. Такие же Хранители наблюдают за наземными и морскими путями. Это Город, вам нечего здесь бояться.

Я только и мог, что кивнуть от избытка чувств. Это был самый красивый, самый лучший на свете город. Город моей мечты.

Рэй высадил меня на лужайке около аккуратного двухэтажного коттеджа. В сотне метров от дома шелестел яркой зеленью лес или парк, за которым блестело озеро, окруженное зарослями камыша и плакучих ив. По другую сторону начинался проспект – мобили, высотные дома, магазины… Людей было немного по такой хорошей погоде, но это и к лучшему: я хотел отдохнуть от шума и суеты, раз уж выпал такой потрясающий шанс.

– Надеюсь, вы к нам надолго, – улыбнулся гид, помогая активировать ключ. – Справочник на столе, звоните, если что. Надумаете прокатиться – скажите дежурному мое имя. Ну, я полетел?

Я помахал рукой уносящемуся по проспекту мобилю, раздумывая, чем бы заняться в первую очередь. Надо было разбирать вещи, добывать карту и приниматься за поиски. Вместо этого я прилег на диван отдохнуть минуту-другую, тут же уснул и проспал до утра.

Пробуждение было странным. Ничего не болело и не ломило, как это обычно бывает после сна в неудобной позе, да еще и в одежде. Я отлично выспался, тело было бодрым и легким, а в голове еще сиял обрывок чудесного сна – простор, свет и ощущение всемогущества, свойственное редким счастливчикам и совсем маленьким детям. Огромный, пугающий взрослый мир словно сузился до размеров уютной, безопасной детской, где так приятно засыпать под мамину песню, а пробуждение сулит только веселье, игры и радость новых открытий.

Он был так сладок, этот сон, сладок и легок, словно полет мотылька над лужайкой цветущего клевера. Мне не хотелось просыпаться; если б я мог, я бы остался в этом сне навсегда. Но меня растормошил забавный щенок, похоже, тоже родом из детства: любопытный нос, торчащие в разные стороны уши, голенастые лапы и пара огромных глаз цвета молочного шоколада. Он так звонко тявкал, стараясь лизнуть меня в щеку, так весело носился кругами, что я забыл безмятежную сладость прошлого сна и отправился с ним гулять. Мы бродили по городу, бегали по улицам взапуски, гоняли важных, раскормленных голубей и прыгали по перилам моста над молчаливой темной рекой.

Щенок то и дело пытался мне что-то сказать, но я его не слушал. Я едва его замечал, словно он всю жизнь ходил за мной по пятам. Все вокруг – и мост, и река, и город – было нашим, каждый вдох шипел глотком лимонада, свежего, сладкого, взрывающегося в голове пузырьками. В паузе между глотками я еще мог удивляться, что это за место и почему я в нем ребенок, а не скучный рассудительный взрослый, каким я привык себя помнить, что это за щенок и откуда он мне знаком, но лопающиеся пузырьки выкидывали из головы все грустное и ненужное. Только когда щенок стащил меня с перил, крепко схватив за штанину зубами, и решительно уселся на грудь, я вспомнил, что когда-то рисовал его, или кого-то похожего на него, а потом подарил рисунок… или куда-то отправил?

Память смешала воспоминания, перепутав прошлое с не бывшим, а настоящее – с будущим. Я уже ни в чем не был уверен, и лишь тяжесть сидящего на груди щенка не давала мне улететь в восхитительно синее, такое чистое и спокойное небо. Я на него разозлился, всерьез, и в отместку щенок цапнул меня за руку, больно, до крови… И тогда я снова проснулся, теперь уже – по-настоящему. Домашние брюки были в пыли, а на запястье алели ранки от собачьих клыков.

Я закинул ногу на ногу, чтобы лучше рассмотреть ткань. Налипшая во сне пыль словно таяла в воздухе, растворяясь под солнечными лучами. Саднил, затягиваясь, след от укуса: несколько мгновений, и о содранной коже напоминало лишь онемение, скользнувшее от запястья до локтя. Мне бы испугаться – но я не ощущал себя ни больным, ни сумасшедшим, словно чувство самосохранения и привычная логика остались где-то там, по другую сторону сна.

Позавтракав тем, что нашлось в холодильнике, я прихватил с собой пачку снимков и отправился гулять. Ночные странности я решил пока выбросить из головы: сейчас не до них, мало ли что приснится на новом месте. Вот отработаю первую фазу плана, тогда и займусь всем необычным.

Я шел по проспекту – не торопясь, будто у меня целая вечность в запасе, тормозил прохожих и показывал им фотографии: не случалось ли видеть этих людей, а если да, то где?

Мне казалось, что я готов ко всему. Что горожане отмахнутся от расспросов, что будут юлить, пытаясь скрыть правду. Но они останавливались – и охотно рассказывали обо всем, кроме того, что мне было нужно: о погоде, работе и жизни в целом, куда в Городе лучше пойти погулять и где посидеть в приятной компании. Никто не упомянул Марка и Тони, и только один человек вспомнил, что видел Гертруду по визору, в какой-то исторической постановке. Фотографии они перебирали деловито, не интересуясь причинами просьбы, и забывали обо мне едва ли не раньше, чем прощались. Единственная полезная вещь, которую я вынес из разговоров – что непременно стоит побывать на Лунном Мосту, лучше ночью и одному, тогда есть шанс повстречать привидение.

Я всех сердечно благодарил, а сам думал, что с тем же успехом можно было выкрикивать имена пропавших на каждом углу и надеяться, что они отыщутся сами. От горожан никакого толка – уж лучше расспросить щенка, если он снова приснится.

В телефонном справочнике Гертруды и Марка не значилось. Обидно, но предсказуемо, эти двое никогда не любили, когда в их жизнь вторгаются посторонние. Ничего не дал и запрос в администрацию: мне на него не ответили, хотя я доходчиво объяснил, зачем мне нужны два уважаемых гостя Города. «Буду действовать по обстоятельствам», – решил я, ставя крест на плане А и разворачивая найденную в доме карту. Поброжу по округе, а там будет видно.

Карта была самой обычной, отпечатанной на молекулярной пленке. Она не мялась и не ломалась, как ее ни сложи, и могла поместиться в любой карман. Город был показан условно – квадраты-дома, линии-улицы, но стоило задержать палец, и схема оживала. Над картой всплывал снимок, будто с высоты птичьего полета, или интерактивная панорама. Река по имени Аменге ножом рассекала Город, деля его на две половины, через нее было построено множество мостов, но Лунного среди них не нашлось. Должно быть, горожане так звали мост наперекор карте – можно даже не надеяться угадать, разве что обойти все по очереди. Жаль: хотелось бы познакомиться с привидением. В наш космический век потусторонние штуки были редки – и оттого еще более ценны.

Первые дни я ходил пешком, исследуя окрестности нового дома. Потом пересел на маршрут-такси: не хотелось тревожить Рэя и что-то ему объяснять. Он бы не понял, зачем я мотаюсь по Городу, в надежде найти то, о чем и понятия не имею, вместо того, чтобы развернуть карту в кресле или запросить трансляцию с камер. А я чувствовал, что узнаю, что ищу, как только это увижу, карта и камеры мне не помощники. Тайна ждала меня где-то возле воды – быть может, как раз на Лунном Мосту, о котором мне говорили, или на побережье. И я исследовал каждую пядь реки, насколько хватало сил, перекусывал в первом попавшемся кафе и снова отправлялся на поиски. Меня хватило на целых пять дней, а потом волной накатило прозрение: я никогда не найду, что ищу, потому что ищу не так. Как надо искать, я не знал, просто чувствовал – делаю что-то неправильно.

Я без сил сидел на каменном парапете, опоясывающем набережную. Прямо передо мной был развернут рекламный щит, предлагающий посетить художественную галерею. Ажурная кованая решетка приятно холодила руки, за спиной плескалась Аменге – стремительная, холодная, темная, будто хмурая осенняя полночь. Я слушал нервный голос реки, отчитывающий меня за слабость и за бездействие, но не мог ничего возразить. Да, Аменге, все так, я – неудачник, не способный разобраться в подсказках и раскрыть здешнюю тайну… Хватит, с внезапной злостью подумал я, поиграли в детектива – и будет. Отдохну неделю в свое удовольствие – и домой, к делам обычных клиентов, простым, скучным, зато не требующим особых хлопот. Я – не тот, кто может совершить невозможное, простите меня, Гертруда и Стау. Тони, Марк, вы поймете: вы оба – не любители воевать…

Светловолосая девушка-экскурсовод улыбалась мне со щита. Пальцы крутили браслет-передатчик. Решение зрело во мне, будто готовый упасть с дерева плод. Я открыл меню, нашел номер – Рэй оставил его на случай экстренной связи – и послал вызов, намереваясь всего лишь поговорить. Но к моменту, когда он ответил, я уже точно знал, чего от него хочу.

«Привет!», – сказал я сквозь плеск, с легкой завистью слушая смех, звон бокалов и музыку где-то в фоне. – «Рэй, подбросишь меня домой? Я у реки, около Белого Моста, если карта не врет».

Он не разозлился, не посоветовал взять такси. Просто рассмеялся, и мне сразу стало теплее от его голоса.

– Жди. Сейчас буду. Не забудь включить «маячок».

«Завершение вызова»… Я уткнулся в меню, проверяя настройки. Боковым зрением поймал движение, огляделся по сторонам… Никого. Только блондинка на щите вдруг стала жгучей брюнеткой, и в ее потемневших до синевы глазах был уже не призыв, а просьба о помощи. Гертруда! Больная, отчаявшаяся, но не сломленная. Ветер взметает обрывки платья, по худой руке течет кровь – алая, яркая, будто ненастоящая…

Я дрожал, не зная, что делать, куда бежать и кого звать на помощь. Щит мерцал; спутанная черная грива на глазах превращалась в светлые, забранные в аккуратный пучок волосы, принцесса надевала маску офисной леди. Миг – и рисунок стал прежним. Мне почудилось? Пожалуйста, пусть мне просто почудилось от усталости!

Солнце нырнуло в облако, по воде расплылась длинная тень моста. Ветер украсил Аменге белым кружевом пены, и темная река стала еще неприветливей. Уходи, шипела она, ударяясь о каменный бортик, уходи, тебе здесь не место! Ветер пробирал до костей, и сквозь его завывания я не сразу разобрал низкий голос мотора. Мобиль завис над набережной, выискивая свободный пятачок, коснулся земли и отчаянно засигналил: околдованный видением и злостью реки, я пропустил вызов, браслет вибрировал и переливался огнями, словно новогодняя елка.

Я соскочил с парапета и нырнул в гостеприимно распахнутую дверцу. В салоне было тепло и сухо, пахло кожей, пластиком и освежителем «кофе и апельсин».

– Прости, – виновато улыбнулся я Рэю, досадуя, что заставил его ждать. – Задумался…

– Замерз, – поправил он, глядя на мой покрасневший нос и синюшно-бледные пальцы. – Придумал тоже, в такой холод сидеть у воды. Домой?

Конечно, он не ограничился тем, что довез меня до коттеджа. Прошел внутрь, заварил чая, распотрошил аптечку и принес упаковку таблеток.

– Две на ночь и две утром, будешь как новенький.

Обо мне давно никто не заботился, от его интонаций я чувствовал себя слабым и маленьким. Это злило – но было чертовски приятно, что хоть кому-то не безразлично, что со мной станет.

– Спасибо, Рэй…

– Да ну, – отмахнулся он, улыбаясь. – Видел бы ты себя! Звони.

Закрыв за ним дверь, я забрался на диван и укрылся пледом. От таблеток и чая меня разморило. Комната качалась перед глазами, по телу пробегали волны озноба и жара: лекарство боролось с простудой, ни одна из сторон не желала уступать. За окном шумел ветер, срывая с ветвей еще зеленые листья, неотвратимо подступали сумерки – словно воды черной реки, норовящие захлестнуть дом. Самые верткие струи залетали в открытую форточку, мрак плескался уже вровень с краем дивана – тягучий, зябкий, страшно было даже подумать о том, чтобы спустить в него ноги.

Звонко залаял щенок. Расползшийся по комнате мрак затрясся, словно желе, разлетелся рваными клочьями. Из тьмы проступило ухо – тонким, нарисованным мелом контуром, нос и четыре лапы. Моргнули, наливаясь краской, глаза, оформился и завилял хвост. Я улыбнулся, глядя на суматошное, дружелюбное наваждение, пришедшее меня навестить, и ощущал, как с плеч скатывается груз прожитых лет, а мир становится светлым и радостным.

– Не надо! – попросил я неведомо у кого. – Не хочу быть ребенком, оставьте меня собой!

Против всех ожиданий, это подействовало. Я перестал уменьшаться, комната передумала расти. Теперь мне было лет двадцать пять, восторженный детектив-неофит только-только из Академии. Годится, могло быть и хуже!

Я спрыгнул с дивана, подхватил щенка на руки.

– Хороший мой, отведешь к Гертруде? – попросил я, заглядывая в круглые карие глаза, сияющие умом и весельем. – Надо ее спасать, с ней творится что-то плохое…

Щенок понятливо тявкнул, завертелся в руках. Я отпустил его на пол, и он побежал по комнате, обнюхивая углы и вещи. Проверив карманы, я нашел потрепанную пачку снимков, вытащил из нее фото Гертруды и сунул щенку под нос.

Он принюхался. Сморщился, в одно мгновение став большим и серьезным. Подвел меня к гардеробу, требуя, чтобы я натянул куртку и взял с собой нож, комм-браслет и фонарь. Дверь захлопнулась без щелчка – но я не придал значения, прыгая через ступеньку, чтобы поспеть за своим провожатым.

Мы бежали сквозь ночь. Дыхание было ровным, в боку не кололо. Город как будто сжался, пропуская нас к цели через свою изнанку. Дома чернели на пылающем небе, за окнами вспыхивали фейерверки и брызги нездешних радуг. Из форточек и дверей вылетали разноцветные бабочки, стаи крохотных птиц, облака чего-то сияющего, нежного, невесомого, похожего на звездную пыль или пыльцу сказочных фей… Все это порхающее великолепие опускалось на мостовую, садилось на деревья, дома и цветы, наполняя их красками и тихим, нежным сиянием. То одно, то другое здание начинало ритмично мерцать, растворяясь в щедро усыпанном звездами небе, вспыхивало искристым костром, а затем вновь становилось спокойным и темным.

– Они спят, – сказал мне щенок, не размыкая зубов. – Спят и видят чудесные сны…

Я вздрогнул. Так вот откуда берется колдовское очарование Города! Свет Изнанки не виден на дневной стороне, но достаточно и его тени, чтобы попасть в плен. Сколько из этих сновидцев спят против своей воли, сколько из них на пару дней приехали в Город – и остались здесь навсегда? Декораторами, источниками света, едой…

– Здесь никого не едят! – возмущенно тявкнул щенок. – Им здесь хорошо!

Он не лгал и знал, что не лжет, но в голосе звучало сомнение. Ему, как и мне, недоставало слепой веры, он привык докапываться до сути, если чуял что-нибудь подозрительное. А сейчас Город ему не нравился, я это понимал не хуже, чем он сам. И в этой общности не было ничего удивительного: на кого ему еще быть похожим, с кем делиться секретами, если не со мной, своим старшим «я»? Ведь я когда-то его придумал, нарисовал и отправил на конкурс, в подарок новорожденному Городу. А сейчас щенок вырос, и Город тоже вырос, и, похоже, не гнушается иногда закусить энергией жителей. То-то мне не понравились люди на улице: вежливые, спокойные, нелюбопытные. Если каждую ночь кормить Город собой, надолго ли хватит тебя, настоящего?

Щенок зарычал, недовольный, что я сбавил темп. Потом, говорил его солнечный взгляд, все потом, сначала Гертруда, а рефлексии – позже. Ты сам хотел ее отыскать, неужели раздумал? Я не раздумал и потому прибавил хода: внезапно мне померещилось, что если не поспешу – опоздаю. Что еще немного, и случится такое, чего быть не должно – никогда и ни с кем.

Наш бег закончился у реки, темной, сияющей звездными бликами. Над водой белел мост, похожий и не похожий на тот, у которого я сидел днем. Он был соткан из дыма и хрусталя, из застывшего пламени и капель лунного света; мерцал, будто упавший с небес месяц, прекрасный, неживой и холодный. Это был настоящий Лунный Мост, а на его ажурных перилах сидела призрачная фигура, глядящая в черную воду.

– Мне дальше нельзя, – виновато сказал щенок, пытаясь лизнуть меня в руку. – Она заметит и убежит, она боится таких, как я. Ты как-нибудь сам, ладно? А я подожду.

Я кивнул, потрепал его по холке. Щенок метнулся к стене и слился с бетоном, превратившись в размытую тень, в тонкий, нарисованный светящимся мелом контур. Я провел пальцем, ощущая холод и чуть заметное покалывание, изумленно покачал головой и пошел знакомиться с привидением.

Девушка была моложе Гертруды, но похожа на нее, как две капли воды. Услышав мои шаги, она вздрогнула и прыгнула на перила, собираясь не то взлететь, не то нырнуть в черную воду. Я не рискнул подходить ближе, остановился, с жалостью глядя на худое дрожащее тело, на огромные дымчатые глаза, в которых плескался ужас.

– Я друг! – сказал я ей мягко, как мог. – Я Стивен, Стау послал меня вам помочь!

Услышав знакомое имя, она оттаяла. Спорхнула с перил на мост, с опаской шагнула вперед, готовясь отпрянуть в любой момент. Я медленно поднял руки, показывая, что не замышляю дурного, ободряюще улыбнулся – и девушка подошла ближе, окутав меня облаком холода и бледного сияния, струящегося с кожи, одежды и распущенных по хрупким плечам волос. Мне стало зябко, но я старался не подавать вида: напугаю, и где потом ее искать? В уши вонзился тонкий, призрачный шелест – я не сразу сообразил, что это она пытается со мной говорить:

– Уходите, как можно скорее! Бегите из Города! Иначе станете его рабом, как я, как все мы!

Это было весомее подозрений, моих и щенка. Но я не собирался отступать.

– Гертруда, я специально прилетел сюда ради вас. И я не улечу, пока вы в опасности. Скажите, что я могу сделать?

Она закусила губу, будто решая для себя что-то, неуверенно улыбнулась и протянула ладонь. Так, рука об руку, мы вернулись к началу пролета и ступили на берег, тусклый, надежный и твердый. Пока мы шли по мосту, мне все время казалось, что этот застывший свет разойдется у нас под ногами, и мы вдвоем упадем в реку, в ледяные объятия черной Аменге, где нас уже не найдут – никогда… Потянулись блестящие ленты улиц, окутанные радужной дымкой деревья и заслонившие небо дома – огромные, темные, спящие. Гертруда держалась с достоинством королевы, показывая дорогу, я старался не отставать. Мы брели сквозь ночной город, оставляя за собой цепь горящих следов. Поворот, еще поворот, переулок, усаженный рябиной и кленами… Гертруда стиснула мою руку, обжигая стыдом и болью, и по этому знаку я понял, что мы пришли.

Дом был просторным, три этажа и мансарда. У входа белел рисунок – маленькая принцесса, нарисованная легкими, уверенными штрихами мела. Окна были темны, только в одном слабо мерцал огонь бледно-лилового цвета. Этот оттенок рождал тревогу, я чувствовал, что за окном что-то не так.

– Там Марк, – просто сказала Гертруда, отвечая на невысказанный вопрос. – Жив, но Город его уже доедает. Он всегда был слабаком, мой драгоценный Марк, а я притащила его сюда…

Она всхлипнула. В глазах стыли слезы – призрачные, но так похожие на настоящие, такие же горькие.

– Не плачьте, – шепнул я ей, сжимая тонкие пальцы. – Я помогу Марку, если ему еще можно помочь. А эта принцесса… девочка… это вы ее рисовали?

– Да, – кивнула Гертруда, подтверждая мои догадки. – Я рисовала ее, когда была совсем крошкой, а мама отправила мои рисунки на конкурс. Когда мы с Марком сюда въехали, девочка уже была на стене. Вы думаете, это что-нибудь значит?

Я помолчал, размышляя, как ей сказать, чтобы не напугать и не расстроить еще больше.

– Я полагаю, в Городе живут в основном те, кто посылал рисунки на конкурс. Может, это благодарность, может, они зачем-то нужны Городу. Только не спрашивайте, зачем, я знаю не больше вас. Давайте проведаем Марка, а после вместе подумаем?

Она кивнула, и мы шагнули к двери. Дерево и сталь расступились, давая дорогу – и только тогда я понял, что тоже пришел сюда призраком, как и Гертруда. Лишь потому щенок смог протащить меня на Изнанку, а Город пустил на мост и показал свою сущность, во всем сиянии и убожестве. Со стены надменно улыбнулась принцесса, удивляясь, как можно не замечать очевидное, а рядом с ней проявился еще один силуэт. Щенок все время был рядом, оберегая наш с Гертрудой покой, он довел нас до дома, а теперь караулил снаружи, чтобы никто не застал нас врасплох. Я улыбнулся старому другу, кивнул на него Гертруде, – знакомься, этот со мной, – и мы вошли в дом.

Марку и впрямь было худо. Он вытянулся на постели, глядя в потолок пустыми глазами, и жизни в нем теплилось чуть: дунь – погаснет. Я вглядывался в обтянутое серой сморщенной кожей лицо, в котором мало что оставалось от прежнего красавца-сердцееда, и думал, что будет, если его прямо сейчас увезти с Терры. Выживет или умрет по дороге? Я не знал, во что превращаются те, кого досуха выпил Город, и не мог решать в одиночку.

– Что будем делать? – я тронул призрачный локоть Гертруды, отвлекая ее от раздумий. – Надо бежать отсюда, но я не знаю, что будет с Марком.

Она поняла. Улыбнулась щемяще-печально.

– Я его не брошу. Если нам суждено расстаться, пусть последние дни он проведет со мной, а не в навеянном Городом сне. Уверена, он тоже хотел бы этого. Я бы сама его увезла, но Город не выпускает – не позволяет набрать номер, сделать хоть шаг за порог. Я могу быть собой, только когда сплю…

– Я так и думал. Гертруда, вам нужно собраться и не отходить далеко от Марка. А я попробую вытащить нас троих.

На самом деле, я не был так уверен в своих силах, как пытался ей показать. И думал не о троих, а о четверых беглецах – не мог же я оставить Тони на верную гибель. Хорошо еще, он здесь недолго, Город вряд ли успел опустошить его, как Марка. Нужно достать билеты и везти всех в космопорт – быстро, чтобы никто ничего не заподозрил. Я хотел вернуться к себе и связаться со Стау, но боялся оставить Гертруду с Марком одних. Вдруг Город не пустит меня в дом, когда я приду вживую? А призраком я не мог увезти их отсюда. Мне нужна была помощь, на ум шел только Рэй: не поможет, так хотя бы не выдаст. Но сначала – Стау; интересно, работает ли на Изнанке межпланетная связь?

Связь не работала. Имена абонентов тревожно горели алым, показывая, что все они вне зоны доступа – но на самом деле это я был вне системы координат, и потому поиск давал сбой. По местной сети можно было звонить, но с небольшими шансами на успех: связь то появлялась, то исчезала, пульсируя с частотой биения сердца. Это, наверное, тоже что-то значило – но мне сейчас не было дела до прикладной философии, меня волновал способ поговорить с кем-то, кому я мог доверять. Вызвать Рэя? Но разговор прервется на первой, максимум второй секунде. Что же делать?

– Просыпаться, – раздался бесплотный голос щенка. Через мгновение появился он сам – движением на стене, легким сияющим контуром. Я не успел ни отшатнуться, ни удивиться: щенок вцепился мне в руку и прокусил предплечье до кости. Потекла кровь, окрасив рисунок алым. В голове вспыхнула боль, разгоняя сонные чары, сжигая нити, которые протянула во мне Изнанка. Я увидел реальный мир, накрытый огненной пеленой, и живую Гертруду возле постели Марка.

Щенок исчез. Я медленно выдохнул сквозь зубы, прогоняя огонь и боль. Рана затягивалась, мир обретал привычные краски. Браслет верещал, сигнализируя о шквале задержанных писем и непринятых вызовов. Стау пытался меня найти, пока я бродил по Изнанке – хоть бы сейчас он еще был в сети!

Я надиктовал сообщение. Стау почти сразу ответил: лаконичное «жду» и номера трех обратных билетов, в дополнение к моему. Я мог улететь и взять с собой трех пленников Города; этого было мало – но все равно больше, чем ничего.

Потом я позвонил Рэю. Едва рассвело, но он отозвался и пообещал прибыть в течение часа. Я дал отбой и отправился посмотреть, как там Гертруда. Она ждала меня в спальне, бледная, измученная, но полная решимости идти до конца. На ней был свитер, свободные брюки и туфли без каблука; я тихо порадовался, что со мной она, а не кто-то из типичных киношных красоток.

– Нас заберут. Минут через сорок. Надеюсь, за это время ничего не случится.

Она кивнула, принимая и добрую весть, и мои опасения:

– Надо собрать Марка. Поможете?

С трудом, но мы его одели – как куклу. Я порылся в аптечке, рассовал по карманам лекарства: они поддержат его какое-то время, а дальше дело врачей. Гертруда, ворошащая одежду в шкафу, ойкнула и показала на стену – отделка крошилась, по бледно-золотому узору ползли трещины. Дом ветшал на глазах: покрывалось пылью стекло, тускнел металл, выцветали краски. Город вычеркивал нас из своей реальности – оставалось только надеяться, что Рэй прилетит раньше, чем обвалятся стены и крыша.

Мы перебрались ближе к выходу. Двадцать минут, и браслет засигналил: Рэй прибыл, нас уже ничего не держало.

Он присвистнул, увидев похожую на призрак Гертруду и тело у меня на руках. Устроил Марка на заднем сиденье, рядом с женой, перенастроил защиту. Я уселся вперед и приготовился объяснять, что и как, но он лишь покачал головой:

– Не хочу ничего знать. Просто скажи, куда вас везти?

– В космопорт. Так быстро, как сможешь.

Рэй кивнул, поднял мобиль в воздух. Понеслись крыши, дороги, тронутые осенним золотом кроны – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Мелькнула темная лента Аменге, зелень садов на окраинах, потянулись неубранные поля… Город нас выпустил.

На космодроме я вызвал дежурного, попросил Рэя чуть подождать. Ближайший рейс с Терры был через час, уже шла посадка. Охрану и медсестру предоставили без проволочек – Стау позаботился не только о билетах. Я смотрел, как крепкие парни в камуфляже уводят Гертруду и Марка на регистрацию, и в голове билась мысль о Тони. Могу ли я хоть что-то для него сделать?

Рэй ждал. Он не удивился просьбе вернуться в Город.

– Летим, – только и сказал он. – Надеюсь, ты знаешь, то делаешь.

Что делать, я знал, но не представлял, как искать Тони. Нас спасло то, что на Терре гостят редко, каждый новый человек – событие. Поговорив со своими, Рэй нашел пилота, который забирал Тони из космопорта и отвозил в новый дом.

Тони уезжать не хотел. Пришлось его вырубить, чтобы не спорил, покидать в мобиль кое-какие вещи и взлетать на второй космической: едва мы собрались, стены начали рушиться, выбегать пришлось под звон стекла и грохот падающих панелей.

На шаттл, конечно, мы не успели. По графику он должен был уже начинать стыковку, но следующий ждать не пришлось – Стау задержал рейс, когда узнал, что я опаздываю. Ему звонила Гертруда; Тони, еще без чувств, составил Марку компанию в медицинском боксе.

Мы с ней сидели вдвоем, дожидаясь выхода на орбиту. Говорить не хотелось, разве что – позже, когда я закончу отчет для Стау, а она передаст Марка бригаде реанимации и убедится, что с ним все хорошо.

На экранах сияла Терра, становясь все дальше и безопаснее. За пеленой облаков скрывались огни Города, убивающего своих творцов и детей, дарящего вечную жизнь – по своему образу и подобию.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Отредактировано - Коша 08 Дек 2014 20:19:05

Хроник.

Отредактировано - Автор конкурсного рассказа 10 Ноябр 2014 07:53:09

Хроник.

Отредактировано - Автор конкурсного рассказа 11 Ноябр 2014 15:55:28

Должен - значит могу!

Истинная любовь - состояние, несовместимое с жизнью.

мммм... а не Шекли? "Город - мечта, да ноги из плоти", если не ошибаюсь

Истинная любовь - состояние, несовместимое с жизнью.

Должен - значит могу!